Об альтернативном знании

Родился в 1978 году в Москве. Программист, публицист, блоггер, автор живого журнала lex-kravetski.lj.ru

Взять вот, например, образование. Точнее, подход к образованию. Если прослеживать тенденции с самой древности до наших дней, то получится примерно такая картина.

Сначала, разумеется, концепции образования не было вообще. Люди учились друг у друга, но только потому, что это вообще свойство достаточного развитого мозга — обучаться на опыте. Если мозг ещё не особо развит, то на своём, а если критический момент преодолён, то и на чужом тоже.

В какой-то момент кто-то заметил, что если не ждать, пока оно само, а целенаправленно кого-то чему-то обучить, то процесс пойдёт быстрее. Поэтому наиболее продвинутые начали учить наиболее симпатичных им из своего окружения, с целью превратить тех в своих помощников.

Несколько позже идея расширилась от практической пользы до самоценности. Так, целый ряд образованных граждан Древней Греции учил желающих учиться просто потому, что знания — это круто и их надо преумножать. Про практическую пользу, разумеется, тоже не забывали, даже временами брали плату за обучение, но изрядную часть мотивации к обучению других всё-таки составляла и означенная самоценность знания.

Ясное дело, концепция образования в какой-то момент попалась на глаза правителям, и они, разумеется, решили как-то упорядочить процесс, а не отдавать его на откуп каким-то мутным философам, как это было ранее. Поскольку сие происходило в районе Средневековья, упорядочение было произведено с характерной для тех времён элитаристской брутальностью. А именно: если ты аристократ там или священнослужитель — ОК, учись, церковь тебе в помощь. Если же ты крестьянин, то паши и не чирикай. Зачем тебе читать книжки, если ты всё равно до скончания веков будешь ходить за плугом? Образование, таким образом, стало более регулярным, но не для всех, а только для тех, кто удачно родился.

Ещё позже возникло новое течение — в связи с тем, что феодальная аристократия начала сильно «подзаколёбывать» нарождающуюся тогда буржуазию. Поэтому идея снова была проапгрейжена. Образование снова стали давать желающим, но централизацию институтов сохранили. Не то чтобы они все напрямую принадлежали государству, но таки находились под его опекой или же под опекой церкви. И если у кого-то было достаточно денег, чтобы это дело оплатить, либо же он был беден, но ловок и кого-то убедил в своей крайней полезности в образованном виде, то образование ему давалось, аристократ он или нет. Впрочем, на древнегреческом этапе дело обстояло похожим образом, хотя и с ощутимо меньшей степенью централизации.

Через некоторое время правители стали понимать, что на данном историческом отрезке уже вполне осмысленно давать образование всем — хотя бы базовое. И государство, таким образом, стало как бы обязанным это обеспечивать. Если же кто-то хотел образование выше базового — тут как раньше. Плати или убеждай.

По мере внедрения социализма идея вышла на следующий этап: государство (то есть общество) должно помочь каждому получить как можно лучшее образование. Ибо знание, как считали уже древнегреческие философы, таки самоценно. Неважно, в какой семье ты родился, — право имеешь, достоин, получишь, только будь прилежен в учёбе.

В те времена грезилось, что в светлом будущем, которое уже вот-вот наступит, высокообразованными станут вообще все. У общества будут на то средства, а у каждого его отдельного члена — к тому мотивация. При помощи продвинутых методов знания будут заливать в головы всех и каждого прямо-таки вёдрами, а использование этих знаний, а также их преумножение станет всеми признанным ключевым элементом смысла жизни.

Но глумливая история нашла способ пошутить над человечеством. Вместо вёдер знаний, без счёта разливаемых в готовые к тому умы, она снабдила идею образования настолько отличным дополнением, что, расскажи кому о таком раньше, — только посмеялся бы. А именно: незнание по многочисленным просьбам граждан было признано «альтернативным знанием». Таким образом, учёный и самый последний раздолбай становились автоматически равными относительно знаний.

Надо отметить, что тенденции в развитии идеи образования действительно каждый раз усиливали равенство людей относительно знаний — ведь с каждым разом всё большему количеству людей было можно стать знающими. Даже в эпоху Средневековья, когда целые классы людей были фактически лишены права получать образование, другие классы его всё больше и больше получали. В эпоху же социализма для получения образования от каждого требовалась лишь минимальная трудоспособность.

Всё дело шло к равенству в знаниях, но мало кто мог догадаться, что его установят чисто терминологически, полностью отказавшись тем самым от содержания. Ведь цель-то была в том, чтобы сделать всех знающими, а не в том, чтобы всех таковыми назвать, подменив определение термина «знание».

Геометрия, матанализ, биология, физика, лингвистика или любая другая наука, умение играть на музыкальных инструментах, прокладывать водопровод или строить космические корабли — вот об этих знаниях шла речь на протяжении всего процесса. Именно понимание всех этих областей, именно такие умения предлагалось обеспечить каждому человеку на планете. И лишь на последнем этапе вместо всего этого было предложено считать незнающих и неумеющих равными знающим и умеющим в смысле знаний и умений. Всего лишь при помощи приставки «альтернативный», а не при помощи строительства школ и университетов, разработки методики преподавания и способов мотивации к получению знаний, проблема как бы была разрешена.

Теперь любой балбес может считать себя «альтернативным академиком», не умеющий петь — «альтернативным вокалистом», не знающий истории — «альтернативным историком», и разве что безработный ещё не окончательно стал «альтернативно занятым»: хотя при толерантном варианте капитализма пособие уже раздают, но всё ещё требуют при этом соглашаться на работу, если предложение от службы занятости появится.

В школах, вместо того чтобы искать способы заинтересовать детей в предмете, всё более охотно соглашаются с их нежеланием учиться. Ведь если раньше знание считалось настолько ценным, что допускало некоторое принуждение к усилиям в его получении, то сейчас оно практически уравнено с незнанием, а потому любая, даже самая мягкая попытка мотивировать стала выглядеть как ничем не обоснованное принуждение. Право слово, как можно упрекать не желающего учиться, если его умение раскачиваться на стуле ничем не хуже умения спроектировать гидроэлектростанцию?

Многие думают, что это к человечеству пришла толерантность. Но нет, под её маской пришло лицемерие. Практика цивилизованного общества всё равно требует знаний — об этом только лишь стало «нетолерантным» упоминать. Знающий в среднем всё равно будет в лучшем положении как с точки зрения материальной обеспеченности, так и в плане своей внутренней жизни, просто из соображений толерантности полагается говорить обратное: «у каждого свой метод», «у каждого своё счастье», «у каждого свой талант».

Означенный «талант» в первоначальном смысле этого слова — весовая единица. И на примере этой метафоры становится понятна вся абсурдность подхода: нет смысла в индивидуальных единицах массы, смысл как раз в том, что они у всех одинаковые. Более того, в этих единицах массы зачастую измерялась масса имеющегося в наличии золота. Стал бы кто-нибудь утверждать, что отсутствующее у человека золото — это золото «альтернативное»? Или что дорожная пыль той же массы, что и золото, ничем его не хуже?

По сути, такой подход, используемый и в других областях тоже, — это лишь сокрытие проблемы. Это отказ от её решения, а вовсе не «альтернативное решение», как бы того ни хотелось маркетологам от социологии. Оттого, что больного начнут называть здоровым, он не станет реально здоровым. Если у каждого человека не развивать реальный талант, то «талант» не иметь таланта не будет ему альтернативой — ровно так же, как пустота не является альтернативным золотом.