Франция без гламура – 3

За блестящим глянцевым фасадом туристских районов Парижа скрывается мир бездомных, хаоса и неразберихи

Париж. Я живу в дешёвой гостинице класса «хостель», похожей как две капли воды на какую-нибудь гостиницу для командировочных где-нибудь в райцентре времён СССР. С кроватями в два яруса в номерах, как в солдатской казарме, общий туалет и душ в коридоре. С такой же авторитарной деревенской тёткой (арабского происхождения) в качестве управляющей, которая «держит в кулаке» всех приезжающих. В 10.30 начинается уборка комнат. Всех посетителей изгоняют из номеров, как собак, на улицу, до 14.00. Чтобы не путались под ногами у уборщиц. Но для Парижа здесь дёшево – всего 26,5 евро, в цену включен и простенький завтрак.

Бездомные в Париже

Гостиничный сервис в Париже оказался очень суров. Несколько раз меня, как и других туристов, перебрасывают из одного номера в другой – какая-то группа вдруг зарезервировала через Интернет, как меня информируют, целый 4-местный номер. Ощущение такое, что пьяная дворничиха переметает туристов метлой как мусор, из одного угла в другой. Я хоть говорю на французском и могу понять, что к чему. Но большинство туристов - молодые иностранцы, не говорящие по-французски. Некоторые не понимают ни слова и по-английски.

Один из дежурных администраторов объяснил мне:

- У нас тут бардак.

Я регулярно доплачиваю на пару дней вперёд. Иду утром доплачивать в очередной раз, когда вдруг мне говорят:

- Всё, выметайтесь с вещами, срочно! Чтобы в 10.30 вас уже не было!

- А в чём проблема?

- У нас все номера в гостинице уже зарезервировали по Интернету. И места для вас больше нет, и завтра, думаю, тоже не будет. Попытайте счастья в аналогичном заведении за углом.

Там тоже «мест нет и не будет», как это говорили в гостиницах во времена СССР. И так же понуро, как и командировочные времён СССР, ждут контрольное время, то есть 14.00 часов, какие-то молодые японцы: «а вдруг тогда что-то появится». И в третьем «хостеле» тоже самое. Есть, конечно, заведения классом выше, 60-80 евро за ночь. Но это – месячная зарплата трудящихся в украинской глубинке, мне этих денег жалко.

Великолепный коридор в Комеди Франсэз

В Париже дефицит гостиниц. Я задавал французам вопросы:

- А частный сектор? Почему в разгар кризиса у вас, даже в Версале или на вокзалах, никто не приглашает переночевать к себе домой, с табличками за груди «Сдаю угол»? Как это было у нас даже в самые благополучные советские времена? И почему домашние пирожки с тележек не продают, ведь у вас страшный кризис?

- А вы думаете, им это разрешат сделать?

У меня нет желания переплачивать алчным акулам парижского гостиничного бизнеса, тем более, что я хорошо знаю, как стать на эту ночь бомжом и вообще ничего никому не платить.

Знаменитый анархист Равашоль, мститель за бедных, гильотинирован 11 июля 1892 г, умер со словами Да здравствует революция!

Во Франции молодёжь много путешествует и летом она ночует тысячами на улицах в спальниках. Средний класс предпочитает дешёвые кемпинги на море, куда приезжают семьями на машинах со своими палатками и спальниками. При этом близлежащие гостиницы, рассчитанные на залётных «жирных котов», стоят полупустые даже в августе. В стране принят специальный кодекс туриста, согласно которому они имеют право смело ставить свою палатку на ночлег везде, в том числе и на частной земле. Но в конце мая в Париже в этом году было аномально холодно, 6-8 градусов с дождём и ветром. И я решил переночевать непременно в тепле.

В конце 90-х всё было проще. Для тысяч приехавших в Париж русских воротами в него являлась огромная ночлежка для бездомных на улице Шарля Фурье. Вечером приходили. Чем-то кормили, если не опаздывал к ужину. Мордовороты у входа и внутри поддерживали железный порядок. При малейшей попытке скандала драчунов изгоняли на улицу. Ночевали в огромных залах с койками в два яруса. В семь утра подъём, снова кормили. В восемь утра с вещами - на выход. Документы не спрашивали. На следующий вечер повторялось то же, свободные места в этой ночлежке в Париже, в отличие от Брюсселя, были всегда. Внутри были туалеты, душевые, и даже ренгенкабинет, где можно провериться на туберкулёз. Ночлежка была тогда полна нелегальными мигрантами, в массе своей молодыми и здоровыми мужиками, «на которых пахать можно». Надписи внутреннего распорядка были на французском и на польском. Огромные массы «голосующие ногами» поляков там наглядно демонстрировали собой «успехи» пресловутых польских реформ и шоковой терапии.

Французы рассказывают, что лет 40 назад нищих и бездомных в стране почти не было, как и в СССР. Сегодня они в ужасе утверждают, что так не может дальше продолжаться. В частных беседах со мной упоминают о грядущей революции, хотя французские СМИ тщательно избегают этого слова применительно к будущему их страны.

Сегодня Францию захлестнули как волны миграции, так и множество «отечественных» бомжей. Телефон срочной помощи бездомным «115» перегружен, дозвониться по нему невозможно. Ночлежка на улице Шарль Фурье ныне забита под завязку и «залётных» больше не принимает. Другая ночлежка, около метро Клигнанкур, тоже перегружена. Но некоторые бездомные, которые не могут туда попасть, идут в регистратуру скорой помощи расположенного неподалеку госпиталя Бишат, где им разрешают подремать в тепле на стуле до шести утра. Есть, конечно, и классический парижский вариант на зимний сезон – метро. Его и выбираю.

Тяжелые вещи кладу в автоматическую камеру хранения при моей гостинице, оставляют себе маленький свёрток со спальником и мягкими вещами - подложить под спальник, чтобы было мягче лежать на бетоне. С утра иду смотреть великий Париж, в середине дня Лувр. А вечером - в расположенный рядом знаменитый театр Комеди Франсез (французская комедия). Там, как всегда, аншлаг, все места заняты, много хорошо одетой буржуазной интеллигенции. Публика попроще – на галёрке. Контраст между роскошью театра, его обстановкой, изысканной публикой, и тем, как я проведу эту ночь, ошеломляющий.

После спектакля, в начале двенадцатого ночи, спускаюсь в метро. На входе дежурной уже нет – в рамках программы «правительственной экономии» вечернюю смену сократили, летучего контроля внутри в эти часы тоже не бывает. Поэтому прыгаю через турникет, как это делают в это время очень многие французы. Да и вообще, в этот вечер я уже бомж - какой с меня вообще спрос? Еду на станцию «Площадь Италии», где, по слухам, самое место таким, как я. Так и оказалось, там уже дремало несколько человек.

Заснул. В полночь меня трясут, кто-то из социальной помощи:

- Мсье, нужна помощь?

- Да вроде как бы нет, надо вздремнуть до утра, сегодня вечером приключилась невезуха с ночлегом.

- О, тогда вам как раз с нами. Пойдёмте!

Наверху автобус, куда социальная служба собирает бомжей с этого микрорайона. Нас десятка два, всех, кроме меня, они знают. Предлагают бутерброды, все жадно их хватают. Везут ночевать в район Нантера, на окраине Парижа, далеко. Там, подальше от центра города, где толкутся туристы, был отстроен огромный новый комплекс для обслуживания огромной массы парижских бомжей. Размеры его потрясают, пока ещё он функционирует на небольшую часть своих возможностей, с перспективой значительного расширения работы.

Порядок следующий. Выходим с автобуса. Сдаём багаж, у кого он есть, в камеру хранения. Мордовороты на входе в спальный корпус, проверка на входе через металлоискатель, чтобы не пронесли холодное оружие. Камеры на несколько коек, тепло, все спят в одежде. Кровати, покрыты дермантином. Нам дают две одноразовых простыни из какой-то то ли бумаги, то ли синтетики. Чтобы утром можно было продезинфицировать и не оставалось вшей. Обязательного подъёма в семь утра, в отличие от порядков аналогичного заведения на улице Шарль Фурье, нет. Утром кормят. Можно пойти в душ, побриться в умывальнике. В фиксированное время утром автобус отвозит бомжей обратно в Париж. Кто проспал, тех предупреждают:

- Мсье, по бланку о «принятии вас на обслуживание» вы можете самостоятельно весь день ездить по Парижу на метро и электричках бесплатно.

Бросается в глаза разительное различие между массой посетителей ночлежек в конце 90-х и сегодня. Если раньше это были здоровые мужики, готовы грызть железо, чтобы как-то подработать во Франции, то сегодня - опустившие дохляки, на всё махнувшие рукой. Когда-то основную массу составляли белые выходцы из совершенно разорённой Восточной Европы и арабских стран Магриба. Сейчас очень большой процент - негры, много коренных французов. Очень заметно, что многие психически не вполне здоровы. При СССР некоторых из них определили бы в психиатрическую лечебницу закрытого типа, но в рамках демократии такого рода вещи характеризуются как «карательная психиатрия» в тоталитарных режимах.

Прямо после этого блеска Комеди Франсэз мне предстояло пойти ночевать в метро как бомжу

Я напомню, как проблема бомжей решалась во времена СССР, со слов одного из них. Достаточно было зайти в райком партии, и сказать: «Я бомж, документов нет, надоело скитаться, сделайте что-нибудь, помогите». И вопрос быстро решался. Куда-то кому-то звонили, пристраивали в колхозы, или как-то иначе, выправляли документы. Если не получалось - можно было зайти в соседний райком. В СССР не было огромных затрат какие-то программы их адаптации, на ночлежки, бараки, одноразовые простыни, персонал, автобусы. И бомжи существовали, особенно после войны. Но в 70-е и 80-е годы они стали большой редкостью.

Аналогично решали и вопросы цыган. Причём, в странах Восточной Европы, где они составляют огромный процент - более удачно, чем у нас. Наших туристов в Чехословакии больше всего поражало, что все цыгане там работали. Кто-то чистильщиками обуви, а кто-то в фольклорных ансамблях в дорогих ресторанах. И там не было никаких затратных программ, разве что квартиру могли дать многодетной семье. Сегодня улицы Парижа просто кишат бездомными цыганами из разоренных стран.

На следующий день в контрольное время начала заселения, 14.00, я снова вселился в свою недорогую гостиницу. Вопреки предсказанию, что мест у них не будет. Меня снова определили в мою бывшую комнату, №22. Лёг на свою бывшую койку, которую оставил прошлой ночью. Кто-то переночевал на ней этой ночью или просто хитрая компьютеризированная система бронирования дала сбой?

В Париже, действительно, царит бардак.