Посещая в марте Москву во время своего первого зарубежного визита в качестве нового председателя КНР, Си Цзиньпин заявил своему коллеге Владимиру Путину, что Пекин и Москва должны «решительно поддерживать друг друга в усилиях по защите национального суверенитета, безопасности и интересов развития». Он также пообещал «тесное взаимодействие в международных региональных делах». Путин в ответ заявил, что «стратегическое партнерство между нами имеет огромное значение» в двустороннем и международном плане. Возможно, своими речами на встрече в верхах лидеры двух стран несколько опережают действительность в ряде областей, однако американцам следует внимательно проанализировать российско-китайские отношения, их последствия для Соединенных Штатов и наши варианты ответных действий.

Саммит Владимира Путина и Си Цзиньпина не привлек к себе особого внимания в официальных вашингтонских кругах и в средствах массовой информации, и такая небрежность может очень дорого обойтись Америке. Сегодня у Москвы и Пекина есть пространство для маневра и тот фундамент взаимного сотрудничества, который может нанести вред американским интересам.

Если говорить конкретно, то две страны могут пойти одним из двух возможных курсов. Первый – это создание и поддержание неофициального альянса с целью противодействия американскому влиянию, в котором они видят угрозу своим жизненно важным интересам. Этот путь труден, учитывая конкурирующие интересы, отягощавшие отношения между Россией и Китаем в прошлом. Тем не менее,  в истории случались и более странные вещи, когда две страны сталкивались с аналогичными вызовами. Но есть и другой курс. Две страны могут начать «дипломатию треугольника», похожую на стратегию Никсона/Киссинджера из 1970-х годов. При таком сценарии Москва и Пекин могут грозить Вашингтону перспективой создания двустороннего альянса или заключением какого-то временного соглашения о сотрудничестве, чтобы оказывать на него давление и ставить Соединенные Штаты в невыгодное положение в переговорном процессе.



Пока российско-китайские связи больше всего похожи на непреднамеренное последствие американской политики, направленной на достижение иных целей. Думать о непреднамеренных последствиях во внешней политике американским руководителям всегда было непросто, особенно с окончанием холодной войны, когда демократическое и гуманитарное триумфаторство превратилось в форму политкорректности как среди республиканцев, так и среди демократов. Войны в Ираке и Афганистане заставили Америку со временем провести весьма скромный самокритичный анализ своих действий; однако воодушевление от арабской весны и внешнее давление Британии и Франции с их интервенционистскими позывами, особенно в отношении Ливии и Сирии, свели на нет столь необходимое исследование того, что работает, а что нет в американской внешней политике.

Поражает то, что некоторые европейские страны, неспособные проводить хотя бы мало-мальски здравую экономическую политику и эффективно интегрировать в свое общество быстро растущее население иммигрантов, выработали в себе непреодолимое стремление рекламировать Европу перед остальным миром как образец и пример для подражания – если, конечно, Соединенные Штаты обеспечат им мускульную силу. Принимая во внимание их собственную историю, весьма любопытно наблюдать за тем, как эти европейцы отказываются признавать все более очевидное возрождение в мире традиционной политики с позиции силы, нанося ущерб собственной концепции мира, достигаемого методами социальной инженерии и демократии.

На самом деле, будущее сейчас во многом напоминает прошлое с его соперничающими центрами силы и конфликтующими ценностями. Как пишет историк Кристофер Кларк (Christopher Clark) в своей авторитетной работе о причинах Первой мировой войны, «после окончания холодной войны система глобальной двухполюсной стабильности уступила место более сложной и непредсказуемой расстановке сил, в которую оказались включенными приходящие в упадок империи и усиливающиеся державы. Такое положение дел вызывает сравнения с Европой 1914 года». Столь мрачное сравнение может показаться чрезмерным, ибо нет никаких веских оснований полагать, что нынешняя многополярная неразбериха может снова произвести на свет два аморфных альянса или два временных блока, которые будут все больше конфликтовать друг с другом.



Общепринятая точка зрения в США практически не допускает возможности глобальной перегруппировки сил, которую уже привели в действие Китай и Россия, ощущающие, что американская и европейская политика им угрожает, а также не играющие никакой роли в мировой системе, созданной Западом. Каковы бы ни были шансы на создание прочного союза между двумя этими странами на основе их стратегических интересов и ценностей, даже временная договоренность тактического характера может оказать огромное и долговременное влияние на мировую политику. Вспомните недолговечный Пакт Молотова-Риббентропа, который менее чем за два года  произвел самое драматическое воздействие на мир накануне Второй мировой войны. Вряд ли кто-то в Лондоне или Париже может представить себе дипломатические события такого рода.

Да, настоящему российско-китайскому альянсу мешает очень многое: многолетнее взаимное недоверие; сочетание из китайского чувства превосходства и российской имперской ностальгии; снижение китайских потребностей в российской технике, включая вооружения; опасения России по поводу существенных китайских капиталовложений в освоение сибирских месторождений энергоресурсов; а также тот факт, что в конечном итоге Китаю и России от США и ЕС нужно гораздо больше, чем друг от друга.

И тем не менее, китайские и российские руководители будут соизмерять эти очень важные разногласия с основополагающими общими интересами Пекина и Москвы. Прежде всего, у обоих государств имеются проблемы легитимности их власти, поскольку они сталкиваются с серьезными вызовами со стороны неспокойных этнических и религиозных меньшинств. Соответственно, они очень болезненно относятся к внешнему влиянию на их политические системы. Кроме того, надо помнить следующее: то, что американские и европейские политики считают благородными усилиями по продвижению свободы и демократии, китайским и российским лидерам кажется враждебной попыткой свержения их власти. Иностранные указания по государственному управлению странам с другой историей, традициями и обстоятельствами редко находят положительный отклик, особенно у гордых и крупных держав.


Во-вторых,  хотя российские лидеры сыграли важнейшую роль в разрушении Советского Союза, Запад считает Россию наследницей политики и целей СССР. Поэтому НАТО проводит политику расширения, включив в свой состав не только бывшие страны-члены Варшавского договора, но и три прибалтийские республики. Кроме того,  Североатлантический альянс заявил о намерении принять в свой состав Украину и Грузию. В целом, почти в каждом споре между Россией и бывшими советскими республиками, причем даже с авторитарной и репрессивной Белоруссией, Соединенные Штаты и Евросоюз неизменно занимают сторону противников Москвы. Это создает впечатление, что спустя много лет после окончания холодной войны высший приоритет Запада заключается не просто в сдерживании России, но и в ее преобразовании.

Точно так же Соединенные Штаты поддерживают соседей Китай почти во всех спорах с этой страной, включая территориальные. Такую поддержку они оказывают не только традиционным союзникам Америки типа Японии и Филиппин, но и Вьетнаму, который ничуть не демократичнее Китая и представляет весьма болезненный эпизод в американской истории. Привязка администрации Обамы к Азии хоть и слаба по сути, но она способствует возникновению у Китая ощущения того, что он попадает во враждебную осаду. С точки зрения Америки, это вполне разумные действия, так как многие азиатские страны приветствуют такую привязку. Но Пекин, как и ожидалось, видит в этом угрозу. Поэтому неудивительно, что во время двухдневного саммита президента Обамы и Си Цзиньпина в городе Ранчо Мираж в Калифорнии китайский руководитель придерживался позитивного настроя, однако отказывался от уступок по важным вопросам, которые в настоящее время разделяют две страны.

Китай и Россия хотят оторваться от политики «двойного сдерживания», как она видится многим в обеих странах; и кроме того, они хотят перестроить мировую политическую и экономическую систему, созданную Соединенными Штатами и Западом для собственного блага, как считают в Москве и Пекине. Слыша о том, что они должны стать «ответственными заинтересованными сторонами» и поддерживать решения, принимаемые в Вашингтоне и Брюсселе, видя, что Всемирный банк и Международный валютный фонд действуют в основном  как инструменты западной политики, а также  ощущая, как США и ЕС регулярно управляют мировой финансовой системой в целях продвижения собственных интересов, российские и китайские лидеры сразу приходят  к выводу, что их страны хотят поставить в невыгодное положение. Но важнее другое. Все это усиливает их желание перекроить международные правила, приведя их в соответствие со своей силой и устремлениями. Эти настроения разделяют многие региональные державы, находящиеся на подъеме.



Неудивительно, что ведущий российский комментатор Андраник Мигранян задает риторический вопрос о том, может ли вопреки многим общим интересам России и Америки возникнуть «большее сближение российских и китайских интересов по вопросам сдерживания высокомерной и односторонней внешней политики Вашингтона, который пытается господствовать во всем мире».

Аналогичная обеспокоенность прослеживается в Пекине и Москве, когда Соединенные Штаты начинают подталкивать их по сложным и острым вопросам, таким как Сирия, Иран и Северная Корея. Конечно, подталкивание это правильный курс для Вашингтона. Соединенные Штаты нуждаются в их помощи по указанным вопросам, а у Китая с Россией есть собственные тревоги и обеспокоенности по поводу этих стран. Но они не всегда дотягивают до уровня тревог и обеспокоенностей Америки, и кроме того, у этих стран есть и другие важные приоритеты, которые они должны принимать во внимание. Соответственно, им не очень-то комфортно, когда они чувствуют, как их впрягают в ярмо американских интересов, особенно если они не наблюдают особых усилий со стороны  Вашингтона по налаживанию подлинного взаимодействия со взаимными уступками и компромиссами, или по учету их интересов в этих неспокойных странах.

Похоже, многие в Вашингтоне считают, что несмотря на недовольство и амбиции китайских и российских творцов политики, они в любом случае не захотят раскачивать лодку своих отношений с Соединенными Штатами и Евросоюзом. Евросоюз это торговый партнер Китая номер один, а Соединенные Штаты номер два. У России в этом плане номер девятый. Соответственно, Евросоюз для России это главный торговый партнер, а Китай находится на втором месте с большим отставанием. Соединенные Штаты в российском списке стоят на четвертом месте, после Украины. Китай с Россией также очень заинтересованы в стабильности евро и особенно доллара, так как значительная часть их валютных резервов хранится в центробанках именно в этих валютах. А поскольку Китаю принадлежит большая часть американского долга, Пекин крайне заинтересован в платежеспособности Америки.


Но несмотря на столь тесные экономические связи, история показывает, что взаимозависимость в экономике имеет серьезные ограничения в предотвращении международных конфликтов. На самом деле, экономическая взаимозависимость США и Японии лишь способствовала росту напряженности между двумя странами перед Второй мировой войной. Точно так же перед Первой мировой войной Британия и Германия  были друг для друга основными торговыми партнерами. Россия и Германия были тесно связаны и сплетены экономически, но это не помешало им пойти друг на друга войной в 1914 году. Такая же ситуация была и до нападения Германии на СССР в июне 1941 года. Решения о развязывании войн в этих двух случаях наглядно свидетельствуют о том, что экономические интересы могут быть очень быстро подчинены интересам национальной безопасности и внутриполитическим приоритетам, когда разногласия достигают точки кипения.

Вот почему неправильно предполагать, будто Вашингтон и Брюссель могут и дальше задавать глобальную повестку и принимать решения о международных акциях. Китай и Россия согласны с Соединенными Штатами и Евросоюзом в том, что будет лучше, если Иран и Северная Корея откажутся от ядерного оружия, а талибы не придут к власти в Афганистане. С точки зрения Москвы и Пекина, эти общие интересы вторичны, если сравнивать их с усилиями двух стран по сохранению своего влияния в Центральной и Восточной Азии, и особенно с их стремлением сохранить стабильность у себя дома.

Заглядывая в будущее, мы не можем точно предугадать последствия российско-китайского альянса, если таковой возникнет. Среди прочего, результаты такого союза будут зависеть от его прочности и долговечности, от серьезности конфликта интересов, разводящего Пекин и Москву врозь, а также от силы давления со стороны  США и их союзников, которая будет заставлять их идти на сближение друг с другом. Но холодная война закончилась не так уж и давно, чтобы американцы могли забыть поляризованный мир, ведущий в дипломатический тупик или и того хуже.



Что касается Ирана, представьте себе такую ситуацию, когда Китай и Россия после американского или израильского нападения на эту страну предлагают Тегерану гарантии безопасности или обещают восстановить его ядерную инфраструктуру. В Сирии мы уже видим результаты того, что Россия встала на противоположную сторону, а Китай занял выжидательную позицию. Или представьте, как китайцы помогают партизанам на Филиппинах, а Кремль поощряет русскоязычные меньшинства в Латвии и Эстонии. Если отношения США с Россией и Китаем ухудшатся, такие кошмары нельзя будет исключать.

Россия и особенно Китай уже настойчиво и уверенно наращивают и модернизируют свой военный потенциал. Пока Вашингтон отвечает на это весьма сдержанно и осторожно, дабы не создавать видимость чрезмерной реакции. Но представьте, что может случиться, если армии двух стран будут и дальше укрепляться, совершая маневры по всему миру, особенно во взаимодействии  друг с другом. Вряд ли между Западом и этими двумя сверхдержавами возникнет война. Но произойдет усиление напряженности и конфликтных ситуаций, возникнут новые горячие точки а ля Сирия. Вражда между великими державами серьезно осложнит международные усилия по урегулированию кризисов. В этих условиях международная жизнь станет тревожной, а то и откровенно опасной. Возникнет риск просчета, давления в условиях эскалации напряженности и ощущение кризиса. Для надежд Америки на процветание появятся весьма неприятные последствия.

Мир, в котором действует российско-китайский альянс или даже дипломатический треугольник с его играми ни в коей мере не является неизбежностью. Но такой риск существует, и Запад должен гораздо лучше понимать это. Более того, чтобы снизить вероятность такой ситуации, не надо идти ни на капитуляцию, ни на умиротворение. У США, Европы, Японии, Южной Кореи и многих других союзнических и дружественных стран во всем мире достаточно власти и влияния, чтобы отбить у лидеров Китая и России охоту и стремление отложить в сторону собственные конфликты ради создания неблагоприятных условий для США и Запада. Но проводя жесткую, и вместе с тем благоразумную и реалистичную внешнюю политику, Америка должна анализировать и учитывать интересы других держав в целях снижения риска возникновения противовеса своей политике в виде противоборствующей глобальной коалиции. Таким образом,  при проведении своей внешней политики США следует уделять больше внимания тем преимуществам, которые дает сотрудничество с Россией и Китаем, а также принимать к сведению их основополагающие интересы. Очевидно, что американские лидеры должны стоять на своем в вопросах национальных интересах. Но они должны также думать и о развитии сотрудничества с Россией и Китаем. Такое сотрудничество не является наградой за хорошее поведение. Это оптимальный и, пожалуй, единственный способ для ослабления кризисов и выхода из патовых ситуаций в международной политике. Кроме того,  это также фундаментальный национальный интерес Америки.

Лесли Гелб – почетный президент Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations). Ранее он занимал высокие посты в Госдепартаменте и Министерстве обороны, а также работал обозревателем New York Times. Он также является  членом консультативного совета The National Interest. Дмитрий Саймс – президент Центра за национальный интерес (Center for the National Interest) и издатель The National Interest.