Франция без гламура

Франция без гламура

Александр Сивов

Часть 1

Реальная жизнь в этой стране сильно отличается от той, которую видят российские туристы






Ограниченность туристского обмена при СССР по политическим мотивам, а в нынешней России по экономическим (по оценкам российских экспертов, сегодня менее 10% жителей России бывают за рубежом), а также слабое знание языков, породили множество причудливых мифов о загранице. В том числе о Франции, где я в жил и работал в конце 90-х, и куда недавно съездил вновь. Напомню некоторые из этих мифов.

Там чистые туалеты, «в которых можно чуть ли не спать». Помню, как журнал «Огонёк» во времена перестройки подробно описывал, какой ужас якобы вызывает у приезжавших в СССР туристов наша туалетная бумага, якобы ну совсем уж непригодная, чтобы их благородные задницы подтирать.
Все там хорошо работают, как на себя, так и на «хозяина».

На предприятиях, управляемых хозяином, нет ни «несунов», ни прогульщиков, ни бракоделов.
Супертехнологии и высокий уровень производства. Мой отец всё время вспоминает телепередачу ещё советского времени, что при доении коров во Франции где-то использовали компьютеры.

Ухоженные дома, чистота и порядок на улицах, которые несколько портят «понаехавшие».
Законопослушность жителей, сверяющих каждый свой шаг с законодательством.

Права человека, гуманизм, отсутствие политических репрессий…

В реальности все выглядит иначе.

Туалеты на Западе чисты только там, куда мало кто ходит. На гудящих от тысяч отъезжающих вокзалах Италии (из-за стоимости билетов в четыре ниже, чем в Северной Европе), в туалетах пахнет тем, чем и положено пахнуть, как бы их не убирали. Бумага туалетная везде обычная.

В своё время меня взяли на двухнедельную сезонную работу на сбор винограда в Эльзасе. Попал я в семейство с немецкой фамилией Фриц, где пожилая мать-хозяина с сильнейшим акцентом, с трудом подбирая французские слова, провела как бы производственный инструктаж. Она рассказала, что вчера утром они уже наняли было двоих французов, приехавших с Нормандии. Вечером они, в соответствии с традицией тамошних виноделов, принялись за дегустацию прошлогоднего вина. Надегустировались так, что один из них начал рыгать прямо на стол, празднично накрытый по случаю первого дня сбора урожая. Вечером им этого показалось мало и у себя в комнате они обкурились анашой. Утром их рассчитали, используя пункт французского законодательства о 2-дневном испытательном сроке для сезонных работников. Именно в этот день я искал там работу.

Свой инструктаж хозяйка закончила вопросом: мсье, надеюсь, вы не будете нализываться до такой степени, чтобы рыгать прямо на стол?

Я оправдал её надежды. Стол, кстати, был каждый вечер по-настоящему роскошный - вкусный и любовно украшенный. Его не портило даже присутствие за ужином, со всей семьей и наёмными работниками, её сына - с утра до вечера вдрызг пьяного, у которого семья забрала в свои руки реальное управление делом.

Работая на сборе винограда на юге страны, я лично видел, как для увеличения сдаточного веса мой наниматель выливал пару вёдер водопроводной воды в кузов своего самосвала. А вы думали, только в СССР продавщицы добавляли воду в молоко?

А вина Божоле! Слышали рекламу: «Новое Божоле прибыло!»? На сборе сырья для производства этих вин я тоже работал. Для увеличения объёма тамошнее вино разбавляли ещё более дешёвыми контрабандными итальянскими «чернилами».

Французские вина в подавляющем их большинстве, включая марочные, делают в кооперативных цехах (cave coopérative) возле которых я всегда искал себе работу. Это аналог наших колхозов с несколько более гибкой системой внутреннего хозрасчёта, где за сданный по весу виноград крестьянин получает те же самые «палочки» - трудодни, то есть процент прибыли от будущей реализации вина. Хотя есть и частные цеха, где хозяева что-то мудрят с экспертными дегустациями и делают особо элитные сорта, а также слой особо тонких знатоков – ценителей и потребителей их продукции. Но даже если вы готовы заплатить в московских супермаркетах пятьдесят или сто евро за бутылку якобы элитного вина, но «не в теме» французских вин на всю её глубину, то ваши шансы купить действительно достойное вино малы. Впрочем, согласно опросам, половина французов настолько безграмотна, что даже не знает, что обозначает базовый термин appellation contrôlé (маркировка марочного вина), не говоря уже о тонких нюансах. И это о гордости Франции – её винах!

Никаких высоких технологий и коров с компьютерами я не заметил, зато видел эксплуатацию детского труда. Хозяин, бывший парашютист-десантник в Алжире, брал для сбора помидоров 13-летних подростков арабского происхождения. Во-первых нелегально – без выплаты отчислений, во-вторых, ровно за половину минимальной часовой ставки, хотя они делали в час взрослую норму. Перед выплатой денег хозяин любил глумливо объяснять этим детям, какие все арабы мерзкие.

Дома во Франции выглядят как на сказочной картинке там, где туристы гуляют или проезжают. Но французские варианты «деревни Гадюкино» тоже существуют. Как и коренные французы со словарным запасом в сто нечленораздельных слов. Есть и совершенно неграмотные, никогда в жизни своей не ходившие в школу, вопреки всем французским законам.

И подошва на купленных мною красивых сандалиях производства города Монтпелье треснула через пару месяцев и я уже в Одессе поменял её на турецкую, которая прослужила потом много лет.
А если принюхаетесь в закоулках французского метро и вокзалов, то поймёте, к чему приводит отсутствие достаточного количества общественных туалетов. И автотрассы строятся лишь вследствие лоббирования их автомобильной мафией, а железнодорожная сеть в целом содержится в худшем состоянии и функционирует при меньшей эффективности, чем у нас во времена СССР. А как полиция во французском «правовом государстве» руководствуется «телефонным правом», так это вообще песня!

Единственное, в чём Франция, как и весь Запад, действительно преуспела – это экспорт. Вся политика страны в послевоенные годы строилась на принципе: всё гнать на экспорт, создавая аномальный высокий курс валюты. Это породило чудовищные дисбалансы, от которых французское общество страдает сегодня. И это делает принципиально невозможными сравнения со временем СССР, особенно в валютных пересчётах: кто жил богаче и лучше.

В начале нулевых годов в моей Одессе поселился на несколько лет некто мсье Леопольд, ранее нештатный корреспондент «Ле Монд». Он был потомком древнего аристократического рода и имел средства выше среднестатистических французских. Мы подружились. Он очень любил пофилософствовать про то, что во Франции жить стало совершенно невозможно, что он оттуда «свалил». И что все, кто могут, тоже бегут. Полное, мол, разложение. Как-то мне это надоело:

- Я тоже знаю Францию не понаслышке. Видел много и плохого, но и хорошего тоже. Вы уж слишком сильно, на мой взгляд, черните ваши порядки.

- Вы жили и работали в провинции и столкнулись с остатками старой традиционной Франции, со страной моего детства. Чтобы увидеть олицетворение наших маразмов – приезжайте в Париж. Да и в провинции всё катится под гору очень быстро, половины того хорошего, что вы видели там, уже не существует.

И вот через много лет я снова поехал во Францию, чтобы своими глазами посмотреть, что изменилось за эти годы. Поехал в Париж, где сосредоточились, согласно Леопольду, все французские проблемы.
Первое, что бросилось в глаза – автомобили стали крупнее и мощнее. Автомобильная мафия знает, похоже, своё дело. Появились жуткие пробки. И машины, которые вопреки правилам дорожного движения, стали нагло парковать прямо на тротуарах.

Метро и электрички стали грязнее, и с непрерывными объявлениями по громкоговорителям, что где-то на линии аварии и что поезд дальше не пойдёт, выбирайтесь окольными путями.
Явно больше стало бомжей, они выглядят более опустившимися и, что очень чувствуется, более вонючими. Впрочем, в историческом контексте тут нет ничего нового, чистенькой благостной Франции из детских грёз и туристских проспектов («увидеть Париж и умереть») не существовало никогда. Процитирую французскую классику:

Вот Новый мост, где вор и плут
Бальзамы варят, зубы рвут,
Подмостки всяких проходимцев,
Алхимиков и лихоимцев,
Певцов, стригущих кошелёк,
И нищенок «без рук, без ног»,
Мошенников и самозванцев,
Тряпичников, книгопродавцев,
И сводников, и ихних дев,
И мастеров нечистых дел.

Хочу отметить и позитив французского образа жизни: бывший премьер-министр Франции Лионель Жоспен, которого я встретил в театре Комеди Франсэз, пришел туда с женой, причём без телохранителей. И вместе с ним женщина – бывший министр культуры, и кто-то ещё. Их появление вызвало оживление среди зрителей. Знаменательно, что это был перевод сирийской пьесы и, хотя события разворачивались в Дамаске столетней давности, подтекст был явно в поддержку Асада и против религиозного фанатизма.
Ещё о позитиве. Аншлаги во всех театрах, все пять раз, когда я там был. Они полны хорошо одетой интеллигенцией старого закала, несколько чопорной по нашим представлениям. Интеллигенция во Франции понимает важность и ценность хороших домашних библиотек, любит редкие и антикварные издания. Сохраняется уважение к армии и ветеранам Сопротивления.

Во Франции, как и во всём западном мире, кризис и головокружительное падение, но цифры приукрашиваются при помощи мошеннического занижения коэффициента инфляции. Вот оценка, которую по моей просьбе дал хозяин ресторанчика в туристском районе возле Версальского дворца: «У меня падение оборотов на 40% по сравнению с докризисными временами».

Численность полиции сокращена до издевательского минимума – у государства нет денег. То же касается и армии. И прочего.

Ещё десять лет назад Леопольд, озвучивая разговоры в парижских журналистских курилках, говорил: «Европейский Союз уже мёртв!» Но тогда ведущие СМИ замалчивали подобные оценки. Они даже исхитрились не обратить особого внимания на заявление в 2002 году одного из известнейших экономистов ХХ века, лауреата Нобелевской премии по экономике и основателя теории монетаризма Милтона Фридмана о том, что Европейский союз и зона действия валюты евро просуществуют не более 5-15 лет, а потом они «просто распадутся».

«Липа» связана и с методикой исчисления безработицы. Забудьте вздор про 10% или около того. Цифры подтасованы и препарированы. Большей части молодёжи навязывается искусственно затянутый процесс среднего образование, чтобы не перегружать рынок труда. Массовое высшее образование «для всех» с заведомо безнадёжными специальностями юристов, филологов, экономистов, социологов и политологов, выпускает малограмотных спецов.

Но масса молодёжи даже не понимает, зачем им вообще нужно работать. Реальностьтакова: половина взрослого населения Франции прямо или завуалировано лоботрясничает. Подобное поведение сознательно поддерживается и даже финансируется властью. И этим в очень значительной степени пользуются мигранты.


Часть 2

Проблема миграции в этой стране чрезвычайно сложна, многослойна и многопланова




Если Британская империя вспоминается бывшими туземцами с противоречивыми чувствами (некоторые индусы до сих пор с ностальгиейговорят о полном отсутствии коррупции в колониальной администрации), то Франция оставляла за собой в колониях выжженную напалмом землю, горы трупов, разрушенную дотла экономику и всеобщую ненависть.

Так, если в 1830 году Алжир был страной тотальной грамотности (что очень удивляло тогда французов), с пристойной по тому времени внешней торговлей и сельским хозяйством, то в 1962 году местное население было почти полностью неграмотным, а производство продуктов питания было разрушено до основания. Аналогично и в Индокитае, Тропической Африке, Сирии, Мадагаскаре. К моменту независимости в Конго насчитывался единственный (!) чернокожий с высшим образованием. Но пропасть в экономической ситуации является отнюдь не единственной, и, может быть, даже не главной причиной миграции во Францию.

Начну с того, что некоторая прослойка арабов-торговцев в южных портовых городах Франции была всегда, начиная со средних веков.

В начале XX века началось нашествие совершенно нищих тогда итальянцев. До миллиона русских белоэмигрантов. 600 тысяч испанских республиканцев, бежавших от Франко. Выходцы из довоенной Польши. И не думайте, что их, европейцев, тогда воспринимали во Франции дружелюбно.
Огромное количество африканских «туземцев» участвовало в Первой и Второй мировых войнах. Напомню про подвиг чернокожих «сенегальских стрелков», насмерть стоявших против немцев в 1940 году - уже после того, как маршал Петен отдал приказ о капитуляции. Их позиции стали для немцов французской версией Брестской крепости. Отголоски этой долго замалчиваемой во Франции трагедии есть в романе Ильи Эренбурга «Буря». 140 тысяч «мусульман» приняло участие в освобождении Франции в 1944 году. И некоторые из ветеранов остались жить во Франции.

В 50-х года началось «добровольно-принудительное» переселение арабов из тогда ещё французского Алжира. Владельцы завода «Рено, например, требовали присылать им рабочих. Причем, самых диких, с гор, чтобы ни писать, ни читать не умели. Чтобы даже слово «забастовка» не слышали.
Множество «туземцев» - пособников колонизаторов и карателей во время освободительной войны в Алжире, так называемые «харки», после 1962 года бежали во Францию вместе с семьями. То же с карателями и полицаями из Индокитая.

Гражданская война в 70-е годы в бывшем протекторате – Ливане – породила множество беженцев. Хотя после окончания войны большинство из них вернулось в эту сравнительно благополучную страну, но они обзавелись двойным, франко-ливанским гражданством.

Гражданская война в Алжире в 90-х годах (в её разжигании зловещую роль сыграл тогдашний президент Франции Миттеран, не простивший Алжиру деколонизации) также дала множество беженцев во Францию.
Война в Ливии, организованная Саркози, породила полтора миллиона беженцев, которых соседние страны стараются отослать во Францию, заварившую эту кашу. Вплоть до выдачи им фальшивых документов для получения визы. То же с лавиной беженцев из Кот Д’Ивуара, сторонников и соотечественников бывшего президента Гбамбо, свергнутого французскими десантниками. Сегодня идёт новый поток беженцев из Мали.

Есть и «челноки», я вместе с ними собирал в своё время помидоры в Провансе. Эти марокканцы имеют на родине стабильную работу госслужащих, семьи, детей. Каждое лето они получают французскую визу по приглашению, которое присылает их постоянный французский наниматель, они берут отпуск и отгулы. За месяц зарабатывают во Франции столько же, сколько за год у себя дома. Всегда возвращаются в срок, поэтому получение визы на следующий год не представляет для них проблем.

Молодые француженки, которым надоели местные женоподобные маменькины сынки, иногда сознательно едут в арабские страны в рамках какой-то международной помощи за нормальным мужиком, и часто находят там такового. И имеют своё счастье.

Мигранты сегодня и полтора десятка лет назад — две большие разницы. Прежде всего, изменился их национальный состав. Если раньше это были, в подавляющем большинстве, арабы и берберы Северной Африки, то сейчас в стране масса чернокожих и выходцев из Южной Азии. В стране множество смешанных браков. Однако статистика показывает, что рождаемость в среде эмигрантов лишь ненамного превышает таковую среди коренных жителей.

В Париже много мигрантов из ныне полностью разорённой Восточной Европы, в том числе цыган. Терпимость к ним властей обусловлена фактором, о котором стараются не упоминать: стремление поддержать «молодые демократии», стабилизировать их, и не допустить «реванша коммунизма». В Румынии, Болгарии и других странах во времена существования соцлагеря «цыганский вопрос» был почти полностью решён, все цыгане работали. Однако после крушения СССР и распада социалистической ситемы цыгане вновь оказались в положении изгоев. И массово поехали во Францию – здесь сытнее. Их вяло стремятся депортировать обратно, разрушают барачные «самострои». Левые партии Франции выступают против,организуя акции в поддержку прав цыган и призывая власти цивилизованно решать этот вопрос.

Сегодня французское общество, по мнению самих французов, похоже на головку сыра, где под гладкой поверхностью находиться множество дыр и невидимых глазу тайных ходов. В эмигрантских землячествах во Франции, как и везде в Европе, почти легально действует множество запрещённых у них на родине организаций. Только в среде выходцев из Турции действуют 10-15 подпольных, радикальных и террористических партий и групп, которые используют Европу для сбора средств и как базу для публичных акций. То же самое можно сказатьо партизанских организациях Латинской Америки, Азии и Африки. Процветает множество странных сект, справляются экзотические религиозные культы и ритуалы…
Можно было бы говорить, что спецслужбы Франции должны «схватиться за голову». Но голов там почти не осталось – хвататься не за что. В стране кризис и у правительства нет средств финансировать тайный сыск и разведку даже на минимальном уровне.

Расскажу, к примеру, как исламские экстремисты вербовали меня лично.

Париж, 30 мая, международный автовокзал рядом с метро Галиени, я только что купил там билет домой. Мне надо убить несколько часов, зашёл в Макдональд при торговом центре, где есть бесплатный Wi-Fi для моего нетбука. Второй этаж, тихое послеобеденное время, почти пусто.

Оторвавшись от экрана, я вдруг замечаю за соседним столиком шесть человек. Две молодые девушки – негритянки во всём черном до пят, но с открытыми лицами, ещё две светлокожие берберки Магриба, но одетых вполне светски, даже без платочков, и двое парней, один из них негр, а другой араб или бербер, именно он и ведёт это молодёжное собрание. Слышу обрывки разговора, замечаю специфические для исламистов улыбки. Чётко понимаю: исламские радикалы, салафиты, вербовка молодёжи, промывка мозгов, деньги Катара. Где-то рядом невидимо присутствуют тени Аль-Кайды и вербовщиков на сирийский джихад - это их социальная база. Собрание продолжается долго, обсуждают проблемы вдохновлено, свет в глазах. К основной группе регулярно то приходят, то уходят ещё какие-то. Осторожно делаю несколько фото со смартфона. Но они это заметили. Симпатичная берберка подсаживается ко мне за столик, и начинает задавать вопросы, неторопливо, умно, очень вежливо.

«Кто вы? Знаю ли я, что своим фотографированием без разрешения я посягаю на женское целомудрие? Так нельзя! И в кадр попало лицо нашего лидера, а это совсем уже плохо. Надо стереть все эти фото!» Я не возражаю, стираю.

«Может быть вам интересно посмотреть, как завтра вечером мы, мусульмане, будем организовывать спортивные соревнования, проведение которых сейчас обсуждаем? И раздавать продовольственные пайки неимущим? Ах, завтра в 14-15 вы уезжаете на родину автобусом… Как жаль, что не можете увидеть, а это было бы так интересно для вас!»

Ирония судьбы: в этот же день утром я встречался с самым заклятым врагом исламизма во Франции — популярным блогером Алленом Жюлем.

Он пишет о самом себе так:

«Я бывший научный работник по средневековой истории, являюсь выпускником IRIS (Институт международных и стратегических отношений) в Париже. Учебная программа даёт мне право заниматься и дипломатией, и журналистикой».

Дополню информацию: он чернокожий, из семьи выходцев из Камеруна, стажировался когда-то в ЮНЕСКО. 1 октября 2009 года создал блог с упором на критику внешней политики Франции и Запада. В России Аллен Жюль стал известен во время недавней войны Запада и Катара против Ливии как самый точный и объективный источник информации. Открыто позиционировал себя как сторонник Каддафи. Но сторонник объективный, он один из первых подтвердил гибель Каддафи и дал её подробности. Имеет сеть собственных информаторов в странах Африки, Ближнего Востока и, судя по характеру утечек информации, «кротов» в высших эшелонах власти Парижа и Вашингтона. Сегодня он яростно поддерживает Сирию Асада против исламистов и Запада. Широко использует видеоматериалы из интернета Официальные СМИ стараются не замечать Аллена Жюля, но его читаемость колоссальна ( сай уже посетили более 18 млн человек), замолчать её невозможно.


- Аллен – это французское имя, Жюль – тоже имя, не фамилия. Как же вас в действительности зовут?
- Зовите меня просто Аллен Жюль, всё прочее не имеет значения.
- Можно ли сделать фото для российских СМИ?
- Нет. У меня много врагов, я не хочу, чтобы меня узнавали на улицах.
- Вы сообщали о 120 и даже 150 тысячах посетителях вашего блога за день.
- Это пиковые значения. Согласно счётчику, в среднем за день блог посещает от 40 до 60 тысяч человек.
- Вы писали книгу, используя ваши источники, об интервенции Запада и Катара в Ливию…
- Мой ноутбук с уже набранным текстом был украден.
- Это была просто кража или «политическая кража»?
- Думаю, что именно политическая.
- Не слишком ли вы хвалите Путина и Россию в своих сообщениях?
- У меня нет иллюзий по поводу Путина, но, в первую очередь, интересует его позиция по Сирии. А она, несмотря на его колебания, идёт на пользу делу. У меня есть планы побывать в России.
- А ваши перспективы на дальнейшую работу?
- Продолжать наращивать посещаемость блога. Улучшать его индексацию. Привлекать для публикации там новых авторов прогрессивного направления.

Часть 3

За блестящим глянцевым фасадом туристских районов Парижа скрывается мир бездомных, хаоса и неразберихи




Париж. Я живу в дешёвой гостинице класса «хостель», похожей как две капли воды на какую-нибудь гостиницу для командировочных где-нибудь в райцентре времён СССР. С кроватями в два яруса в номерах, как в солдатской казарме, общий туалет и душ в коридоре. С такой же авторитарной деревенской тёткой (арабского происхождения) в качестве управляющей, которая «держит в кулаке» всех приезжающих. В 10.30 начинается уборка комнат. Всех посетителей изгоняют из номеров, как собак, на улицу, до 14.00. Чтобы не путались под ногами у уборщиц. Но для Парижа здесь дёшево – всего 26,5 евро, в цену включен и простенький завтрак.

Гостиничный сервис в Париже оказался очень суров. Несколько раз меня, как и других туристов, перебрасывают из одного номера в другой – какая-то группа вдруг зарезервировала через Интернет, как меня информируют, целый 4-местный номер. Ощущение такое, что пьяная дворничиха переметает туристов метлой как мусор, из одного угла в другой. Я хоть говорю на французском и могу понять, что к чему. Но большинство туристов - молодые иностранцы, не говорящие по-французски. Некоторые не понимают ни слова и по-английски.

Один из дежурных администраторов объяснил мне:

- У нас тут бардак.

Я регулярно доплачиваю на пару дней вперёд. Иду утром доплачивать в очередной раз, когда вдруг мне говорят:

- Всё, выметайтесь с вещами, срочно! Чтобы в 10.30 вас уже не было!

- А в чём проблема?

- У нас все номера в гостинице уже зарезервировали по Интернету. И места для вас больше нет, и завтра, думаю, тоже не будет. Попытайте счастья в аналогичном заведении за углом.


Там тоже «мест нет и не будет», как это говорили в гостиницах во времена СССР. И так же понуро, как и командировочные времён СССР, ждут контрольное время, то есть 14.00 часов, какие-то молодые японцы: «а вдруг тогда что-то появится». И в третьем «хостеле» тоже самое. Есть, конечно, заведения классом выше, 60-80 евро за ночь. Но это – месячная зарплата трудящихся в украинской глубинке, мне этих денег жалко.

В Париже дефицит гостиниц. Я задавал французам вопросы:

- А частный сектор? Почему в разгар кризиса у вас, даже в Версале или на вокзалах, никто не приглашает переночевать к себе домой, с табличками за груди «Сдаю угол»? Как это было у нас даже в самые благополучные советские времена? И почему домашние пирожки с тележек не продают, ведь у вас страшный кризис?

- А вы думаете, им это разрешат сделать?

У меня нет желания переплачивать алчным акулам парижского гостиничного бизнеса, тем более, что я хорошо знаю, как стать на эту ночь бомжом и вообще ничего никому не платить.

Во Франции молодёжь много путешествует и летом она ночует тысячами на улицах в спальниках. Средний класс предпочитает дешёвые кемпинги на море, куда приезжают семьями на машинах со своими палатками и спальниками. При этом близлежащие гостиницы, рассчитанные на залётных «жирных котов», стоят полупустые даже в августе. В стране принят специальный кодекс туриста, согласно которому они имеют право смело ставить свою палатку на ночлег везде, в том числе и на частной земле. Но в конце мая в Париже в этом году было аномально холодно, 6-8 градусов с дождём и ветром. И я решил переночевать непременно в тепле.

В конце 90-х всё было проще. Для тысяч приехавших в Париж русских воротами в него являлась огромная ночлежка для бездомных на улице Шарля Фурье. Вечером приходили. Чем-то кормили, если не опаздывал к ужину. Мордовороты у входа и внутри поддерживали железный порядок. При малейшей попытке скандала драчунов изгоняли на улицу. Ночевали в огромных залах с койками в два яруса. В семь утра подъём, снова кормили. В восемь утра с вещами - на выход. Документы не спрашивали. На следующий вечер повторялось то же, свободные места в этой ночлежке в Париже, в отличие от Брюсселя, были всегда. Внутри были туалеты, душевые, и даже ренгенкабинет, где можно провериться на туберкулёз. Ночлежка была тогда полна нелегальными мигрантами, в массе своей молодыми и здоровыми мужиками, «на которых пахать можно». Надписи внутреннего распорядка были на французском и на польском. Огромные массы «голосующие ногами» поляков там наглядно демонстрировали собой «успехи» пресловутых польских реформ и шоковой терапии.

Французы рассказывают, что лет 40 назад нищих и бездомных в стране почти не было, как и в СССР. Сегодня они в ужасе утверждают, что так не может дальше продолжаться. В частных беседах со мной упоминают о грядущей революции, хотя французские СМИ тщательно избегают этого слова применительно к будущему их страны.

Сегодня Францию захлестнули как волны миграции, так и множество «отечественных» бомжей. Телефон срочной помощи бездомным «115» перегружен, дозвониться по нему невозможно. Ночлежка на улице Шарль Фурье ныне забита под завязку и «залётных» больше не принимает. Другая ночлежка, около метро Клигнанкур, тоже перегружена. Но некоторые бездомные, которые не могут туда попасть, идут в регистратуру скорой помощи расположенного неподалеку госпиталя Бишат, где им разрешают подремать в тепле на стуле до шести утра. Есть, конечно, и классический парижский вариант на зимний сезон – метро. Его и выбираю.

Тяжелые вещи кладу в автоматическую камеру хранения при моей гостинице, оставляют себе маленький свёрток со спальником и мягкими вещами - подложить под спальник, чтобы было мягче лежать на бетоне. С утра иду смотреть великий Париж, в середине дня Лувр. А вечером - в расположенный рядом знаменитый театр Комеди Франсез (французская комедия). Там, как всегда, аншлаг, все места заняты, много хорошо одетой буржуазной интеллигенции. Публика попроще – на галёрке. Контраст между роскошью театра, его обстановкой, изысканной публикой, и тем, как я проведу эту ночь, ошеломляющий.

После спектакля, в начале двенадцатого ночи, спускаюсь в метро. На входе дежурной уже нет – в рамках программы «правительственной экономии» вечернюю смену сократили, летучего контроля внутри в эти часы тоже не бывает. Поэтому прыгаю через турникет, как это делают в это время очень многие французы. Да и вообще, в этот вечер я уже бомж - какой с меня вообще спрос? Еду на станцию «Площадь Италии», где, по слухам, самое место таким, как я. Так и оказалось, там уже дремало несколько человек.

Заснул. В полночь меня трясут, кто-то из социальной помощи:


- Мсье, нужна помощь?

- Да вроде как бы нет, надо вздремнуть до утра, сегодня вечером приключилась невезуха с ночлегом.

- О, тогда вам как раз с нами. Пойдёмте!


Наверху автобус, куда социальная служба собирает бомжей с этого микрорайона. Нас десятка два, всех, кроме меня, они знают. Предлагают бутерброды, все жадно их хватают. Везут ночевать в район Нантера, на окраине Парижа, далеко. Там, подальше от центра города, где толкутся туристы, был отстроен огромный новый комплекс для обслуживания огромной массы парижских бомжей. Размеры его потрясают, пока ещё он функционирует на небольшую часть своих возможностей, с перспективой значительного расширения работы.

Порядок следующий. Выходим с автобуса. Сдаём багаж, у кого он есть, в камеру хранения. Мордовороты на входе в спальный корпус, проверка на входе через металлоискатель, чтобы не пронесли холодное оружие. Камеры на несколько коек, тепло, все спят в одежде. Кровати, покрыты дермантином. Нам дают две одноразовых простыни из какой-то то ли бумаги, то ли синтетики. Чтобы утром можно было продезинфицировать и не оставалось вшей. Обязательного подъёма в семь утра, в отличие от порядков аналогичного заведения на улице Шарль Фурье, нет. Утром кормят. Можно пойти в душ, побриться в умывальнике. В фиксированное время утром автобус отвозит бомжей обратно в Париж. Кто проспал, тех предупреждают:

- Мсье, по бланку о «принятии вас на обслуживание» вы можете самостоятельно весь день ездить по Парижу на метро и электричках бесплатно.

Бросается в глаза разительное различие между массой посетителей ночлежек в конце 90-х и сегодня. Если раньше это были здоровые мужики, готовы грызть железо, чтобы как-то подработать во Франции, то сегодня - опустившие дохляки, на всё махнувшие рукой. Когда-то основную массу составляли белые выходцы из совершенно разорённой Восточной Европы и арабских стран Магриба. Сейчас очень большой процент - негры, много коренных французов. Очень заметно, что многие психически не вполне здоровы. При СССР некоторых из них определили бы в психиатрическую лечебницу закрытого типа, но в рамках демократии такого рода вещи характеризуются как «карательная психиатрия» в тоталитарных режимах.

Я напомню, как проблема бомжей решалась во времена СССР, со слов одного из них. Достаточно было зайти в райком партии, и сказать: «Я бомж, документов нет, надоело скитаться, сделайте что-нибудь, помогите». И вопрос быстро решался. Куда-то кому-то звонили, пристраивали в колхозы, или как-то иначе, выправляли документы. Если не получалось - можно было зайти в соседний райком. В СССР не было огромных затрат какие-то программы их адаптации, на ночлежки, бараки, одноразовые простыни, персонал, автобусы. И бомжи существовали, особенно после войны. Но в 70-е и 80-е годы они стали большой редкостью.

Аналогично решали и вопросы цыган. Причём, в странах Восточной Европы, где они составляют огромный процент - более удачно, чем у нас. Наших туристов в Чехословакии больше всего поражало, что все цыгане там работали. Кто-то чистильщиками обуви, а кто-то в фольклорных ансамблях в дорогих ресторанах. И там не было никаких затратных программ, разве что квартиру могли дать многодетной семье. Сегодня улицы Парижа просто кишат бездомными цыганами из разоренных стран.

На следующий день в контрольное время начала заселения, 14.00, я снова вселился в свою недорогую гостиницу. Вопреки предсказанию, что мест у них не будет. Меня снова определили в мою бывшую комнату, №22. Лёг на свою бывшую койку, которую оставил прошлой ночью. Кто-то переночевал на ней этой ночью или просто хитрая компьютеризированная система бронирования дала сбой?

В Париже, действительно, царит бардак.

Источник