Путь к новому союзу

О безальтернативности и естественности союзных форм государственности для континента

 Владимир Путин провозгласил евразийскую интеграцию безусловным приоритетом своей политики. Эта очевидная приоритетность — ответ на стоящие перед Россией вызовы и одновременно — сама по себе вызов, подразумевающий комплексную мобилизацию государства и общества.

Программная статья Путина «Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня» была опубликована в «Известиях» 3 октября 2011 года. Не прошло и двадцати лет после распада СССР, как стало очевидно, что зря мы тогда всё это затеяли и вопрос о восстановлении исторического единого культурно-экономического пространства пора официально возвращать в повестку дня. Что и произошло.

Причём, что крайне важно, сделано это было не из-за «советской ностальгии» и не во имя удовлетворения «имперских амбиций». Безусловный императив евразийской интеграции продиктован вполне реальными вызовами стратегического характера. В первую очередь речь идёт о выживании России и исторически связанных с ней народов в обстановке глобального экономического кризиса и связанного с ним обрушения/переформатирования существующего миропорядка. Выбор, собственно, небогатый: либо нас растащат по кускам более крупные игроки (по ходу укрепления вместо пресловутой однополярности мощных региональных мировэкономик), либо мы построим свой мир-экономику. Второй вариант и предпочтительнее, и логичнее — потому что именно в статусе мира-экономики наше пространство, пространство Евразии существовало как минимум последние несколько сотен лет.

Особенности евразийской государственности

Для Евразии характерны особые формы государственности. Наша культурно-историческая традиция рассматривает государство как главный носитель суверенитета и поэтому высшую ценность. Особые формы евразийской государственности накладывают отпечаток на политическую культуру. Кто-то называет это склонностью к авторитаризму, кто-то видит в этом наследие Орды, кто-то объясняет евразийские формы государственности необходимостью контролировать огромные территории.

На самом деле не столь важно, почему у нас сформировалась такая традиция. Намного важнее то, каким образом эту специфическую политическую культуру Евразии использовать для построения нового Союза и государства. Государство в Евразии не имеет естественных границ и постоянно инкорпорирует новые и новые народы и территории — и в конечном итоге состоявшиеся государства Евразии так или иначе естественным образом тяготеют к интеграции друг с другом. Таким образом, никаких форм, кроме союзных, у государства в Евразии быть не может.

И именно в русле той логики, по этому критерию, а не по какому другому, возникло нынешнее союзное ядро — Россия, Белоруссия, Казахстан, где государство как действующий институт сохранилось или восстановилось после катастрофы 91-го года. Поэтому Казахстан, живущий в степной политической традиции, смог войти в ядро нового Союза наравне с Белоруссией, развивающейся в русской городской политической традиции. И сегодня интегрировать Белоруссию с Казахстаном намного проще, нежели интегрировать Белоруссию с Украиной — несмотря на идентичность культурноисторической традиции белорусов и украинцев.

В то же время по удивительному совпадению осколки постсоветского пространства с несостоявшейся государственностью к союзным отношениям склонны в гораздо меньшей степени. Вместо этого избран путь, ведущий в национальный тупик, а следствием такой политики закономерно стал глубокий социальный и этнический кризис — вплоть до гражданской войны, как в Грузии и Молдавии.

Налицо явный парадокс развития: чем более «суверенно», то есть менее союзноинтегрировано государство Евразии, тем более несправедливое общество, безнаказанные элиты и деградирующая экономика получаются на выходе. И в то же время: чем более союзноориентированным оно является, тем более устойчива политическая система и государство спокойно переживает политические кризисы, а общество достойно реагирует на рецидивы национализма, экстремизма и прочих проявлений смутного времени.

Евразийский союз, который будет создан в 2015 году, необходимо рассматривать как историческую неизбежность. А период с 1991 года до тех пор, пока не будет создан новый Союз, правильно рассматривать как период новой смуты. С соответствующей интерпретацией политики и новейшей истории союзных и национальных республик.

Евразийский союз: восстановление государства союзного типа

На самом деле никакого выхода, кроме как построить государство союзного типа, в Евразии нет. Потому что любая республика Евразии, вставшая на национальный путь развития, неизбежно скатывается к этническим и социально-экономическим конфликтам. В Таджикистане не контролируется государственная граница, Азербайджан до сих пор воюет с Арменией за свою часть Карабаха. Грузия и Молдавия вообще утратили территориальную целостность, маячит такая угроза и перед Украиной. У каждой страны свой национальный тупик, но все они равнозначны деградации и самоуничтожению государства и следующему за этим переходу из субъектов в объекты политики. Поэтому для национальных республик курс на Евразийский союз — это курс на восстановление государства. А так как в Евразии возможно государство только союзного типа, то никакого иного пути, кроме перехода к союзному сценарию развития, у национальных элит просто нет.

При этом одного желания со стороны населения и элит двигаться союзным курсом недостаточно. Вдобавок к политической воле для реализации союзного сценария необходим ряд политических действий, направленных на восстановление государства. Необходима сверхконсолидация усилий на выбранных стратегических направлениях, где уже сконцентрированы усилия союзников.

Этот процесс сверхконцентрации усилий, направленных на восстановление государства союзного типа, мы называем евразийской интеграцией. Евразийская интеграция, в свою очередь, после создания Евразийского союза выйдет на следующий уровень и станет интеграцией союзной.

Таможенный союз: первый уровень евразийской интеграции

Принято считать, что Римская империя проводила экспансию с помощью легионов, которые распространяли власть сената и народа Рима на сопредельные территории и варварские государства. Действительно, сегодня, спустя две тысячи лет, нам приятнее думать, что инструментом экспансии и развития была военная сила.

В действительности всё обстояло несколько иначе. Сопредельные Римской республике, а потом империи территории вступали в торговые отношения с Римом. Появлялись торговые фактории, начинался активный товарообмен. Затем для упорядочивания торговли включался процесс, который мы сегодня назвали бы нормированием и упорядочиванием законодательства — дабы торговля проходила по понятным всем сторонам правилам.

Большинство регионов вошло в состав Римской республики (империи) именно на принципах интеграции, то есть консолидации усилий по отдельным направлениям. А легионы чаще занимались уничтожением конкурентов, которых никто в Рим звать и не собирался.

Во многом из тех же соображений расширялись и русские границы. Стоит вспомнить, что экспедиция Ермака Тимофеевича, которая закончилась присоединением Сибири к Московскому царству, была снаряжена купцами и промышленниками Строгановыми на их частные средства. Это уже потом сам Ермак понял, чем обернулась его авантюра, и «подарил» царю Ивану Грозному Сибирь, тем самым показав, что действовал он во имя и ради государства. А уж кто выступил спонсором — дело десятое.

Неудивительно, что первым действительно успешным примером интеграции в Евразии стал Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана. Учитывая специфику экономики евразийских республик — с сильной долей государства, создание Таможенного союза стало возможным только с участием государства в качестве регулятора и арбитра в лице ЕЭК, в которой равноправно представлены все союзники.

Кстати, ничего нового в Таможенном союзе нет. По схожему принципу создавался Европейский союз, который изначально назывался «союзом угля и стали», подобные союзы существуют и работают в Южной, Латинской и Северной Америке, в Азии.

Поэтому глубоко ошибаются как те, кто видит в Таможенном союзе неоимперские усилия Кремля, так и те, кто критикует его за излишний «экономический прагматизм»: мол, вся ваша интеграция — это всего лишь зарабатывание денег.

Смысл Таможенного союза в том, что это первый уровень интеграции, построенной на универсальных принципах. Интеграция — процесс, а не единоразовое действие. Нельзя «решением партии и правительства» взять и создать новый Союз. Решение принять, конечно же, можно — но толку от этого будет мало. При этом никто не застрахован от ошибок. Уже сегодня наравне с прорывами в торговой интеграции в ТС наблюдается ряд негативных тенденций. И это нормально, потому что пока не будет сбалансирован уровень развития — неизбежны потери в отдельных секторах экономики. И задача национальных правительств как раз компенсировать эти потери за счёт национальных ресурсов, а не торпедировать торговую интеграцию.

Поэтому к Таможенному союзу стоит относиться как к интеграционному проекту первого уровня — за которым последует дальнейшая, более глубокая интеграция. Кто-то из евразийских республик двинется дальше и войдёт в военно-политический союз, кто-то останется на уровне торгового партнера.

Военно-политическая интеграция: от ОДКБ до военного союза

Главная особенность интеграции в Евразии заключается в том, что союзные и национальные республики, возникшие после развала Союза, являются странными экономическими и географическими образованиями — внутри СССР межреспубликанские границы были скорее политической формальностью, нежели основанием для самостоятельного существования.

Так образовались постсоветские парадоксы вроде Крыма, переданного УССР и сегодня являющегося автономной республикой в унитарном государстве. Другой пример — Южная Осетия в составе Грузии (80% осетинского народа живут в Республике Северная Осетия — Алания, которая является субъектом РФ). В Узбекистане проживает огромное число казахов, а на территории Киргизии есть узбекские и таджикские анклавы. Аналогичная история с Карабахом, где военные столкновения между Арменией и Азербайджаном происходят до сих пор. В конце концов, есть Приднестровье, которое по факту является суверенной и самоуправляемой республикой, но по международным нормам считается частью Молдовы.

Территория нашей части Евразии — взрывоопасна по умолчанию. Народы, населяющие земли будущего Евразийского союза, привыкли жить под внешним колпаком безопасности, который обеспечивали советские, а до этого имперские вооружённые силы и местное ополчение.

При этом Евразия не является исключением из правил. Так, невозможна никакая интеграция в Европе, если её безопасность обеспечивается силами НАТО. Нейтральные государства в ЕС являют собой, скорее, исключение из правил, и обычно такие государства окружены членами Североатлантического альянса. Если мы посмотрим на историю интеграции восточноевропейских государств в ЕС, то увидим, что параллельно этой интеграции шёл процесс включения в НАТО. Другой вопрос, что альянс давно перестал быть оборонным и его участники оплачивают авантюры США по всему миру. Такова цена европейской интеграции.

В союзных республиках — России, Белоруссии, Казахстане и национальных республиках, готовящихся вступить в союз, происходят стремительные процессы взаимодействия и кооперации в военной сфере. Союзное ПВО России и Казахстана, военные базы РФ в Киргизии и Таджикистане, контингенты миротворцев в Абхазии, Приднестровье и Южной Осетии, открытие военной академии ОДКБ в Ереване и внешние гарантии безопасности для Карабаха, новая авиабаза в Белоруссии и допуск белорусских предприятий в российское ВПК. И т.д. и т.п.

Военная интеграция в Евразии является не только основанием для выхода на следующий уровень после торгового союза, но и ключевым требованием к любой национальной республике, стремящейся стать союзной. Отсутствие внутренних границ и свободное перемещение товаров, людей и капиталов внутри должно быть обеспечено безопасностью на границах внешних.

Кстати, лучше всего понимают необходимость и неизбежность военной интеграции именно в тех республиках, которым довелось хлебнуть горя, — в Приднестровье, Осетии, Абхазии, Карабахе.

Сегодня контуры военнополитического союза чётко просматриваются в ОДКБ — Организации договора о коллективной безопасности, куда входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Армения, Таджикистан. Конечно же, организационная структура ОДКБ ещё слишком аморфна и зачастую напоминает совещательный клуб. Но по мере развёртывания военнополитической интеграции в Евразии мы увидим новые организационные контуры будущих союзных вооружённых сил. А учитывая испытания, которые предстоят будущему Союзу после вывода войск США из Афганистана, рисков гражданских конфликтов на Украине, в Молдавии и в Причерноморском регионе — организационная структура ОДКБ будет пересмотрена в ближайшие годы. Чем интенсивнее игра оппонентов в Евразии, тем быстрее будут сформированы союзные вооружённые силы и тем крепче станет военно-политический союз. Наглядным примером может служить война с армией Саакашвили в 2008 году, в ходе которой военно-политическая интеграция России с Южной Осетией и Абхазией вышла на союзный уровень.

Те, кто считает, что военная интеграция и обеспечение союзной безопасности возможны без политической интеграции, либо не понимают сущности исторических процессов, либо намеренно вводят в заблуждение общественность. Союзная безопасность — это вопрос в первую, вторую и третью очередь политический, потому что зависит от воли правящего класса. При этом не надо бояться дискуссий о передаче части суверенитета в пользу союзного центра. Безопасность в отличие от торговли не может строиться сетевым образом — с опорой на предприимчивых и авантюрных пассионариев. Вопрос безопасности — это всегда вопрос дисциплины и пошаговой реализации проекта, будь то союзное ПВО или миротворческая операция.

Да, всем союзным республикам неизбежно придётся столкнуться с сопротивлением национальной элиты, которая не захочет отказываться от суверенитета, который они, элитарии, интерпретируют как вседозволенность в вопросах собственности и передачи власти по наследству. Но в этом и заключается вызов к руководителям республик: опираясь на народ, у которого в массе своей преобладают союзные настроения, обуздать фронду национальных верхушек и региональных сепаратистов. На смену национальным элитам должны прийти люди союзного типа, которые руководствуются верховенством союзных интересов, превалирующих над интересами частными или национальными.

Те представители национальных элит, кто не способен преодолеть в себе узость национального мышления и выйти на простор союзного уровня, всегда могут заниматься торговлей и коммерцией — благо для этого открыты возможности, созданные Таможенным союзом.