Не верим ('Кcтати', США)

Сергей Восковский

Госсекретарь США Джон Керри прибыл на Ближний Восток. За время его каденции это уже четвертый визит в регион. Злые языки утверждают, что это — погоня за Нобелевской премией, имея в виду награду, которой был удостоен Джимми Картер, не в последнюю очередь за то, что навязал Израилю ословские соглашения.

— Любите ли вы театр? — вопрошал Белинский. Легко было ему говорить такое. В его время еще не догадывались о грядущем пришествии Ионеско и Беккета, еще не маячил на горизонте Камю с его «Мифом о Сизифе», и легко и приятно было любить театр «всеми силами души своей».

Да, весь мир — театр. А Ближний Восток — особенно. Но этот локальный театр мне совсем не нравится. Чем дальше, тем сильнее. Я гляжу на тех, кто вместе со мной смотрит на сцену, и вижу, что они увлекаются зрелищем все больше и больше. Еще немного, и они начнут аплодировать и кричать «браво». Тогда мне придется встать и тихо выйти из зрительного зала. Я этот спектакль уже видел, причем с более сильным актерским составом.

Давайте разгладим пожелтевшую от времени афишу, и посмотрим, кто прежде подвизался на главных ролях.

Ахмед Ясин, создавший ХАМАС и до самой смерти руководивший им, а также Ясер Арафат, сумевший всеми правдами и неправдами подмять под себя светские палестинские организации и признанный, в конце концов, единственным законным руководителем автономии, были, бесспорно, на голову выше нынешних палестинских деятелей. Эти постоянно сбиваются с текста и всякий раз с трудом восстанавливают действие. Но все же восстанавливают.

Сейчас как раз такой случай. После шиканья из зрительного зала, после лихорадочных усилий суфлеров перед зрителем предстала знакомая мизансцена.

В Иудее и Самарии правит ФАТХ.

Мировое сообщество вновь видит перед собой палестинскую национальную администрацию без участия исламистов (в перемирие между ФATХом и ХАМАСом никто не верит).

Правительство Израиля желает иметь на палестинской стороне переговорщика в лице Махмуда Аббаса, которого при желании можно считать легитимным.

При этом, с самым неприятным во всей этой истории фактом, а именно — наличием в Газе террористического территориального образования, предпочитают поступать по рецепту Скарлетт О‘Хара: «Не будем думать об этом сегодня».

Таким образом, не считая наличия в Газе «Хамастана», мы вернулись к ситуации двухтысячного года. Как и тогда, сегодня Израиль готов для достижения мира предложить палестинцам очень много. Вопрос лишь в том, как они к этим предложениям отнесутся.

Летом двухтысячного года премьер Эхуд Барак выложил перед Арафатом такое, что, казалось, только сумасшедший может от этого отказаться:

— палестинская национальная независимость;

— палестинское государство на 98 процентах «территорий» с исчерпывающей территориальной компенсацией «недостающих» двух процентов за счет территорий Негева;

— контроль палестинцев над Храмовой Горой и Восточным Иерусалимом;

— частичное возвращение «палестинских беженцев» в пределы Израиля и полная свобода «возвращения» в пределы палестинского государства.

От Арафата требовалось:

— заявление об отказе от дальнейших претензий;

— декларация о прекращении враждебных действий по отношению к Израилю.

Вот тут-то и наступил момент истины: Ясер Арафат от предложения отказался. Он не захотел стать обыкновенным руководителем обыкновенной страны, живущей в мире со своими соседями. Первый и единственный в мире террорист, получивший Нобелевскую премию мира, Арафат так и не смог преодолеть своей террористической сущности. Понимая, что внятно мотивировать свое решение он не сможет, Арафат привнес в вопрос, который до тех пор являлся территориальным, религиозную составляющую, и уже осенью того же года, воспользовавшись ничтожным поводом, посещением Храмовой горы Ариэлем Шароном, объявил «интифаду Аль-Акса». С этих пор арабо-израильский конфликт, в котором речь шла о создании двух государств для двух народов, перешел в плоскость теологических споров: кто имеет право молиться на Храмовой горе.

Не знаю, предчувствовал ли Арафат, что ему осталось жить после этого лишь четыре года, но своим безумным поступком он унес вместе с собой в могилу надежды не только евреев, но и арабов. На территориях автономии экономика оказалась в катастрофическом положении: если к началу интифады количество безработных составляло десять процентов, а количество людей, живших ниже уровня бедности, не превышало двадцати процентов, то в настоящее время эти показатели просто не поддаются анализу. Если к началу интифады рост ВВП в автономии превышал двадцать процентов, то теперь ни о каком росте не может быть и речи. В этой ситуации нет ничего легче, чем за гроши рекрутировать голодное население в бригады, комитеты и прочие подразделения различных «мучеников», что и привело автономию к нынешнему тупику.

Конечно, есть надежда, что Махмуд Аббас, как он это время от времени демонстрирует, действительно хочет заключить с Израилем мир. К этому его подталкивает и умеренный арабский мир, у которого есть и другие заботы, кроме затянувшейся истории с созданием палестинского государства. Вся беда в том, что, как только Израиль соглашается на разумные уступки вменяемым палестинским силам, на сцену выступают исламисты, которые воспринимают это как слабость и подталкивают светские группировки к продолжению конфликта.

Спектакль в жанре театра абсурда надо остановить. Надо выработать новые правила игры, если угодно — переписать сценарий. Необходимо удалить со сцены резонеров и оставить тех, кто не играет в искусство ради искусства.

Как это может выглядеть конкретно? Очень просто. Признанный мировым сообществом руководитель автономии Махмуд Аббас и его правительство письменно, от лица всех палестинцев, провозглашают мирное сосуществование с Государством Израиль. Все это оформляется гарантиями ООН. Достаточно? Я думаю, что это необходимо, а вот достаточно ли, покажет время.

Но это все наши рассуждения, рассуждения зрителей. Артисты на сцене играют свое. То, что удалось Картеру, Керри вряд ли сможет повторить. Театр абсурда за прошедшее с тех пор время перестал пользоваться популярностью. По крайней мере, в Израиле. Здесь вновь хотят реализма. И вслед за Станиславским говорят: «Не верим».

Стиль, орфография и пунктуация оригинала сохранены, просьба к читателям — не сигнализировать об ошибках в этой статье — прим. ред.