|
Asia Times Online (Гонконг)
Окидывая взглядом
Пост-исторический стриптиз
Пепе Эскобар. 26 апреля 2013
Краткая версия лекции на 13 семинаре политической солидарности в память Дона Хуана Чавеса в университете Сарагосы, Испания
Как было бы приятно вызвать дух Бёрта Бакарака ради определения нашего геополитического будущего, и начать петь: «Что нужно миру – любовь, только любовь»[1].
Извините, поцарапал винил. Мы прерываем восторги ради срочных новостей. Вас закинули в эру новых героев Гоббса [2] – и цифровых, виртуальных, и физических.
Капитализм казино – ака неолиберализм пылесоса – безжалостно разрушает последние остатки социального государства и эгалитарный консенсус промышленного запада, возможно, с эксцентричным исключением Скандинавии. Там установился консенсус «Новых Норм» вторжения в частную жизнь, доминирования политических дебатов и наделения навечно законным статусом маркетизации самой жизни – последний акт корпоративного использования природных ресурсов, земли и дешёвого труда.
Интеграция, социализация и мультикультурность разъедаются дезинтеграцией, сегрегацией и широко-распространенной де-социализацией – прямое следствие веденным Дэвидом Харви понятием «дис-накопления» (самоуничтожающегося общества).
Такое положение вещей фламандский философ и историк искусства Ливен Де Котер в книге Энтропическая Империя назвал «фазой глобализации Безумного Макса».
Это мир Гоббса – мир латентной глобальной гражданской войны, войны против всех; экономические богатеи против бедняков; нетолерантные ваххабиты против «отступников» шиитов»; дети эпохи Просвещения против всевозможных фундаменталистов; пентагоновская милитаризация Африки против китайского меркантилизма.
Дезинтеграция и балканизация Ирака, взорванная Пентагоном десять лет назад операцией «Шок и трепет», была некоей прелюдией это Отважного Нового Беспорядка. Концепция неоконов с 2001 года по 2008 повсюду продвигала проект «давайте убьём государство»; и снова тут Ирак – лучший пример. Но от вбомбливания суверенного государства в Каменный век проект развился до организации гражданской войны – как в Ливии так и, как надеются организаторы, в Сирии.
Когда кабинетные аналитики, влиятельные и не очень, получают плату за изобилие обоснований – обычно в США, но и западная Европа не отстаёт – возвещая о «хаосе и анархии», они просто запускают самоисполняющееся пророчество. Если «хаос и анархия» завораживают их, то лишь потому, что они отражают преобладание экономики либидо, начиная с риэлити-ТВ и заканчивая всевозможными «психотическими играми», как их назвал Де Котер – в комнате, в восьмиугольнике, на острове или виртуально в цифровом формате.
Итак, добро пожаловать в геополитику начала XXI века: эпоху бесконечных войн (в виртуальном и реальном пространстве), крайней поляризации и нагромождения катастроф.
После Гегеля, Маркса и посредственного функционера Империи Фукуямы – но также и после блестящих деконструкций Джанни Ваттимо, Бодрийяра или Джорджио Агамбена [3] – вот что мы имеем.
Для Маркса концом истории было бесклассовое общество. Как романтично! Вместо этого во второй половине ХХ века капитализм заключил брак с западной либеральной демократией – пока смерть не разлучит их. Ну, что ж, теперь смерть рядом. Красный Дракон, как в Китае, пришел на вечеринку и явился он с новой игрушкой – однопартийным неолиберализмом.
Индивидуалистичный, потакающий самому себе, пассивный, легко контролируемый потребитель утопает в искажённой форме демократии, которая в основе своей дает преимущества инсайдерам – и крайне богатым игрокам; как такое может быть гуманной идеей? Но её реклама настолько хороша, что именно к этому стремятся легионы последователей в Азии, Африке, на Ближнем Востоке и Южной Америке. Но и этого недостаточно для гео-экономических Хозяев Вселенной.
Такова пост-история, как завершающее риэлити-шоу. А военный неолиберализм – её излюбленное оружие.
Выбери свой лагерь
Нам уже знакома парадигма государства чрезвычайного положения Джорджио Агамбена – или государства исключений. Последним его примером до середины ХХ века был концлагерь. Но пост-история оказалась более творческой.
Теперь у нас есть концлагерь только для мусульман – как Гуантанамо. У нас есть подобие концлагеря – в Палестине, которая огорожена и находится под наблюдением 7 дней в неделю и 24 часа в сутки, где «закон» диктуют оккупационные власти. И у нас есть то, что случилось – как репетиция – на прошлой неделе в Бостоне; говоря иными словами, «изоляция», то есть пренебрежение законами ради чрезвычайного положения; никакой свободы передвижений, никаких звонков по телефонам, а если вы отправитесь в ближайший магазинчик за безалкогольным напитком, то вас вполне могут застрелить. Целый город на промышленном Севере превратился в высокотехнологичный концлагерь.
Агамбен говорил о государстве исключений, как нисходящем излишке суверенитета, а о естественном государстве – по Гоббсу – как о восходящем отсутствии суверенитета. После Глобальной Войны с Террором, которая несмотря на всё, сказанное Пентагоном, и в самом деле существует вечно (иначе говоря, Длительная Война по определению 2002 года, являющаяся частью доктрины Пентагона о Полномасштабном Доминировании), мы можем говорить о слиянии.
Война с террором, чарующе упорядоченная администрацией Обамы, была и остается глобальным состоянием исключений, даже при появляющихся и исчезающих захватах; Патриотический Акт; тайные приказы исполнительной власти, пытки – недавний двухпартийный совет США обвинил всех высших чиновников администрации Джорджа Буша-младшего в пытках, исключительные представления о сотрудничестве тогда светских союзников запада, как Ливия и Сирия, не говоря уж о Восточно-европейских государствах и обычных арабских марионетках, включая и Египет при Мубараке; и расползающийся аппарат внутренней безопасности.
Как в настоящем концлагере, нам снова нет нужды заглядывать дальше тюрьмы Гуантанамо – которая, вопреки обещаниям предвыборной кампании Обамы, останется открытой неопределенное время, равно как и другие из большого числа «тайных» тюрем ЦРУ времён Буша.
Во всех этих случаях, что бы ни происходило в социальной жизни – временное ограничение, распад, балканизация, сокращение, государство чрезвычайного положения – вот что происходит с обычными гражданами: их гражданство исчезает. Но правящие элиты – политическая, экономическая и финансовая – не думают о гражданственности. Их интересует лишь пассивный потребитель.
Выбирайте антиутопию
Антиутопии Нового Глобального Беспорядка уже пришли в норму. Нам знаком государственный терроризм – «тайная» война беспилотниками ЦРУ в зоне племён Пакистана, в Йемене, Сомали, а скоро – и на африканских просторах. И нам знаком негосударственный терроризм, эта мгла, определяемая на Западе как «аль-Каида» с мириадами ответвлений и подобий.
У нас есть горстка гипер-государств – вроде США, Китая и России и всего ЕС в целом – и масса инфра-государств или несостоявшихся государств, некоторые – искусственные (Ливия, да и Сирия на подходе), и ещё государства-сателлиты, некоторые весьма значимые для контролируемой западом системы, например – Контреволюционный Клуб Залива (Совет по Сотрудничеству Государств Персидского Залива).
Всегда поучительно оглянуться на то, как Пентагон интерпретирует этот мир. Тут мы найдем «интегрирующее ядро» в противоположность «не-интегрирующему ядру». «Ядро» – то, что имеет значение, в нашем случае это Северная Америка и большая часть, но не весь, ЕС. Глуповатое, пассивное население и элита потребителей – быстрые мобильные элиты меняющейся современности, описанные Бауманом [4] – и огромная масса старающихся выжить работяг, большая часть которых – расходный материал (как и миллионы жертв европейской политики аскетизма «тройки», которые никогда больше не найдут достойной работы).
Для не-интегрированного интервала всё – по Гоббсу. В случае Африки – фактически до недавнего времени высмеиваемой, как «чёрная дыра» – существует дополнительное геополитическое силовое воздействие; как противостоять невероятному проникновению китайского меркантилизма всё прошлое десятилетие. Ответ Пентагона – повсюду разместить Африком; покорить государства, которые слишком независимы, к примеру – Ливию; а в случае французской элиты, тоже победившей, пытаться продемонстрировать некую имперскую мощь в Мали, явно выигрывая от развала и балканизации Ливии.
Внешне пост-история, её эстетическая идея – город, как парк отдыха с аттракционами. Лос-Анджелес мог бы быть архетипом, но лучшими примерами являются Лас Вегас, Дубаи и Макао. В отсутствие Умберто Эко [5] и Бодрийяра, раскрывших как в зеркале образы подобия, мы можем обратить внимание на мастера архитектуры Рема Коолхаса – проницательного наблюдателя современного слабоумия южного Китая – и понять, о какой помойке идёт речь.
А есть ещё и навязчивая идея безопасности – от городов, подобных Лондону, превращающихся в разваливающуюся версию Паноптикума Бентама [5], до патетического стриптиза в каждом аэропорту, не говоря уж о «частных кварталах» или сообществах, скорее похожих на обособленные атомы – эмблема капсульной цивилизации. Однако партизанские контратаки могут быть смертоносны, как например иракские сунниты в борьбе в американцами в «треугольнике смерти» в середине 2000-х. В Сан Паоло, Бразилия, – крайне жестоком мегаполисе – банды «клонируют» автомобили и регистрационные номера, дурят органы безопасности на входе «частных кварталов», въезжают в гаражи и приступают к систематическому ограблению каждой квартиры и каждого этажа.
Вы – история
Концептуально пост-история срезала путь. Сам ход истории превратился в фальшивку. Подобие превзошло реальность. Мы видим, как история повторяется – не как трагедия и фарс, но как двойной фарс; частично примером тому может служить вооружение джихадистов в Сирии – точно такое же, как и вооружение бывших «борцов за свободу» в Афганистане 1980-х во время анти-советского джихада – которое вместе с западными бандами в Совете Безопасности ООН направлено на то, чтобы сотворить с Сирией то же самое, что было с Ливией – смену режима.
История повторяется и как клон; неолиберализм с китайскими чертами переигрывает Запад в промышленных играх – в смысле скорости – в то же время делая те же самые ошибки, от небрежного избытка менталитета приобретательства до неуважения к окружающей среде.
Не стоит и упоминать, что пост-история хоронит Просвещение – предпочитая появление всевозможного фундаментализма. Так что ей пришлось похоронить и международные законы; от начала войны в Ираке в 2003 году в обход ООН до использования резолюций ООН для начала войны в Ливии в 2011 году. А теперь Британия и Франция не берут пленных, пытаясь обойти ООН или даже само НАТО и вооружить «повстанцев» в Сирии.
Итак, перед нами Новое Средневековье, которому могут подойти лишь богатые нео-теократии – вроде Саудовской Аравии или Катара, ведь они – западные союзники или марионетки, а внутренне они могу оставаться средневековыми. В наложении мы получаем политику страха – который, по сути, и правит Американской твердыней, да и европейской, страха перед «другими», которые могут оказаться азиатами, но по большей части – мусульманами.
Чего у нас нет, так это политического/философского видения будущего. Или исторической политической программы, ведь политические партии тревожит лишь победа в следующих выборах.
Так как будет выглядеть пост-государственная система? Независимые умы не доверяют таким огромным, ассиметричным, шатким блокам, как ЕС или G-20, или даже растущим многополярным БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южная Африка) – которые пока ещё не представляют реальной альтернативы контролируемой Западом системе. Никто не размышляет о структурной мутации системы. Маркс был тут более, чем прав: историю определяют объективные, конкретные, ощутимые процессы – некоторые из них крайне сложны – влияющие на экономическую и технологическую инфраструктуры.
Можно сделать вывод, что реальный исторический субъект отныне – технологии, как уже осмыслили в 1980-х и 1990-х Жан-Франсуа Лиотар и Поль Вирилио [7]. Технологии будут прокладывать пути за пределы капиталистической системы. Техно-наука – одна из движущих сил истории. Но одновременно это означает войну.
Война и технологии – сиамские близнецы: фактически все технологии разрабатываются как военные. Лучшим примером можно назвать Интернет, полностью изменивший нашу жизнь, с огромными гео-экономическими и политическими последствиями; Пекин, в «белой книге» 2010 (официальный правительственный документ по какому-либо вопросу; обычно разъясняет планы правительства перед введением нового закона) мог назвать Интернет кристаллизацией человеческого ума, но никакое другое государство не фильтрует информацию в Интернете больше, чем Китай. Продвижение сценария мрачных ограничений, как утверждает – и правильно – Эрик Шмидт из Google, таково, что со щелчком по кнопке вскоре вся страна сможет вообще выпасть из Интернета.
Итак, по сути, можно забыть об утопической регрессии от государства к племенам кочевников – как бы нас это не зачаровывало, хоть в Африке, хоть в Ваханском проходе Таджикистана. Если мы рассмотрим геополитический ландшафт с Нулевого Уровня до Бостона, то единственной «моделью» станет уклонение от энтропии.
Знакомьтесь – неолиберальный Адам
Теперь в качестве излюбленного пост-исторического оружия – военный неолиберализм. Лучший анализ последних лет пока – в книге французского гео-стратега Алана Джокса Les Guerres de L'Empire Global. (Войны Глобальной Империи)
Джокс все смешивает, поскольку все внутренне связано – еврокризис, европейский долговой кризис, оккупации и войны, ограничение гражданских свобод, тотально-коррумпированные элиты – чтобы соврать маску с проекта глобальной нео-либеральной империи, далеко выходящей за рамки американской империи.
Конечная цель финансирования – неограниченное накопление богатств, то есть система, где богатства получают самые обеспеченные, а бедные буквально ничего не получают (или, в лучшем случае, получает аскетизм). Реальные Хозяева Вселенной – не имеющий национальности класс рантье – даже невозможно назвать дворянством, поскольку отсутствие вкуса и критичности у большей их части как у поставщиков бесстыдного показного блеска приводит в ужас. Единственное, что они делают – обеспечивают прибыли корпораций, вместо обеспечения защитных функций государства. При таком положении военные приключения становятся полицейской доктриной. А новые информационные технологии – от беспилотников до «специального» снаряжения – могут быть использованы против народных движений, и не только на Юге, но и на Севере.
Джокс может показать, как именно технологическая революция привела к IT управлению этим безбожным Рынком, равно как и к роботизации войны. Итак, у нас в наличии – смесь экономических, военных и технологических мутаций, идущих параллельно, и приводящих к ускорению таких решений, которые полностью уничтожают долговременную политику, создавая систему, которая неспособна регулировать ни финансы, ни насилие. Между диктатом «рынков» и социальной демократией – догадайтесь, кто победит без усилий.
Действительно, Славой Жижек [8] уже поставил ключевой вопрос, по меньшей мере, в отношении западной доктрины. Победитель (скрытый) – в действительности «капитализм с азиатскими ценностями, который, конечно же, не имеет ничего общего с народами Азии, и который обладает явной и просматривающейся тенденцией современного капитализма к ограничению или даже исключению демократии». (Читаемтут.)
Французский философ Жан Клод Миши далее делает попытку политического анализа. Он утверждает, что пост-современная политика стала по сути негативным действием – определяя наименее плохое общество из возможных. Вот так либерализм – сформировавший современную западную цивилизацию – стал в виде нео-либерализма «политикой наименьшего из зол». Что ж, «меньшее зло» – для тех, кто у руля, конечно, и чёрт с ними, с остальными.
В другой ключевой книге Миши выдвигает прекрасную метафору неолиберального Адама, как нового Орфея, обречённого подниматься по пути прогресса без права оглянуться.
Немногие современные мыслители обладают способностями одинаково разрушительно одержать верх над левыми и правыми. Миши говорит, что и те, и другие находятся под влиянием основного мифа капиталистического мышления, и эта «черная антропология» представляет человека по натуре своей эгоистом. И он задает вопрос, как могли организованные левые отказаться от стремления к справедливому, благопристойному обществу – или как неолиберальный волк внёс хаос среди социалистических овец.
Помимо неолиберализма и/или жажды социальной демократии, реальность говорит нам о том, что рядом – междоусобная глобальная гражданская война, эту гипотезу я исследовал в книге Globalistan, вышедшей в 2007 году. Когда мы соединяем вашингтонскую «опору» на Азию, одержимость сменой режима в Иране, страх западных элит перед подъёмом Китая, настоящую арабскую весну, которая ещё и не начиналась, молодые поколения, желающие политического участия, но без ограничений религиозного фундаментализма, мусульманское негодование из-за того, что воспринимается как Новый Крестовый поход против них, рост нео-фашизма в Европе и продолжающееся обнищание западного среднего класса – становится сложно думать о любви.
И всё же – помоги нам Бёрт Бакарак – именно в этом мир нуждается сейчас больше всего.
Примечания:
[1] – What the World Needs Now Is Love — популярная песня, написанная в 1965 году Хэлом Дэвидом на музыку Бёрта Бакарака, американского пианиста и композитора, который написал сотни шлягеров для англоязычной эстрады. Всемирную известность он приобрёл в 1950-е годы, аккомпанируя и гастролируя вместе с Марлен Дитрих. Песня впервые записана Джеки Дешэннон и выпущена 15 апреля 1965 года. В том же году песня заняла седьмое место в хит-параде Соединённых Штатов.
[2] – философское учение Т. Гоббса, идея государства как договора между людьми, положившего конец естественному догосударственному состоянию "войны всех против всех". Суть договора в том, что его участники, обладая великим даром речевого общения, вступают благодаря ему в гражданское состояние, отказываются от значительной части своих естественных прав, отчуждая их в пользу верховного главы государства и подчиненных ему служителей. Естественные законы, которые в природном состоянии выступают лишь как тенденции, непрерывно перебиваемые чувственными страстями, в гражданском состоянии получают наибольшие возможности для своего проявления. Государственность становится, т.о., главным морально воспитующим фактором цивилизации. Право и мораль сближаются, различие между ними сохраняется в том, что гражданские законы – писаные, а естественные – неписаные. Верховная государственная власть – абсолютна, ее носитель (не обязательно король) не разделяет ее ни с кем. Его действия, однако, не произвол, ибо действию законов «суверен подчинен так же, как последний из его подданных» (Левиафан. – Соч., т. 2, гл. 30). Граждане сохраняют многие из естественных прав (гарантию на жизнь, экономические и семейные отношения, воспитание и др.) и в меру этого свободны.
[3] – Джанни Ваттимо – итальянский философ, теоретик постмодернизма; Жан Бордийяр французский социолог, культуролог и философ-постмодернист; Джорджио Агамбен – итальянский философ, сравнивал устройство современного общества с концлагерем; книга «Грядущее сообщество» («La Comunita che viene»; 1990) сравнивалась с известным либеральным манифестом Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории».
[4] – Зигмунт Бауман, английский социолог польского происхождения. Профессор Университета Лидса; известен благодаря своим исследованиям Холокоста и постмодернистского консумеризма. В его сферу научных интересов входят глобализация, антиглобализм/альтерглобализм, модерн, постмодерн, модернити.
[5] – Умберто Эко, итальянский учёный-философ, историк-медиевист, специалист по семиотике, литературный критик, писатель.
[6] – Иеремия Бентам, родоначальник одного из направлений в английской философии – утилитаризма. По политическим воззрениям являлся сторонником либерализма. Резко критиковал теорию общественного договора Ж. Ж. Руссо как возбуждающую дух восстания, однако защищал требования реформы английского парламента на основе расширения избирательного права. Отстаивал идею свободной торговли и ничем не стеснённой конкуренции, что, по его мнению, должно обеспечить спокойствие общества, справедливость, равенство. Был сторонником свободы слова, отделения церкви от государства, женского равноправия, права на развод, запрещения рабства, запрещения пыток и телесных наказаний, отмены наказания для гомосексуалов. Выступал за права животных.
[7] – Жан-Франсуа Лиотар, французский философ-постмодернист и теоретик литературы; Поль Вирильо, французский философ и архитектурный критик, развивает концепцию «дромологии», где важными компонентами являются образ и скорость.
[8] – Славой Жижек, словенский культуролог и социальный философ фрейдомарксистского толка. Живёт и работает в г. Любляна.
Комментарии:
Mohamed Mtimet · Paris, France
До сих пор – лучшая статья, которую я читал за весьма долгое время! спасибо
vkmnskr (signed in using yahoo)
Пепе – человек. По мне он подобен современному пророку. Что бы ни предсказал, то (к несчастью) и происходит. Если бы я обладал властью, то спрашивал бы его мнение по любому вопросу, надеюсь к нему относятся так, как он того заслуживает, в его родной стране. Пепе и Генри СК Ли (в экономических вопросах) – основной повод для меня каждый день читать ЭТаймс.
Linda Jansen · Сиэтл
Фантастично и пугающе, Пепе.
Vicente Jungstedt · National Art School
Я люблю ваши статьи, Пепе! Страшно, но предпочитаю воспринимать вещи, как они есть…
Donia Mili · New York University
Поучительная статья, вы снова это сделали Пепе Эскобар!
Mark S. Saka · Professor of History at Sul Ross State University
Альтернативный взгляд.
Manuel F. Almario · Quezon City, Philippines
Весьма поучительная статья.
Cristhian Emmanuel Garay Lуpez · Follow · CINVESTAV
Замечательно! Спасибо, Пепе!
Sakai Tochari
Пепе попал… снова, но на этот раз зашел намного дальше. Браво, Пепе!
Оригинал публикации: A post-history strip tease
Вернуться назад
|