Братство веры и совести: вход на Пасху и Рождество не там, где двери магазина
5-05-2013, 18:04. Разместил: virginiya100
Братство веры и совести: вход на Пасху и Рождество не там, где двери магазина
05.05.2013 10:43
Всемирно известный астрофизик Стивен Хокинг недавно заявил, что Вселенная могла возникнуть и без вмешательства Провидения. Еще он сказал, что наша хрупкая планета непригодна для жизни, и мы на ней вряд ли протянем еще тысячу лет.
Автор: Виктор Авотиньш
А я только недавно прочитал книгу Ирины Головкиной (Римской–Корсаковой) "Лебединая песнь" — "роман о жизни русской интеллигенции в период диктатуры Сталина". Сожалею, что не довелось прочесть ее раньше. Потому что это одна из самых чистых книг, какую мне довелось читать. Смыслом, слогом и любовью к своему отечеству.
Вход на Пасху не двери магазина
Чего общего между гениальным космологом и внучкой великого композитора? Вроде бы ничего. Ученый считает наличие рая сказкой, а книга Ирины Владимировны пронизана верой. Это книга глубоко верующего человека. Но хотя автор популярнейших книг по эзотерической физике Хокинг вроде бы и старается нас разуверить в трудах Провидения, он в то же самое время предлагает нам смотреть на звезды, а не под ноги. Призывает, чтобы спастись, понимать, как работает Вселенная. Понял ли он, как она вся работает? Думаю, что пока не понял. Поняли ли мы, верующие и атеисты, как она работает? Думаю, что пока не поняли. Пути Господни неисповедимы.
Вряд ли Вселенная такая уж конечная система, чтобы нам для нее когда–либо хватило "понималки". Что мы знаем, например, о двадцати шести якобы уже известных измерениях (дименсиях) невидимого мира? Почти ничего. А там — во Вселенной еще много всякого неведомого. Хоть это и не мешает нам с поразительной легкостью судить о неизведанном, о Боге. Так или иначе — это неизвестное, непознанное, все еще несоизмеримо больше того, что мы знаем, что познали, что поняли. Чем больше шар нашего знания, тем больше площадь его поверхности, которая соприкасается с непознанным.
Для меня этого достаточно, чтобы уважать непознанное как высшее, чтобы уважать верующих людей и источник их веры.
Я не вижу большой разницы между стремлением людей познать происходящее и стремлением познать Бога. То, что эти стремления время от времени приводят к спорам о Писании, даже о том, как, кем и для чего был создан мир, для меня в моем уважении ничего не меняет. Я согласен с теми, кто считает, что не спасители провозглашали религии. Их создавали люди.
Я глубоко уважаю верующих людей, но вряд ли могу считать себя верующим человеком. По крайней мере, если сравнивать с теми людьми светлой и чистой веры, среди которых прошло мое детство в Латгалии. И не потому, что чудеса редки и Господь не прислуживает мне всякий день. "Если бы наградой за веру и праведную жизнь служило процветание здесь на земле, в земных формах — все вокруг были бы верующие, но грош цена была бы этой вере!", — говорит ссыльный, крещеный еврей одной из героинь книги Ирины Головкиной.
"Да, днем на своей профессиональной работе я действительно решаю многие практические проблемы физики и техники. Но, когда приходит вечер, я всего лишь человек. Человек, который уже 25 лет интересуется эзотерикой. А самые новейшие исследования науки по сути приводят к подтверждению существования Бога. Этим я не хочу утверждать то, что рациональная западная наука сможет объяснить Бога или его суть, или его совершенство. Научными методами мы сможем что–то сказать лишь о нескольких аспектах Бога. (…) На вопрос, кто же создал мир, я должен ответить не научно. Да, я считаю, что мир создал Всевышний. Но сказать конкретнее, какой Он, я не могу. По крайней мере сейчас. Это некий творческий принцип, создающий все материальное. Существенно то, что материя не есть изначальная форма существования", — пятнадцать лет назад говорил физик, академик Андрис Буйкис. Для подтверждения своего мнения он ссылается на русского физика Геннадия Шипова, академика Анатолия Акимова, цитирует ученого Алена Сандэйджа: "Исследование Вселенной мне показало, что существование материи — это чудо, которое можно объяснить лишь сверхъестественным способом"…
К чему все это? К тому, чтобы накануне православной Пасхи сказать, что вход на Пасху (как и на Рождество) не там, где двери магазина. Что плоские представления и поверхностные рассуждения как о Вселенной, так и Творце скорее есть отказ от желания познать себя, чем подтверждение глубоких собственных убеждений насчет чего–либо.
Пища наша — слухи об ангелах
А вот Европа вовсю прет на Пасху именно через магазин. Это теперь у нас, пожалуй, главный вход даже на главные церковные праздники. На латышском Пасха — Lieldienas. Большие дни. Значит, когда большие дни проходят, опять наступают дни маленькие? Хотя, по крайней мере в странах, которые все еще мнят себя христианскими, следовало бы ожидать, чтобы с каждой Пасхой больших дней в жизни человека станет больше, а количество дней мелочных уменьшится. Если бы это было так, то не было бы сомнений, что Пасха в Европе — это все еще событие спасения, а не только цикличный ритуал, главную ценность которого составляет разве что пара свободных дней, когда Пасха у нескольких конфессий.
Однако на международной конференции "Вера XXI века: новая антропология для третьего тысячелетия", проходившей в Риге с 14 по 16 марта, архиепископ Рижский, митрополит Збигнев Станкевич сказал: "Но на конклаве кардиналы искали ресурс церкви на другом краю света. Там, где его больше, там, где больше молодых людей и больше радости в храме".
Католического архиепископа дополнил архиепископ лютеранский Янис Ванагс, сказав, что Европа стоит перед большим вызовом, и природа этого вызова вере в значительной степени антропологическая. Один из признаков этого вызова то, что в Европе изменился фон жизни. Христианский фон отступил. Особенно в Восточной Европе. Например, телевидение, если не говорить о передачах материального плана, предпочтение отдает паранормальным явлениям, лабораториям призраков и пр. Но никак не тем сигналам трансценденции, которые люди получают из своего повседневного опыта.
Второй аспект вызова: вера без принадлежности. То есть — я сам могу сформулировать своего Бога и свои отношения с ним. Я подумал, что в какой–то мере это мой вариант. Значит, между мной и верой нечто вроде гордыни. Правда, для меня пока не стал существенным вопрос, который архиепископ Ванагс назвал важным для современной публики: "Господь — да, но при чем тут Христос?" Разве сейчас наиболее существенным в этом явлении спасения, называемом Христом, является: был он или не был женат; был его отцом Иосиф или римский солдат Пандира; был ли Христос чудодеем или талантливым политиком, который прекрасно понимал, какие последствия может иметь (и имел) коктейль, в котором смешаны финансовые спекуляции Иерусалима, терроризм зилотов, роскошь левитов, оккупационный режим? Социолог Петр Бергер, на которого ссылался архиепископ, писал, что все это теперь есть сырье для "сплетен об ангелах". Мирская биография Назаретянина уже не в силах существенно повлиять на духовную историческую биографию Христа (христианства). Чего не скажешь о биографиях нынешних европейских христиан, которые предпочитают кормиться "слухами об ангелах", не познавая ни самих себя, ни Христа.
Профессор Рижского института теологии Паулс Клявиньш указал на подобное отношение как на еще одну опасность для христианства. Потому что, занявшись поисками исключительно исторического Христа, мы теряем возможность встречи с Христом сегодня. Обратившись лишь к прошлому, начав утверждать — настоящий Христос это вчерашний Христос, мы теряем то, что доступно сегодня. Но точно так же, как Христа могут не встретить те, кто утверждают — Христос только такой, каким он был вчера, его может не встретить и тот, кто хочет видеть лишь Христа нынешнего. "Вот что важно, — связать вечность со временем. Если отрицаем временной аспект, мы не можем понять Иисуса и не можем его встретить. До всего можно дойти любовью, а не судоплаванием", — сказал профессор. Ущербность от застревания в том или ином времени, от пренебрежения к тому, что течет уже другая река и другие люди улыбаются нам на улицах, хорошо видна и в нашей политике.
Однако быть христианами "на всякий случай", быть захожанами, а не прихожанами, удобно не только политикам. Я тоже не прихожанин. И не был им. Но храм в советское время посещал чаще. Не будучи, как сказал, верующим, но помня о своем латгальском детстве. Я и не думал из этого делать какую–то тайну и считал свое поведение для тех организаций, в которых состоял, более нормальным, нежели догматическая ограниченность или тем более узкопартийная, фанатичная тупость. Потому, хоть я все еще считаю "воцерковление" проблематичным для себя шагом (не из–за состояния церкви, а потому, что внутренне не готов), мне кажется понятным сказанное архиепископом Ванагсом, что церковь — это тело Христа, оставленное на этом свете, чтобы продолжить его промысел. И мы не можем быть во Христе вне его тела. Это, на мой взгляд, есть призыв избавиться от постмодернистского дробления ценностей, морали, нравов, дабы все–таки утвердить хоть какую–то соборную идентичность. Будь то конфессия или общество, народ.
Приспособиться легче
Пастор, профессор факультета теологии в городе Лугано Андрис Мария Еруманис на конференции сказал, что христианство в Европе переживает глубокий кризис, а стремительное распространение ислама связано с демографическим кризисом коренных жителей континента. Меньше людей посещают храмы, церковная недвижимость распродается… Некоторые связывают кризис с самой церковью и считают, что она должна приспособиться к ходу времени. Другие же считают, что кризис определен поступательным ходом европейской культуры. Папа Бенедикт XVI сказал, что мы имеем дело с редуцированным, упрощенным умом, который исключает открытость трансцендентному.
Вряд ли церкви следует подстраиваться под такой ум. Пастор Еруманис употребил, на мой взгляд, гораздо более приемлемое и точное для современного действия слово — инкультурация. "Церковь вольна принять все положительное, что есть в современном мире, и защитить его от деконструкции". Тогда содержательная дискуссия велась бы не с толпой потребителей, а, скажем, с Imagine (вспомните содержание песни) Джона Леннона. То есть — тогда это была бы дискуссия между умами, не закрытыми для высшего и неизведанного. Между умами, способными трезво осмыслить как пороки церкви, так и пороки общества. А значит — сделать более–менее разумные выводы к действию. Это позволило бы также спокойно и трезво воспринимать то, что полная гармония между церковью и культурой невозможна. Как сказал пастор, из–за грехов, в том числе грехов самой церкви, ни одна попытка синтеза пока не удалась. Но, полагаю, что толпа будет ждать от церкви именно приспособления к своим прихотям. И церковь, как всегда, будет колебаться между путем культуры и приспособленческой политикой.
Очевидно же, что церковь в Европе пока не нашла "верный подход к современному миру, к миру, который потакает культуре смерти Бога" (А.М. Еруманис), в котором человека считают вещью (Ю. Хабермас), в котором релятивизм перерастает в нигилизм. Из всех особенностей современного мира, которые пастор Еруманис назвал помехой для пронизанной истинным христианством инкультурации, я бы выделил две: — все более слабеющие моральные ресурсы, чтобы адекватно ответить на современные вызовы; — отсутствие в обществе резерва надежд. Потому что эти две особенности никак не преодолеть, эти ресурсы никак не накопить одним опосредованным действием государства, церкви или даже самого Господа, без личного участия человека. Хотя… Говорят, что истинная миссия церкви — найти ответ для всякого пропащего. Говорят, что "наиболее подвержена опасности та церковь, которая обращена лишь на себя. Церковь существует для других — для гонимых, бедных и тех, кто страдает. Это не значит, что церковь должна быть социальным учреждением. Она должна помогать, прежде всего выполняя свою духовную миссию". (А.М. Еруманис).
Чудо размером с собственный холодильник
Но и с собой, конечно, следует разобраться. И если эти разборки приводят к желанию существовать без всякого размышления о том, что выше тебя, если свести все ожидания от веры к обывательским смыслам, то не мудрено, что образцом бытия становятся мелочи жизни, а дни, которые требуют присутствия, ответственности и жертвы, становятся обузой. Или сырьем для пустословия.
Даже в таком вроде бытовом вопросе, как отношения мужчин и женщин. На конференции представитель Краковского Понтификального университета Иоанна Павла II Дариуш Око в характерном для Европы разрушении семьи винил в основном мужчин. Коллективная вина мужчин состоит в том, что Европа сейчас находится перед выбором — быть ли цивилизацией, обращенной к жизни, или цивилизацией, обращенной к смерти. Картина печальная. Детей пичкают порнографией, у детей сексуальные связи с 13–15 лет, ко времени университета этих связей десятки, и дети уже не хотят быть верными своей семье. Более 50% мужчин в возрасте 30–40 лет не желают постоянных отношений с женщинами. На сотню взрослых, например, в Германии всего–то 66 детей и 40 внуков. Ребенок становится помехой для активной сексуальной жизни. Пустое пространство занимают арабы. Тягу к гомосексуализму вроде бы можно лечить, но в этом отказывают, и, значит, еще одна женщина не найдет партнера. И т.п.
"Воспитывая мальчиков, следует им сказать, что они многое должны женщинам, которые их вынашивали, вытирали им нос и никогда не предавали. Любовь за любовь. Верность за верность. Будь столь же хорошим, верным и любящим для своей жены, как мать для своего ребенка. Мать — это лучшая картина рождества. Тут возникает новая вселенная, новая жизнь, новый кафедральный собор. Женщина, которая вынашивает дитя — лучшее изображение Бога. Мужчины же по существу своему призваны защищать женщин так же, как женщины призваны защищать детей. А те, кто не верят в существование рая, те стараются сотворить рай здесь и надеются, что этот рай им сотворит их любимая женщина. Однако мужчина должен бороться за свою семью. Он должен встать против цивилизации смерти", — сказал Дариуш Око.
А коли слабы встать против, то и нечего удивляться прихоти подгонять веру под размер "я", нечего удивляться тому, что основу веры составляют "слухи об ангелах", и виновниками такого "масштаба" собственной веры выставляются одни внутренние грехи церкви. Не удивительно, что от тела Христова (церкви) требуется совершенство чистоты поведения, без особых размышлений о том, что те, кто этого требуют, сами отнюдь не есть носители морали или идеи, которая предпочла бы высшее греху мелочных дней мелочной Европы. Рассуждая о конце света гораздо чаще, чем о Пасхе, они ждут от церкви не укрепления веры, а чуда размером в собственный холодильник.
"И тех, кто любви не достоин".
А сложнее всего современному человеку, у которого, пожалуй, не хватает моральных ресурсов, сладить с тем, что в книге Ирины Владимировны высказано словами владыки Вениамина: "В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым одушевлением. Я глубоко сожалел, что дни мученичества уже миновали. Времена переменились — открывается возможность снова страдать за свою веру…" Или словами епископа Болеслава Слосканса, которого на конференции цитировала профессор Рижского высшего института религиозных наук Байба Брудере. Далеко не всякого человека так мучили в советских тюрьмах, как епископа Болеслава. Но он пишет родителям: "Тюрьма — это самое выдающееся и красивейшее событие моей внутренней жизни. Я счастлив. Потому, что теперь я способен любить всех людей. И тех, кто любви недостоин. Я прошу вас не поддаваться мести, ибо тогда вы уже не будете христиане, а будете отщепенцы".
Эти два человека ради высшего откровения были рады перспективе мученичества. Те вызовы, которые на данный момент стоят перед нами, требуют гораздо меньшего самоотречения. Но у нас и на них, даже на вызовы, не то что государства, на вызовы собственной семьи морального ресурса не хватает. Даже на то, чтобы прорвать упомянутый архиепископом Станкевичем на католическую Пасху "круг непрощения". Значит, мы опять на пути к очередному абсурду.
Прочитал, что Пасха — веры и совести братство. Поздравляя староверов и православных со Светлым Христовым Воскресением, желаю успеха в любом деле, которое укрепляет это братство!
Вход на Пасху не двери магазина
Чего общего между гениальным космологом и внучкой великого композитора? Вроде бы ничего. Ученый считает наличие рая сказкой, а книга Ирины Владимировны пронизана верой. Это книга глубоко верующего человека. Но хотя автор популярнейших книг по эзотерической физике Хокинг вроде бы и старается нас разуверить в трудах Провидения, он в то же самое время предлагает нам смотреть на звезды, а не под ноги. Призывает, чтобы спастись, понимать, как работает Вселенная. Понял ли он, как она вся работает? Думаю, что пока не понял. Поняли ли мы, верующие и атеисты, как она работает? Думаю, что пока не поняли. Пути Господни неисповедимы.
Вряд ли Вселенная такая уж конечная система, чтобы нам для нее когда–либо хватило "понималки". Что мы знаем, например, о двадцати шести якобы уже известных измерениях (дименсиях) невидимого мира? Почти ничего. А там — во Вселенной еще много всякого неведомого. Хоть это и не мешает нам с поразительной легкостью судить о неизведанном, о Боге. Так или иначе — это неизвестное, непознанное, все еще несоизмеримо больше того, что мы знаем, что познали, что поняли. Чем больше шар нашего знания, тем больше площадь его поверхности, которая соприкасается с непознанным.
Для меня этого достаточно, чтобы уважать непознанное как высшее, чтобы уважать верующих людей и источник их веры.
Я не вижу большой разницы между стремлением людей познать происходящее и стремлением познать Бога. То, что эти стремления время от времени приводят к спорам о Писании, даже о том, как, кем и для чего был создан мир, для меня в моем уважении ничего не меняет. Я согласен с теми, кто считает, что не спасители провозглашали религии. Их создавали люди.
Я глубоко уважаю верующих людей, но вряд ли могу считать себя верующим человеком. По крайней мере, если сравнивать с теми людьми светлой и чистой веры, среди которых прошло мое детство в Латгалии. И не потому, что чудеса редки и Господь не прислуживает мне всякий день. "Если бы наградой за веру и праведную жизнь служило процветание здесь на земле, в земных формах — все вокруг были бы верующие, но грош цена была бы этой вере!", — говорит ссыльный, крещеный еврей одной из героинь книги Ирины Головкиной.
"Да, днем на своей профессиональной работе я действительно решаю многие практические проблемы физики и техники. Но, когда приходит вечер, я всего лишь человек. Человек, который уже 25 лет интересуется эзотерикой. А самые новейшие исследования науки по сути приводят к подтверждению существования Бога. Этим я не хочу утверждать то, что рациональная западная наука сможет объяснить Бога или его суть, или его совершенство. Научными методами мы сможем что–то сказать лишь о нескольких аспектах Бога. (…) На вопрос, кто же создал мир, я должен ответить не научно. Да, я считаю, что мир создал Всевышний. Но сказать конкретнее, какой Он, я не могу. По крайней мере сейчас. Это некий творческий принцип, создающий все материальное. Существенно то, что материя не есть изначальная форма существования", — пятнадцать лет назад говорил физик, академик Андрис Буйкис. Для подтверждения своего мнения он ссылается на русского физика Геннадия Шипова, академика Анатолия Акимова, цитирует ученого Алена Сандэйджа: "Исследование Вселенной мне показало, что существование материи — это чудо, которое можно объяснить лишь сверхъестественным способом"…
К чему все это? К тому, чтобы накануне православной Пасхи сказать, что вход на Пасху (как и на Рождество) не там, где двери магазина. Что плоские представления и поверхностные рассуждения как о Вселенной, так и Творце скорее есть отказ от желания познать себя, чем подтверждение глубоких собственных убеждений насчет чего–либо.
Пища наша — слухи об ангелах
А вот Европа вовсю прет на Пасху именно через магазин. Это теперь у нас, пожалуй, главный вход даже на главные церковные праздники. На латышском Пасха — Lieldienas. Большие дни. Значит, когда большие дни проходят, опять наступают дни маленькие? Хотя, по крайней мере в странах, которые все еще мнят себя христианскими, следовало бы ожидать, чтобы с каждой Пасхой больших дней в жизни человека станет больше, а количество дней мелочных уменьшится. Если бы это было так, то не было бы сомнений, что Пасха в Европе — это все еще событие спасения, а не только цикличный ритуал, главную ценность которого составляет разве что пара свободных дней, когда Пасха у нескольких конфессий.
Однако на международной конференции "Вера XXI века: новая антропология для третьего тысячелетия", проходившей в Риге с 14 по 16 марта, архиепископ Рижский, митрополит Збигнев Станкевич сказал: "Но на конклаве кардиналы искали ресурс церкви на другом краю света. Там, где его больше, там, где больше молодых людей и больше радости в храме".
Католического архиепископа дополнил архиепископ лютеранский Янис Ванагс, сказав, что Европа стоит перед большим вызовом, и природа этого вызова вере в значительной степени антропологическая. Один из признаков этого вызова то, что в Европе изменился фон жизни. Христианский фон отступил. Особенно в Восточной Европе. Например, телевидение, если не говорить о передачах материального плана, предпочтение отдает паранормальным явлениям, лабораториям призраков и пр. Но никак не тем сигналам трансценденции, которые люди получают из своего повседневного опыта.
Второй аспект вызова: вера без принадлежности. То есть — я сам могу сформулировать своего Бога и свои отношения с ним. Я подумал, что в какой–то мере это мой вариант. Значит, между мной и верой нечто вроде гордыни. Правда, для меня пока не стал существенным вопрос, который архиепископ Ванагс назвал важным для современной публики: "Господь — да, но при чем тут Христос?" Разве сейчас наиболее существенным в этом явлении спасения, называемом Христом, является: был он или не был женат; был его отцом Иосиф или римский солдат Пандира; был ли Христос чудодеем или талантливым политиком, который прекрасно понимал, какие последствия может иметь (и имел) коктейль, в котором смешаны финансовые спекуляции Иерусалима, терроризм зилотов, роскошь левитов, оккупационный режим? Социолог Петр Бергер, на которого ссылался архиепископ, писал, что все это теперь есть сырье для "сплетен об ангелах". Мирская биография Назаретянина уже не в силах существенно повлиять на духовную историческую биографию Христа (христианства). Чего не скажешь о биографиях нынешних европейских христиан, которые предпочитают кормиться "слухами об ангелах", не познавая ни самих себя, ни Христа.
Профессор Рижского института теологии Паулс Клявиньш указал на подобное отношение как на еще одну опасность для христианства. Потому что, занявшись поисками исключительно исторического Христа, мы теряем возможность встречи с Христом сегодня. Обратившись лишь к прошлому, начав утверждать — настоящий Христос это вчерашний Христос, мы теряем то, что доступно сегодня. Но точно так же, как Христа могут не встретить те, кто утверждают — Христос только такой, каким он был вчера, его может не встретить и тот, кто хочет видеть лишь Христа нынешнего. "Вот что важно, — связать вечность со временем. Если отрицаем временной аспект, мы не можем понять Иисуса и не можем его встретить. До всего можно дойти любовью, а не судоплаванием", — сказал профессор. Ущербность от застревания в том или ином времени, от пренебрежения к тому, что течет уже другая река и другие люди улыбаются нам на улицах, хорошо видна и в нашей политике.
Однако быть христианами "на всякий случай", быть захожанами, а не прихожанами, удобно не только политикам. Я тоже не прихожанин. И не был им. Но храм в советское время посещал чаще. Не будучи, как сказал, верующим, но помня о своем латгальском детстве. Я и не думал из этого делать какую–то тайну и считал свое поведение для тех организаций, в которых состоял, более нормальным, нежели догматическая ограниченность или тем более узкопартийная, фанатичная тупость. Потому, хоть я все еще считаю "воцерковление" проблематичным для себя шагом (не из–за состояния церкви, а потому, что внутренне не готов), мне кажется понятным сказанное архиепископом Ванагсом, что церковь — это тело Христа, оставленное на этом свете, чтобы продолжить его промысел. И мы не можем быть во Христе вне его тела. Это, на мой взгляд, есть призыв избавиться от постмодернистского дробления ценностей, морали, нравов, дабы все–таки утвердить хоть какую–то соборную идентичность. Будь то конфессия или общество, народ.
Приспособиться легче
Пастор, профессор факультета теологии в городе Лугано Андрис Мария Еруманис на конференции сказал, что христианство в Европе переживает глубокий кризис, а стремительное распространение ислама связано с демографическим кризисом коренных жителей континента. Меньше людей посещают храмы, церковная недвижимость распродается… Некоторые связывают кризис с самой церковью и считают, что она должна приспособиться к ходу времени. Другие же считают, что кризис определен поступательным ходом европейской культуры. Папа Бенедикт XVI сказал, что мы имеем дело с редуцированным, упрощенным умом, который исключает открытость трансцендентному.
Вряд ли церкви следует подстраиваться под такой ум. Пастор Еруманис употребил, на мой взгляд, гораздо более приемлемое и точное для современного действия слово — инкультурация. "Церковь вольна принять все положительное, что есть в современном мире, и защитить его от деконструкции". Тогда содержательная дискуссия велась бы не с толпой потребителей, а, скажем, с Imagine (вспомните содержание песни) Джона Леннона. То есть — тогда это была бы дискуссия между умами, не закрытыми для высшего и неизведанного. Между умами, способными трезво осмыслить как пороки церкви, так и пороки общества. А значит — сделать более–менее разумные выводы к действию. Это позволило бы также спокойно и трезво воспринимать то, что полная гармония между церковью и культурой невозможна. Как сказал пастор, из–за грехов, в том числе грехов самой церкви, ни одна попытка синтеза пока не удалась. Но, полагаю, что толпа будет ждать от церкви именно приспособления к своим прихотям. И церковь, как всегда, будет колебаться между путем культуры и приспособленческой политикой.
Очевидно же, что церковь в Европе пока не нашла "верный подход к современному миру, к миру, который потакает культуре смерти Бога" (А.М. Еруманис), в котором человека считают вещью (Ю. Хабермас), в котором релятивизм перерастает в нигилизм. Из всех особенностей современного мира, которые пастор Еруманис назвал помехой для пронизанной истинным христианством инкультурации, я бы выделил две: — все более слабеющие моральные ресурсы, чтобы адекватно ответить на современные вызовы; — отсутствие в обществе резерва надежд. Потому что эти две особенности никак не преодолеть, эти ресурсы никак не накопить одним опосредованным действием государства, церкви или даже самого Господа, без личного участия человека. Хотя… Говорят, что истинная миссия церкви — найти ответ для всякого пропащего. Говорят, что "наиболее подвержена опасности та церковь, которая обращена лишь на себя. Церковь существует для других — для гонимых, бедных и тех, кто страдает. Это не значит, что церковь должна быть социальным учреждением. Она должна помогать, прежде всего выполняя свою духовную миссию". (А.М. Еруманис).
Чудо размером с собственный холодильник
Но и с собой, конечно, следует разобраться. И если эти разборки приводят к желанию существовать без всякого размышления о том, что выше тебя, если свести все ожидания от веры к обывательским смыслам, то не мудрено, что образцом бытия становятся мелочи жизни, а дни, которые требуют присутствия, ответственности и жертвы, становятся обузой. Или сырьем для пустословия.
Даже в таком вроде бытовом вопросе, как отношения мужчин и женщин. На конференции представитель Краковского Понтификального университета Иоанна Павла II Дариуш Око в характерном для Европы разрушении семьи винил в основном мужчин. Коллективная вина мужчин состоит в том, что Европа сейчас находится перед выбором — быть ли цивилизацией, обращенной к жизни, или цивилизацией, обращенной к смерти. Картина печальная. Детей пичкают порнографией, у детей сексуальные связи с 13–15 лет, ко времени университета этих связей десятки, и дети уже не хотят быть верными своей семье. Более 50% мужчин в возрасте 30–40 лет не желают постоянных отношений с женщинами. На сотню взрослых, например, в Германии всего–то 66 детей и 40 внуков. Ребенок становится помехой для активной сексуальной жизни. Пустое пространство занимают арабы. Тягу к гомосексуализму вроде бы можно лечить, но в этом отказывают, и, значит, еще одна женщина не найдет партнера. И т.п.
"Воспитывая мальчиков, следует им сказать, что они многое должны женщинам, которые их вынашивали, вытирали им нос и никогда не предавали. Любовь за любовь. Верность за верность. Будь столь же хорошим, верным и любящим для своей жены, как мать для своего ребенка. Мать — это лучшая картина рождества. Тут возникает новая вселенная, новая жизнь, новый кафедральный собор. Женщина, которая вынашивает дитя — лучшее изображение Бога. Мужчины же по существу своему призваны защищать женщин так же, как женщины призваны защищать детей. А те, кто не верят в существование рая, те стараются сотворить рай здесь и надеются, что этот рай им сотворит их любимая женщина. Однако мужчина должен бороться за свою семью. Он должен встать против цивилизации смерти", — сказал Дариуш Око.
А коли слабы встать против, то и нечего удивляться прихоти подгонять веру под размер "я", нечего удивляться тому, что основу веры составляют "слухи об ангелах", и виновниками такого "масштаба" собственной веры выставляются одни внутренние грехи церкви. Не удивительно, что от тела Христова (церкви) требуется совершенство чистоты поведения, без особых размышлений о том, что те, кто этого требуют, сами отнюдь не есть носители морали или идеи, которая предпочла бы высшее греху мелочных дней мелочной Европы. Рассуждая о конце света гораздо чаще, чем о Пасхе, они ждут от церкви не укрепления веры, а чуда размером в собственный холодильник.
"И тех, кто любви не достоин".
А сложнее всего современному человеку, у которого, пожалуй, не хватает моральных ресурсов, сладить с тем, что в книге Ирины Владимировны высказано словами владыки Вениамина: "В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым одушевлением. Я глубоко сожалел, что дни мученичества уже миновали. Времена переменились — открывается возможность снова страдать за свою веру…" Или словами епископа Болеслава Слосканса, которого на конференции цитировала профессор Рижского высшего института религиозных наук Байба Брудере. Далеко не всякого человека так мучили в советских тюрьмах, как епископа Болеслава. Но он пишет родителям: "Тюрьма — это самое выдающееся и красивейшее событие моей внутренней жизни. Я счастлив. Потому, что теперь я способен любить всех людей. И тех, кто любви недостоин. Я прошу вас не поддаваться мести, ибо тогда вы уже не будете христиане, а будете отщепенцы".
Эти два человека ради высшего откровения были рады перспективе мученичества. Те вызовы, которые на данный момент стоят перед нами, требуют гораздо меньшего самоотречения. Но у нас и на них, даже на вызовы, не то что государства, на вызовы собственной семьи морального ресурса не хватает. Даже на то, чтобы прорвать упомянутый архиепископом Станкевичем на католическую Пасху "круг непрощения". Значит, мы опять на пути к очередному абсурду.
Прочитал, что Пасха — веры и совести братство. Поздравляя староверов и православных со Светлым Христовым Воскресением, желаю успеха в любом деле, которое укрепляет это братство!
Вернуться назад