Анатолий Вассерман: Не бюрократия, а технология. Об альтернативе "произволу чиновников"

Не бюрократия, а технология. Об альтернативе "произволу чиновников"

Анатолий Вассерман

Журналист, политконсультант, эрудит. Родился в Одессе 1952.12.09.03.30. По образованию инженер-теплофизик. Более двух десятилетий работал программистом (15 лет -- системным программистом). Многократный победитель интеллектуальных игр. Самое узнаваемое лицо Рунета. Автор живого журнала awas1952.livejournal.com

Мою недавнюю заметку о роли творческой инициативы в плановом обществе весьма активно обсуждали и в моём Живом Журнале, и, естественно, в первую очередь на сайте «Однако». И меня изрядно огорчило, что не только в Живом Журнале, но и на сайте «Однако» (где люди более склонны вдумываться в слова автора) участники обсуждения представляли себе одну и ту же картину, сводящуюся к тому, что некие чиновники будут, как и прежде, всё решать — и, соответственно, нарисованная автором картина совершенно утопична.

Конечно, это и моя вина: мне следовало в основном авторском тексте подчеркнуть, что информационные технологии — это технологии не только вычислений, но и сбора сведений и воплощения в жизнь решений, принятых на основании этих сведений. Правда, нашлись люди, понимающие это: об этом написали несколько комментаторов, но у меня ощущение, что на них даже не обратили особого внимания.

Но очень показательно, что сейчас уже практически никто не представляет себе иных механизмов управления, нежели произвол чиновников. Это, конечно, очень огорчает меня. Но заблуждение, к сожалению, очень распространённое — и, между прочим, распространяется и на наше прошлое. Мне не раз доводилось видеть фразы типа «возрождается засилье чиновников, как в советские времена». Так вот, насколько я могу судить, засилье чиновников в советские времена было несравненно меньше нынешнего. Не только потому, что самих чиновников было куда меньше, но и потому что им отводилось меньше ролей в самой структуре управления обществом.

Приведу один пример. Все мы наслышаны о повальном засилье и всемогуществе советской цензуры. В качестве одного из примеров этого самого «засилья и всемогущества» цензуры приводятся рассказы о художественных советах: он пачками клали на полку шедевры кино, запрещали спектакли и так далее. Так вот, художественные советы, конечно, были — и действительно кое-что запрещали.

Правда, когда наконец-то перестройка и гласность сняли с полки сотни «киношедевров», неожиданно выяснилось, что большая часть этих самых «киношедевров» могла спокойно оставаться на полке без малейшего ущерба и для зрителей, и для репутации авторов. Потому что добрая половина «шедевров» оказалась, мягко говоря, не так велика, как рассказывали их гордые авторы.

Но дело не только в качестве шедевров. Но и в самих художественных советах. Дело в том, что первоначально это были именно художественные советы. То есть сами деятели искусств обсуждали новое творение одного из коллег, давали советы по улучшению этого творения, рассказывали, что их самих не устраивает. Конечно же, художественные советы тоже далеко не идеальны. Скажем, у Сергея Владимировича Михалкова есть очень ехидная басня «Слон-живописец», где фактически описан именно такой художественный совет. Туда этот самый слон выносит свеженаписанный пейзаж — и ему каждый член совета подсказывает, что он сам хотел бы видеть на этом пейзаже. Естественно, когда слон пытается выполнить указания всех членов совета, получается совершеннейший ералаш — кстати, басня именно этим словом и заканчивается. То есть понятно, что художественный совет неидеален. Но первоначально-то это были именно художественные советы, а не бюрократические.

И членами художественных советов стали, кроме самих деятелей искусства, ещё и различные чиновники -- вовсе не ради стремления причёсывать всё и вся под свои стандарты, а просто потому, что картина, описанная в басне Михалкова — ещё лучший случай. Там хотя бы действительно пытались помочь коллеге в меру своего разумения. А ведь зачастую члены худсоветов попросту давили конкурентов. В художественной среде распри не меньше, чем в любой другой. Более того, конкуренция больше, чем, скажем, в технике, потому что художественное дело — субъективное. Если удастся представить, что твоя работа лучше, чем у конкурента, соответственно, разнообразные блага направятся к тебе — а оценить отдачу от этих благ, в отличие от техники, невозможно. Поэтому чиновники оказались вынуждены входить в состав художественных советов просто для того, чтобы хоть как-то нейтрализовать эту обстановку всеобщей конкуренции. Соответственно, цензуры художественных советов практически не было, а была жесточайшая конкуренция самих деятелей искусства, привлекающих чиновников в качестве оправдания своих собственных безобразий.

Возвращаясь же к вопросу о роли чиновников в планировании, ещё раз подчеркну: уже сейчас существующие средства автоматического сбора первичной информации для принятия управленческих решений позволяют обходиться без участия человека, по меньшей мере, в 9 случаях из 10, а то и в 99 случаях из 100. Вспомним хотя бы современные большие магазины, где кассиру вовсе не надо вручную вводить сведения о покупке, а эти сведения вводятся с помощью сканера штрих-кода или — в более современном варианте — с помощью радиочастотных меток (кстати, такие же радиочастотные метки проверяют сейчас билеты в московском метро). Технология автоматизированного управления опирается на технологию автоматизированного сбора сведений, необходимых для управления, и на автоматизированные средства осуществления управленческих решений. То есть, грубо говоря, если мы проектируем какую-то деталь, то современное проектирование включает в себя и создание программ — для станка с программным управлением, который эту деталь немедленно изготовит, и для автомата проверки качества этой детали перед установкой в готовое изделие. Ни на каком этапе этой работы совершенно не требуется вмешательство чиновника.

Поэтому критика идеи автоматизации планирования опирается, к сожалению, на незнание возможностей информационных технологий и на сведение этих технологий к экрану персонального компьютера, с одной стороны, и на, мягко говоря, сильно преувеличенные представления об изобилии чиновников в плановом хозяйстве, с другой стороны. Ещё раз повторю: в советское время при плановом хозяйстве чиновников было в разы меньше, чем сейчас в рыночном хозяйстве. И не только у нас. В Соединённых Государствах Америки государственных служащих на душу населения приходится гораздо больше, чем в Советском Союзе и даже — чем в Российской Федерации. Именно потому, что рыночная стихия непрерывно раскачивает всю страну и всё хозяйство столь сильно, что требуется непрерывное вмешательство государства, чтобы хоть как-то поумерить эту раскачку. Тогда как переход к непрерывному централизованному планированию снимает значительную часть этой стихийной раскачки — соответственно для повседневной деятельности государства требуется гораздо меньше народа, чем в условиях рыночной стихии.

А то, что мы по старой памяти считаем вмешательством государства, чаще всего сводится к защите государством рядовых граждан и, прежде всего, творческих личностей от самих себя. Чем умнее мы будем — и чем меньше мы будем кидаться друг на друга — тем реже нам понадобится обращаться к всевозможным государственным арбитрам, включая художественные советы.