Прикладной этногенез на службе реиндустриализации

Владимир Палицын

Родился в 1987 году в Ленинграде. Окончил факультет аэрокосмических приборов и систем Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения. В настоящее время - аспирант в alma mater, специальность - системный анализ, управление и обработка информации.

В последнее время можно наблюдать некоторый спад интереса к теме реиндустриализации. Ничего удивительного, на самом деле мир не стоит на месте, и в нём обязательно что-то происходит, необязательно более важное, но что более заметное – факт. Простой закон медиапространства – рассуждения о наличии у небесных тел бортового номера привлекают гораздо больше внимания, чем незаметное глазу кропотливое планирование индустриального прорыва, имеющего шанс стать рейтинговой новостью только постфактум. Кратковременный всплеск неоиндустриальной романтики прошёл. Романтика закончилась. Остались серьёзные вопросы. И, пожалуй, один из важнейших – каким именно образом мы на этот раз собираемся «догонять» прогрессивное человечество.

Я не случайно взял слово «догонять» в кавычки – достаточно сложно найти термин, бывший бы в нынешних реалиях менее корректным и более вредным для понимания того, что нужно сделать. Слово «догонять» неявно предполагает если не единый для всех маршрут развития, то уж точно – единый результирующий вектор, общие точки старта и финиша. А при такой постановке вопроса шансов на успех мы объективно не имеем – производство в России стоит дорого даже без учёта человеческого фактора. Кроме того, наше нынешнее положение дел совершенно не соответствует условно-европейской точке индустриального старта, и есть серьезные сомнения, что нам так уж необходимо стремиться к соответствующей точке финиша.

Всё дело в особенностях нашего климата, нашей географии и геологии. Это, впрочем, общеизвестно:

И это, казалось бы, парадоксальное сочетание взаимоисключающих убогости и обильности – не просто поэтический образ, рожденный Некрасовым. Земля обильна, и ресурсов в ней много, но для начала нужно суметь их взять. А это очень сложно, очень трудоемко и дорого. То же относится и к промышленности. В конце концов, что она такое, как не способ распорядиться добытыми ресурсами? И вот, с учётом трудоемкости, и получается та самая парадоксальная «убогость».

Логика этих рассуждений, как не обидно было бы признавать, выглядит безупречной – не случайно с падением Советского Союза и последующей проспонсированной Соросом «либерализацией» образования эта логическая цепочка стала едва ли не краеугольным камнем курса экономической географии. Из всех доводов либералов (естественно, относительно образованных и здоровых психически) этот является самым сильным именно за счёт апелляции к естественным наукам – с климатом никакая идеология ничего не может поделать.

Но почти сразу возникает неудобный вопрос, поначалу кажущийся даже наивным. Каким же тогда образом мы, при всех этих невероятных сложностях, вроде бы обосновано низводящих нас до уровня той самой «убогости», сумели в ходе своей истории кое-чего всё-таки добиться? Причём, если посмотреть на наши достижения, «кое-что» начинает звучать изрядным преуменьшением, если не совершенно неуместной скромностью. На нашем счету освоение Сибири, множество открытий и изобретений, промышленное чудо прошлой индустриализации, приоритет в Арктике, лидерство в мирном атоме и прорыв в космос... И это не говоря о военных и политических достижениях, связь которых с нашим ресурсным парадоксом проявляется не столь явно и кричаще.

Вот здесь и начинаются разговоры о прогрессе из-под палки, победах вопреки, тюрьме народов и рабском менталитете. Аргументы больше эмоциональные, чем разумные, сводящиеся к отрицанию, к тому, что эти достижения по каким-то причинам «не считаются». Других доводов, впрочем, нет, кроме соблазна впасть в грех гордыни и объявить, что на нас, особенных, законы природы не распространяются. Но это уже диаметрально противоположная точка зрения. Являющаяся, тем не менее, таким же костылем, подставленным там, где безупречная, казалось бы, теория вдруг захромала.

На самом деле с теорией всё в порядке. Она абсолютно верно описывает конкурентоспособность товара в зависимости от себестоимости его производства. Если мы примемся производить некий товар, то он действительно не выдержит конкуренции с зарубежными аналогами, чему есть и практические доказательства. В общем, теория верна. Не побоюсь даже сказать, что теория хороша. А особенно она хороша тем, что в ней едва ли не прямым текстом указано, как её обойти.

Дело в том, что продукция нашего производства в экономическом смысле этого слова товаром изначально не является. Проще говоря, продукция сделана не на продажу, а для себя. И потому обладает иным набором атрибутов, для товара, созданного, чтобы быть проданным, нехарактерных. При этом она может стать товаром, если кто-нибудь, увидев нашу продукцию в деле, захочет себе такую же и предложит за это деньги. Но тот самый «нетоварный» набор атрибутов от этого не изменится. Более того, именно «нетоварные» атрибуты и станут конкурентным преимуществом продукции.

В силу вышесказанного становятся очевидными и последствия попытки втиснуть продукцию нашей промышленности в экономическое понятие товара, чему также есть практические доказательства, которые мы имели возможность наблюдать последние двадцать лет. Конечно, там работали и другие факторы, влияние которых нельзя отрицать – именно они и сделали подобную ситуацию возможной. Но об этих факторах, таких, как банальное предательство и желание вволю пограбить, уже и без того написано достаточно.

Подобный «нетоварный» подход не является продуктом фантазии автора – он едва ли не старше основ современной экономической теории. В самом деле, было бы странно, если бы мы, имея за плечами более тысячи лет государственности и ещё более – самого существования народа, не нашли способов оптимально адаптировать свою деятельность, включая производственную, к климатическим условиям собственной страны, что естественным образом нашло отражение и в промышленности, когда она у нас появилась. И проще всего это продемонстрировать, описав те самые «нетоварные» атрибуты, которые должны присутствовать, когда производитель и является потребителем. Собственно, вот они.

Продукт должен быть дешев в производстве настолько, насколько это возможно, потому что в заданных условиях производство продукта окупится только в дальней перспективе, и чем раньше – тем лучше.

Продукт должен быть конструктивно простым настолько, насколько это возможно, поскольку более сложные системы ломаются чаще, а оплачивать производство нового продукта придётся из своего же производительского кармана.

Продукт должен быть максимально простым в эксплуатации, поскольку длительное дорогостоящее обучение по вышеуказанным причинам также не в интересах производителя.

Рутинный ремонт продукта должен осуществляться с помощью стандартного набора инструментов самим потребителем. Причины те же.

Продукт не должен иметь дополнительных возможностей, не связанных напрямую с его основным назначением, в товарном производстве вводимых для привлечения внимания покупателя.

Внешний вид продукта существенного значения не имеет, так как, как было указано выше, в средствах привлечения покупателя нет необходимости.

То есть, результатом подобного производства будет продукт подчеркнуто простой, надежный, возможно, выглядящий не особо эстетично, но редко ломающийся и в большинстве случаев легко ремонтируемый. Ничего не напоминает?

А ведь не только АК соответствует этим параметрам. Такими же были и советские электроприборы, в паспортах которых присутствовали схемы распайки, и ещё много чего – перечисление заняло бы слишком много места, поскольку по этим принципам работала вся промышленность. Таков был менталитет, и возник он не благодаря влиянию социализма. Скорее наоборот, социалистическое государство, социалистическая модель экономики в России были возможными именно благодаря этому менталитету, который сформировался естественным путём. Просто потому, что у нас были и остаются такие климатические, географические и геологические условия, к которым необходимо адаптироваться. Таким образом, мы уже знаем, как выглядит и какими свойствами обладает промышленность по-русски. Нам нужно просто начать её воплощать – для начала, с инфраструктуры и инструментов.

А догонять... Догонять нам никого и не надо. У нас своя дистанция.

P.S.: На этом статью можно было бы и закончить – я и без того сделал в ней непривычно много смелых предположений. Но одна мысль всё-таки не даёт покоя.

Описанная «нетоварная» структура промышленного производства будет работать только в том случае, если государство является единым экономическим субьектом. И речь не столько о преимущественно государственной собственности – такой вариант допустим и на определённых этапах удобен, но он не обязателен, если частные и государственные интересы не противопоставляются, если они едины. Не юридически – в головах. А это уже единство совершенно другого уровня. И знаете, как оно называется? Правильно. Державность.