Главная интрига Узбекистана

Алексей Малашенко

Узбекистан видит себя региональной центральноазиатской державой. Действительно, ситуация в регионе во многом определяется тем, как складывается обстановка внутри республики. Именно с позиции регионального лидера Ташкент пытается выстраивать отношения как с непосредственными соседями, так и с внешними игроками: Россией, Соединенными Штатами Америки, Китаем, Европой. Отсюда понятен интерес извне к внутриполитической ситуации в стране, к ожидаемым переменам внутри правящей элиты. Кто возглавит государство после его первого президента Ислама Каримова – главная интрига, угадать исход которой не в силах никто.

Политическая ситуация в Узбекистане имеет две стороны – формальную и традиционную. Формальная представлена такими институтами, как президентство, парламент, политические партии. Принятая в 1992-м конституция внешне выглядит вполне демократической. Но ключевые решения принимаются в президентской администрации, фактически лично Исламом Каримовым, стоящим во главе государства с момента обретения независимости в результате распада СССР в 1991 году.

Межклановая конкуренция

Последним такого рода решением было принятие 5 декабря 2011 года сенатом Узбекистана поправок к конституции, согласно которым срок президентского правления снизился с семи до пяти лет. Одни наблюдатели восприняли это как намек на то, что Каримов не будет участвовать в выборах 2014 года, другие, напротив, полагают, что такая поправка дает ему конституционную основу избираться еще раз. Согласно третьей точке зрения сокращение президентского срока – это своего рода намек будущему новому главе государства, чтобы он довольствовался пятилетним правлением и не рассчитывал оставаться у руля государства фактически пожизненно.

Коллаж Андрея Седых

Сокращение президентского срока можно рассматривать и как месседж Западу: Каримов, дескать, по-прежнему не чужд демократических процедур. Действительно, в речах президента Узбекистана и приближенных к нему людей можно обнаружить немало пассажей об уважении демократических ценностей, прав человека. Время от времени узбекское руководство проявляет милосердие, освобождая своих оппонентов из мест заключения. Обычно это делается в периоды улучшения отношений с Западом, в канун визитов высокопоставленных американцев. Так, в преддверии приезда в октябре 2011 года в Ташкент государственного секретаря США Хиллари Клинтон был выпущен правозащитник Норбой Холжигитов, освобожден из психиатрической клиники пять лет подвергавшийся насильственному лечению журналист Джамшид Каримов. Летом того же года из колонии Жаслык отпущен на свободу поэт Юсуф Джуме. Сам Каримов не только выразил гостье «личное и глубочайшее уважение», но также заявил, что готов предпринять существенные шаги по либерализации политической системы, чтобы «оставить это наследство детям и внукам».

Совершенно ясно, однако, что при нынешнем президенте сколько-нибудь значимой либерализации не будет, так как из политики давно ушла состязательность, нет притока новых идей, жестко ограничен доступ к информации. Заблокированы сайты зарубежной узбекской оппозиции, службы Би-би-си и другие. После того как Интернет был использован в виде инструмента (пусть и не главного) для свержения некоторых арабских режимов, власти Узбекистана стали отслеживать деятельность социальных сетей. Насколько обоснованны страхи относительно Всемирной паутины, сказать трудно. Известно, что потрясшие страну в 2005 году события в Андижане произошли без использования Интернета.

В одном из американских докладов политическая среда в Узбекистане определяется как умирающая. Такая оценка применительно к поведению разрешенных властями партий, чисто декоративной роли парламента, фактическому отсутствию светской оппозиции оправданна. Однако с учетом присутствия в политике «традиционной составляющей» – межклановой конкуренции, подковерной борьбы в окружении президента, наличия нелегальной исламистской оппозиции – называть реальную политическую жизнь в Узбекистане умирающей неверно.

В республике существует несколько кланов – самаркандский (самаркандо-бухарский), ташкентский, ферганский, каракалпакский, хорезмский, а также суркаш (охватывающий Сурхаидарьинскую и Кашкадарьинскую области). Наиболее сильные позиции занимают ташкентский и самаркандский кланы. Самого Ислама Каримова относят то к ташкентцам, то к самаркандцам. Думается, однако, что позиция и поведение Каримова определяются не клановой принадлежностью, но тем, что он изначально стремился позиционировать себя как национальный лидер. Свое лидерство Каримову приходилось постоянно подтверждать, сохраняя доставшуюся ему по наследству от советской эпохи власть.

В 2000-е годы Ислам Каримов окончательно закрепил за собой позиции национального лидера. Дискуссии о том, к какому клану он принадлежит, в значительной степени утратили смысл. На клановый фактор все менее обращают внимание Россия, США, Китай: для них уже не столь важно происхождение узбекских политиков, их не особенно заботит, какой именно клан будет представлять следующий президент Узбекистана.

Группы и кружки

В отсутствие светской оппозиции единственной формой протеста становится апелляция к исламу. С самого начала существования независимого Узбекистана в стране сложилась устойчивая исламистская оппозиция, включающая множество группировок, крупнейшие из которых «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (ХТИ) и «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ). Кроме них действуют «Акромийя», «Адолат уюшмаси», «Исламлашкорли», «Нур», «Товба», «Узун Сокол», «Маарифатчитлар», «Такфирширлар». Большинство таких организаций – это малочисленные группы, даже кружки. Правда, по утверждению лидеров оппозиции, более 100 тысяч их сторонников находятся в тюрьмах. Возможно, эта цифра многократно завышена, тем не менее приходится признать, что социальная база исламистов широка.

Главная цель исламистов – создание в Центральной Азии наднационального халифата, территориальным ядром которого должна стать Ферганская долина. По существу же прохалифатистское движение означает прежде всего борьбу против режима и лично против Ислама Каримова, который в публикациях ХТИ и ИДУ характеризуется как исчадие ада, сторонник Запада, сионизма, а также пособник Москвы по восстановлению советского имперского пространства.

Основная форма деятельности этих группировок – пропаганда, вовлечение новых сторонников. Журналы ХТИ «Ал-Ваи» («Сознание») и «Аль-Хадара» («Цивилизация») распространяются в мечетях, вузах, раздаются в общественном транспорте. Регулярно власти изымают сотни, тысячи листовок. Печатаются они как на узбекском, так и на русском языках.

Население негативно воспринимает совершаемые религиозными экстремистами террористические акты, которые дискредитируют оппозицию в глазах людей. Самый известный из них – покушение в 1999 году на президента Каримова. Сразу несколько терактов (в Ташкенте, Ташкентской области, Бухаре) произошло в 2004-м. Ответственность за них взяла на себя организация «Исламский джихад». Отметим также состоявшийся буквально за несколько дней до событий в Андижане теракт в Ханабаде.

В исламском контексте режим сосредоточивает усилия на двух направлениях. Первое – использование ислама как инструмента поддержания собственной власти, а также как одной из важнейших составляющих официальной идеологии. Второе – подавление религиозной оппозиции. Впервые почувствовав силу исламистов еще в 1991 году, Каримов навсегда сохранил страх перед ними, считая их главной угрозой своему режиму. Борьбу с ними он возвел в принцип внутренней политики. Критики Каримова полагают, что слишком агрессивные методы его борьбы против исламистской оппозиции способствуют росту ее популярности, а сама исламистская угроза им сознательно преувеличивается.

Каримов успешно соединил в официальной идеологии и политической практике страны национализм и ислам. Вопрос, однако, в том, удастся ли его преемнику поддерживать равновесие между ними. Останется ли Узбекистан светским государством, зависит от того, насколько нынешнее и, что особенно важно, последующие поколения сумеют сохранить баланс между религией и национализмом.

Состояние экономики

На то, как будет происходить транзит власти, оказывает влияние экономическая обстановка. С одной стороны, положение в экономике можно считать относительно благополучным. Народное хозяйство страны диверсифицировано. Объем промышленного производства составляет примерно 24 процента ВВП, услуг – 44 процента, строительства – 7 процентов. 18 процентов ВВП создается в аграрном секторе (в котором менее 20 процентов занимает производство хлопка-сырца). Во Всемирном банке полагают, что правительству Каримова удалось достичь макроэкономической стабильности, сдержать благодаря жесткой кредитно-финансовой политике инфляцию, постепенно снизить государственный долг.

Все это предопределено усиленным государственным контролем. Однако он же в свою очередь создает препоны на пути развития свободного рынка, затрудняет проведение давно востребованных экономических реформ либерального характера, сдерживает активность среднего и малого бизнеса. Огосударствление экономики неизбежно ведет к росту коррупции. В результате, по версии одного из американских изданий, в списке самых коррумпированных государств Узбекистан занял пятое место среди 183 стран. Теневая экономика составляет 40–60 процентов.

Острейшей проблемой Узбекистана остается безработица. По данным Министерства труда и социальной защиты, в 2012 году она составила пять процентов занятых, а число безработных достигло 625,5 тысячи. На самом деле безработица значительно выше, и в Европейском союзе даже называют цифру – 35 процентов. Отметим, что ежегодно в России находятся свыше миллиона приезжих узбекских рабочих. Гастарбайтеры пересылают в Узбекистан 4,3 миллиарда долларов (по другим данным, в 2011-м они перевели на родину пять миллиардов долларов). Так что утверждение премьер-министра Шавката Мирзияева, будто каждый год в стране создается миллион рабочих мест, вызывает сомнение.

Росту безработицы дополнительно способствуют демографическая ситуация, высокая рождаемость, постоянный приток молодых людей из сельской местности в города, что приводит к перманентному росту социальной напряженности. В ближайшее время справиться с этой проблемой не удастся. В прогнозе, подготовленном Международным исследовательским центром при поддержке Азиатского банка развития и Центра программы развития ООН, говорится, что в 2025 году численность населения страны достигнет 33,22 миллиона человек, из которых семь миллионов составят безработные.

Многовекторное партнерство

Решение этих и других проблем – длительный, растянутый на поколения процесс. Преодолеть трудности без внешней помощи невозможно, поэтому все большее значение для Узбекистана приобретает сотрудничество с зарубежными партнерами, в первую очередь с США, Россией, Китаем, а с недавнего времени и с Европой, прежде всего с Германией.

Отношения Узбекистана с США и Россией полны интриг, которые при ближайшем рассмотрении имеют простое и понятное объяснение. РФ и США – конкуренты в борьбе за влияние в этой стране, и потому узбекская многовекторность в значительной степени основана на их соперничестве. Ташкент то усиливает, то сдерживает американский или российский вектор своей внешней политики. Однако в качестве ведущей тенденции в этом балансировании все же вырисовывается сближение с Вашингтоном на фоне неторопливого, осторожного отхода от Москвы. Вся двадцатилетняя история Узбекистана, как и других бывших советских республик, – это беспрестанный поиск партнеров, альтернативных России, желание уйти из-под ее опеки, в то же время не отказываясь от экономической и политической поддержки.

Для Узбекистана разворот в сторону США начался после событий 11 сентября 2001 года, когда Каримов решил, что именно он превратился в ключевого партнера Америки в борьбе с терроризмом. Однако экономические и политические дивиденды против ожиданий Ташкента не столь внушительны – выделенные финансовые средства оказались на порядок ниже, к тому же американцы продолжали критику режима за отсутствие демократии и нарушение прав человека.

Если 11 сентября привело к узбекско-американскому сближению, то последовавшее в 2005 году кровавое подавление выступлений в Андижане отдалило Ташкент от Вашингтона. Западные страны приняли против Узбекистана ряд санкций, в частности был введен запрет на продажу оружия, Ислам Каримов стал вновь подвергаться острой критике. Однако эти меры не могли оказать существенного влияния на режим, который не собирался менять внутренний курс и уж никак не раскаивался в методах подавления андижанского протеста. Мировой опыт показывает, что эффект от введения санкций вообще весьма низок. Кроме того, имея союзником Россию, Узбекистан мог вообще не беспокоиться о санкциях. В Москве полностью приняли официальную версию, состоявшую в том, что андижанский мятеж был спровоцирован местными радикалами при поддержке международного терроризма.

Каримов занял выжидательную позицию, ибо был уверен, что рано или поздно его репрессивные действия будут преданы забвению, санкции ослаблены, а впоследствии и вовсе сняты. Время показало, что он избрал правильную тактику. Андижанская драма сравнительно быстро уходила в историю, затмеваясь иными событиями – в Киргизии, на Ближнем Востоке. Но главным, что повлияло на изменение подхода США и стран Запада к Узбекистану, стало решение президента Барака Обамы о выводе в 2014 году американских войск из Афганистана. Это неизбежно корректировало курс США в Центральной Азии, подчиняя его обеспечению задач в Афганистане и требуя более бережного отношения к американским партнерам в регионе.

22 сентября 2012 года конгресс США дал согласие на возобновление поставок оружия Узбекистану, сняв наложенный еще в 2004-м запрет. Ташкент посетила делегация во главе с министром военно-морских сил США Реем Мэбусом для определения того, в каком военном оборудовании нуждается Узбекистан. Появился так называемый список Мэбуса, в который включались средства разминирования, приборы для сканирования местности с воздуха, приборы ночного видения, прослушивающая техника, аппаратура, позволяющая осуществлять контроль над Интернетом и вторгаться в социальные сети. Вся эта техника имеет двойное назначение. С учетом того что в обозримом будущем Узбекистану скорее всего не придется сталкиваться с талибской агрессией, ожидаемая от США техника нужна прежде всего для внутренних целей режима, причем для борьбы не только против вооруженных исламских радикалов, но и против любого недовольства и инакомыслия. Наконец, ее можно использовать на границах Узбекистана с его соседями.

Стремление Ислама Каримова получить оружие от США – это демонстрация Москве, что Ташкент может обойтись и без российского оружия, поставки которого остаются одним из способов привязать Узбекистан к России. Каримов рассуждает на этот счет более чем откровенно. В 2009 году в Ташкенте на встрече с заместителем госсекретаря по политическим вопросам Уильямом Бернсом и тогдашним советником президента США по России и Евразии Майклом Макфолом (ныне посол США в России) он утверждал, например, что Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) была создана для выполнения роли антиНАТО. У ОДКБ, подчеркивал он, три цели: способствовать доминированию России на постсоветском пространстве, обеспечивать многонациональное прикрытие в случае нападения российских войск на проблемные страны вроде Грузии и Украины и размещать их в Центральной Азии на постоянной основе. Он даже высказал мнение, что нападение на Андижан было сигналом для присоединения к созданным в рамках ОДКБ Коллективным силам оперативного реагирования (КСОР).

США неоднократно советовали Узбекистану покинуть ОДКБ, заявляя о готовности оказать взамен военно-техническую помощь. Но Каримов сохранял приверженность маневрированию и не шел на однозначное усиление в своей политике американского вектора в ущерб российскому. Новый этап в развитии отношений с США начался в 2012 году. Можно ли считать его стратегическим поворотом, покажет время. Однако есть обстоятельства, которые говорят в пользу именно такого выбора. Во-первых, Ташкент рассчитывает, что после вывода американских войск из Афганистана именно он окончательно станет главным партнером США в регионе. Во-вторых, в Узбекистане обеспокоены активностью в регионе России, чьей целью является создание под своей эгидой международных организаций, могущих ограничить суверенитет их участников.

Улучшению отношений между Узбекистаном и США способствовала «арабская весна», в результате которой в некоторых мусульманских странах к власти пришли исламисты. Вашингтону в мусульманском мире, как никогда, нужны надежные партнеры, в качестве какового Узбекистан себя и предлагает. Узбекский режим сумел убедить американцев в своей устойчивости. Он оказался прочнее авторитарных режимов Туниса, Египта, Ливии, Йемена. Важно также, что гипотетической альтернативой ему видится не умеренный исламизм типа турецкого, а скорее религиозный радикализм.

Отношения Ташкент – Москва

И все же, делая выбор в пользу США, Узбекистан не собирается сворачивать отношения с Россией. Ислам Каримов сумел приучить Москву к поворотам в собственной политике, не реагируя на ее недовольство в свой адрес.

На фоне политических страстей относительно благополучно развиваются узбекско-российские экономические отношения. По данным торговых представительств обеих стран, товароборот между ними достиг в 2011 году 6,7 миллиарда долларов и Россия вышла на первое место среди партнеров Узбекистана. Страна занимает четвертое место среди российских партнеров СНГ.

Узбекистан поставляет в Россию природный газ, автомобили и текстиль. «Газпром» закупает 13,5 миллиарда кубометров газа в год. Реализуют свои проекты «Союзнефтегаз», ЛУКОЙЛ, «Транснефтегаз». ЛУКОЙЛ активно работает на месторождении «Хаузак», проектный объем добычи которого составит 12 миллиардов кубометров, и планирует вложить в экономику Узбекистана за семь лет 5,5 миллиарда долларов.

Политические же отношения между Ташкентом и Москвой продолжают усложняться, хотя, похоже, обе стороны к этому уже привыкли. В Узбекистане выстраивают сотрудничество с Россией исключительно на двусторонней основе, рассматривая участие в созданных Москвой международных организациях как угрозу своему суверенитету. Никакими другими обязательствами Узбекистан связывать себя не собирается. И если к СНГ в Ташкенте относятся достаточно спокойно, считая его неизбежным и беспомощным рудиментом раннего этапа постсоветской эпохи, то ОДКБ воспринимают с настороженностью. С другой стороны, ОДКБ по большому счету Узбекистану не нужна.

Летом 2012 года Ташкент вновь заявил, что приостанавливает членство в ОДКБ. Учитывая, что уставом организации такая процедура не предусмотрена, это означает выход из нее. Такое решение не стало неожиданным, поскольку Узбекистан и раньше выражал несогласие с целым рядом решений ОДКБ, в частности об участии ее военных подразделений в разрешении внутренних конфликтов в странах-участницах, отказался от участия в КСОР. Наконец, Ташкент не подписал соглашение, по которому военные базы третьих стран на территории члена ОДКБ могут появиться только при консенсусе всех участников организации.

Реакция Москвы на этот шаг Ташкента оказалась умеренной. Очевидно, Кремль привык к непостоянству своего союзника или пришел к выводу, что существование ОДКБ возможно и без Узбекистана. В Москве начинают понимать, что упорное втягивание Узбекистана в ОДКБ в конечном счете превращает ее в просителя, а заодно лишний раз подчеркивает неполноценность ОДКБ, что ведет к переоценке роли этой организации в глазах других ее участников.

Борьба за власть

Ключевым вопросом внутренней, а следовательно, и внешней политики Узбекистана в начале второго десятилетия 2000-х годов становится вопрос о преемственности власти, персонифицированность которой характерна для всех центральноазиатских государств. Кто бы ни наследовал 74-летнему Исламу Каримову, ему придется исполнять роль национального лидера и нести персональную ответственность за положение в стране. Киргизский вариант с установлением парламентской системы в Узбекистане невозможен. Но даже если такая система вдруг возникнет, она окажется прикрытием межклановой борьбы (сама идея парламентаризма в значительной степени дискредитирована опытом Киргизии). Режим в Узбекистане останется авторитарным. Его будущий глава, однако, не будет обладать авторитетом, равным авторитету Каримова. В глазах элит и общества он скорее всего станет выглядеть неким промежуточным, компромиссным президентом. Новому вождю предстоит пройти рискованный путь самоутверждения, доказывая право на лидерство. Это будет сопровождаться борьбой внутри элиты, что может отразиться на ситуации в обществе.

В Узбекистане нет ни клана, ни группы интересов, способных навязать свою волю всей политической элите, стать единственной опорой для нового президента. Влияние на транзит власти внешних акторов будет не слишком значительным. Ни США, ни Китай, ни тем более Россия не имеют четко выраженных своих ставленников. Вашингтон, Москва и Пекин примут того, кого предложит им местная элита (будь он «назначен» Исламом Каримовым или определен консенсусным путем). Также не имеют они серьезных намерений менять характер режима. Запад сознает, что либерализация политической системы может способствовать усилению позиций исламистов. Что касается России, то любой авторитарный режим ей ближе и понятнее, чем нечто более либеральное (свидетельство тому – критика российскими первыми лицами парламентаризма в Киргизии).

Новый лидер будет развивать основные стратегические направления предшественника и придерживаться курса многовекторности, однако с еще большим, чем у Каримова, акцентом на Запад, конкретно на США. Следует ожидать, что в случае «мягкой» передачи власти в Узбекистане наступит некая краткосрочная «оттепель» – очередной реверанс в сторону США и Европы.

Продолжится «закат влияния России», который будет сопровождаться заверениями в дружбе и стремлением к сотрудничеству, прежде всего в экономике. Однозначно пророссийских политиков в Узбекистане уже нет и вряд ли они появятся.

До конца неясно, как станут складываться отношения Узбекистана с мусульманскими странами. Ташкенту придется учитывать приход к власти в некоторых из них исламистов, общее нарастание в мировой политике исламского фактора. Не исключено в этой связи, что власти придется несколько видоизменить подход к исламистской оппозиции, сделав его прагматичным и признав наличие в ней умеренного крыла.

Алексей Малашенко,
доктор исторических наук, профессор, член научного совета Московского центра Карнеги, сопредседатель программы «Религия, общество и безопасность»