Россия и второй срок Обамы ("The National Interest", США)

До и после второй инаугурации Обамы в России и США появилась целая серия статей, в которых анализировались перспективы российско-американских отношений на предстоящие четыре года. Хотя данные статьи касались многих тем, некоторые из них особенно важны для понимания характера двусторонних отношений. В них нашли отражение некоторые мифы и многочисленные заблуждения с выдачей желаемого за действительное относительно перспектив улучшений отношений между Россией и США.

Начну с самой интересной, на мой взгляд, точки зрения, которой многие годы придерживается один из лучших экспертов по отношениям с Россией Том Грэм (Tom Graham). В декабре он вместе с директором Московского центра Карнеги опубликовал статью в International Herald Tribune, где анализируются многочисленные проблемы, осложняющие российско-американские отношения, такие, как принятый Конгрессом закон Магнитского, решение России прекратить сотрудничество в рамках программы Нанна-Лугара по совместному уменьшению угроз, а также российский запрет на усыновление американскими гражданами. Авторы утверждают, что эти проблемы возникают из-за отсутствия стратегического диалога и неверного понимания двумя странами стратегических интересов друг друга. Если поместить такие проблемы в стратегический контекст, это приведет к улучшению российско-американских отношений, заявляют они, указывая в качестве тем потенциального стратегического диалога на Китай, на сотрудничество в развитии Арктики и на борьбу с исламским терроризмом.

Во-первых, проблема в том, что нереалистично ожидать от крупных суверенных государств общности стратегических интересов с другими странами, если этот интерес не сосредоточен на какой-нибудь третьей стране, причиняющей беспокойство. Единственный пример успешного стратегического диалога за последние полвека, который приходит на ум, это стратегическое сближение Америки с Китаем во время администрации Никсона. Его инициировал Генри Киссинджер, в фирме у которого работает Том Грэм. Успех данного диалога можно объяснить бытовавшим в США и Китае представлением о том, что Советский Союз создает угрозу существованию обеих стран. Отсюда и их взаимная готовность к объединению сил против общего врага.

Во-вторых,  у двух стран могут быть сближающиеся жизненно важные интересы лишь в том случае, если эти страны примерно равны по ресурсам и по мощи. Иначе менее сильное государство будет испытывать ослабление своего суверенитета из-за своего менее весомого экономического и военно-политического потенциала. А это сводит на нет стратегический характер таких отношений.

Задумайтесь о широко распространившемся в 1990-е годы и в начале XXI века мнении о том, что Россия и Соединенные Штаты  могут наладить стратегические взаимоотношения. Такого не бывало никогда, и вот по какой причине. Соединенные Штаты  ощущают себя настолько сильной и самодостаточной страной, что в соответствии с американскими ожиданиями, в рамках этого стратегического сотрудничества Россия должна отложить в сторону свои жизненно важные интересы и подчиниться внешней политике США. Только в этом случае может возникнуть мирное, конструктивное и эффективное сотрудничество. Грэм и Тренин рассматривают, например, сегодняшние американские и российские стратегические интересы в отношении Китая. Но разве не совпадают российские и китайские интересы в вопросе сдерживания бесцеремонной и односторонней внешней политики Вашингтона, который пытается господствовать во всем мире?

Что касается освоения арктических ресурсов, то отказ США подписать Конвенцию ООН по морскому праву демонстрирует отсутствие у Вашингтона интереса к разделу арктических ресурсов таким образом, чтобы это соответствовало нормам международного права. Скорее, Соединенные Штаты не хотят связывать себе руки никакими обязательствами, чтобы иметь полную свободу действий в Арктике.

Для стратегического диалога необходим определенный уровень доверия между сторонами. Однако переговоры между двумя странами по противоракетной обороне, которую США хотят создать в Европе, свидетельствуют об отсутствии такого доверия. Американцы настаивают, что щит ПРО предназначен для защиты от гипотетических иранских ракет. Однако американские президенты один за другим утверждали и утверждают, что появление у Ирана ядерного оружия недопустимо. Они заявляют, что, если Иран продолжит свой путь к созданию такого оружия, Соединенные Штаты или Израиль разрушат инфраструктуру данной программы.

С возникновением многополярного мира появляется необходимость в создании баланса сил в различных регионах. Поэтому мы видим, как страны пытаются защитить свои национальные интересы, формируя временные коалиции вместо долгосрочных и всеобъемлющих альянсов, чье время, как считают многие аналитики, уже прошло. Поэтому стратегический диалог, который теоретически желателен, на практике нереален, так как трудно определить, какие вопросы являются тактическими, а какие стратегическими. Для Москвы тема стратегической дискуссии с Соединенными Штатами это американское вмешательство во внутренние дела России. Другая тема - американское вмешательство в дела стран на постсоветском пространстве. Однако трудно себе представить, как американская администрация сможет приступить к серьезному обсуждению таких вопросов, не подвергаясь при этом нападкам и критике внутри страны за предательство национальных и геополитических интересов США. Совершенно очевидно, что не может быть отношений стопроцентного сотрудничества или отношений стопроцентного соперничества между двумя крупными странами с пересекающимися и сталкивающимися интересами.

Такой черно-белый подход может существовать только в отношениях между государствами, находящимися в тотальной и открытой конфронтации, как это было между Советским Союзом и Западом во времена холодной войны, или в случаях, когда более слабая страна вынуждена подчинять свои интересы воле более сильного партнера в силу своей экономической и военно-политической зависимости. Это определяющая характеристика отношений внутри НАТО, чьи европейские члены серьезно зависят от США, обеспечивающих им военную защиту. Однако в таких рамках бывают конфликты даже в отсутствие конфронтации с третьей стороной (как в случае с СССР). Вспомните, например, противоречия по поводу иракской войны, начатой Джорджем Бушем, когда Германия и Франция пошли против воли Соединенных Штатов.

Поэтому кажется неизбежным то, что Соединенные Штаты  и Россия иногда будут сотрудничать, а иногда у них будут возникать конфликтующие интересы.

Второе популярное заблуждение, замеченное в последнее время в российских и американских комментариях, состоит в том, что Россия уже не находится в центре американской внешней политики, потому что  Соединенные Штаты  заняты хаотичным Ближним Востоком, и их интересы смещаются в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона. Россия, утверждают сторонники такой точки зрения, не играет существенной роли в этих регионах. Это вздор. Трудно найти хотя бы одну проблему, которую Америка может решить без серьезного российского участия. Это относится к Афганистану, где роль России хорошо известна, и к Ирану. Роль России в иранском ядерном вопросе очевидна, как и ее неизбежная роль в урегулировании сирийского кризиса.

Говорят, что Россия играет роль помехи в Сирии, хочет сохранить режим Асада и не допустить демократизации страны. Говорят, она осуждает Запад за его попытки нормализовать ситуацию. Но на самом деле, Россия на Асаде не зациклилась. Скорее, она зациклилась на принципе. В данном случае принцип заключается в  том, что нельзя менять режим, не имея представления о том, на что ты его меняешь. Мы не должны менять его на такой режиим, который будет еще более катастрофическим. Тем более мы не должны порождать хаос и анархию с крайне негативными последствиями для Сирии, для региона и даже для всей международной системы. Мрачные последствия смены режимов в худшую сторону стоят прямо у нас перед глазами в Ираке и Ливии, где перемены привели к губительным результатам как для самих этих стран, так и для окружающих их регионов. Достаточно взглянуть на последние события в Алжире и Мали – или в Египте, где спустя два года после падения режима Мубарака никто не знает, чего ожидать.

Эти реалии очень хорошо объяснили в декабре Дмитрий Саймс (Dimitri Simes) и Пол Сондерс (Paul Saunders) из Центра за национальные интересы (The Center for the National Interest), написавшие статью в New York Times. Там они заявляют, что мирный процесс в Сирии, смена режима Асада с участием всех заинтересованных сторон, а также понимание того, кто придет после этого ему на смену, в интересах Соединенных Штатов, Европы и арабского мира. Это так, и российские руководители с этим согласны. Однако в России и США бытует мнение, что Москва использует свое право вето в ООН просто для того, чтобы ставить палки в колеса американской внешней политике и защищать диктатуру, потому что  она испытывает некую патологическую страсть к авторитаризму. Это абсурдное утверждение.

Третье заблуждение, которое существует среди высококвалифицированных американских экспертов по международным отношениям, состоит в том, что российско-американские конфликты возникают из-за отсутствия прочных экономических связей между двумя странами. Определенная доля правды в этом есть. Конечно, России было бы хорошо иметь более обширные торгово-экономические, а также научно-технические отношения  с Соединенными Штатами. Однако понятно, что даже прочные экономические связи не могут воспрепятствовать возникновению геополитических конфликтов между крупными, суверенными и самостоятельными государствами. Вспомним глубокие экономические связи между Германией и Великобританией в начале 20-го века, которые не предотвратили Первую мировую войну. Или более свежий пример – почти 500-миллиардный в долларовом исчислении товарооборот между Китаем и США, который, тем не менее, не мешает двум странам вступать в конфликты и противоречия еще более мощные, чем существуют между Америкой и Россией. По вопросам Ливии, Сирии и Ирана Китай занимает сторону России. Среди других спорных вопросов Тайвань, проблемы с Вьетнамом и Филиппинами в Южно-Китайском море, а также отдельные споры с Японией. Во всех этих спорных вопросах Соединенные Штаты  поддерживают противников Китая. Таким образом,  понятно, что хорошие торгово-экономические отношения  не исключают серьезные геополитические трения между странами.

Основополагающая реальность такова, что Россия и Соединенные Штаты  вступили в новую фазу международных отношений. Россия, обеспечив собственный суверенитет и самостоятельность в политике, стремится строить свои отношения  со всеми странами с позиций собственных приоритетов. Исходя из этого, она старается создать баланс сил, который эффективно защищал бы ее интересы в ближнем зарубежье и обеспечивал ее экономическую и военно-политическую безопасность. Наивно думать, будто Россия мысленно отделяет себя от культуры Запада, потому что  не разделяет западную систему ценностей, как написал в декабре Дмитрий Тренин, или что она сближается с Китаем до такой степени, что превращается в его младшего партнера. Такие предположения в действительности не имеют под собой оснований. Россия просто пытается работать на свои собственные интересы в рамках принятых дипломатических правил, чтобы добиваться выгодных переговорных позиций.

Соединенные Штаты  также вступили в новую фазу. Страна переживает болезненный и сложный период перехода от одностороннего мирового господства к политике создания механизмов баланса сил в различных регионах мира, чтобы сохранить американское присутствие и влияние. Таким образом,  в российско-американских отношениях неизбежно будут свои взлеты и падения, поскольку две страны сотрудничают по некоторым вопросам, когда это в их интересах, и соперничают в других вопросах, создавая напряженность и трения, когда их существенные интересы расходятся. А это значит, что постоянно ровные отношения  между двумя странами вряд ли возможны.

Мало кто сомневается в том, что экономические и военно-политические ресурсы США и Европы постепенно сокращаются в сопоставлении с другими странами, чья власть и богатство находятся на подъеме. Это дает таким странам больше возможностей для формирования альянсов и коалиций, служащих их взаимным интересам и расшатывающих деспотическую манеру поведения однополярного центра силы по отношению к  более слабым государствам.

Андраник Мигранян – директор нью-йоркского представительства Института демократии и сотрудничества. Он профессор Московского государственного института международных отношений, бывший член Общественной палаты, бывший член российского Президентского совета.

Оригинал публикации: Russia and Obama's Second Term