Наум Хомски умеет задавать неудобные вопросы. Он родился в США и весьма критично настроен по отношению к властям и обществу этой страны. Он родился в еврейской семье, эмигрировавшей с Украины, что не мешает ему жестко высказываться в отношении отдельных аспектов государства Израиль. Именно благодаря своему мятежному духу и острым комментариям он считается одним из самых влиятельных интеллектуалов современного мира.

Его имя впервые привлекло к себе внимание 55 лет тому назад, когда единственным выдающимся пунктом его автобиографии были исследования в области лингвистики. Его книга «Синтаксические структуры» стала этапной в этой сфере научной деятельности, а результаты исследований даже оказали влияние на определенные разработки в области информатики и медицины. С тех пор его известность неуклонно росла, а любознательность заставила обратить взор и на другие дисциплины. Сейчас, став известным философом и политологом, Хомски в свои 83 года продолжает выступать с критикой существующих порядков и с радостью принимает журналистов, которые буквально выстраиваются в очередь, чтобы взять у него интервью.

За маленьким круглым столом, на котором лежат стопки книг, ксерокопий и тетрадей, Хомски с дружеской улыбкой и чашкой чая в руке принимает журналистов газеты Tiempo Argentino. Среди бумаг в его офисе, расположенном на восьмом этаже Массачусетского технологического института, можно найти документ под названием «И что нам тогда делать?» ("What then must we do?"), написанный Гаром Альперовичем (Gar Alperovitz). В ходе беседы он посоветует его прочитать, чтобы понять одно из самых важных «революционных» явлений, которые происходят в США: движение предприятий, управляемых самими трудящимися. В этой связи Хомски напомнит, что «по сути дела, эта инициатива пришла из Аргентины после кризиса».

В беседе с ходу затрагивается тема сектора Газы, откуда Хомски вернулся как раз накануне последнего нападения Израиля. Там он побывал в больницах, о которых до сих упоминается во всех сводках новостей, и лично убедился в нехватке медикаментов. Хомски вспоминает человека, с которым он познакомился во время поездки. Потом его фото с мертвым ребенком на руках обошло обложки газет всего мира. Находясь за 9 тысяч километров от места событий, философ продолжает внимательно следить за их развитием.

Хотя положение на Ближнем Востоке находится в центре внимание СМИ, Хомски также внимательно изучил историю Латинской Америки и много написал об этом континенте за последнее время. Дело в том, что в начале XXI века, впервые после 500 лет владычества западных стран и США латиноамериканские страны возвысили голос протеста против существующего порядка вещей, поясняет он. «Они также медленно, но уверенно двигались к объединению и, наконец, занялись некоторыми внутренними вопросами, которые приобрели особую остроту», добавляет он перед тем, как приступить к анализу перспектив отношений между Латинской Америкой и США во время второго президентского срока Барака Обамы.

«Все эти положительные для Латинской Америки процессы пришлись явно не по душе США. Кроме того, их стали изгонять с тех военных баз, которые у них еще оставались на континенте. На региональных форумах США оказались в изоляции, как, например, два месяца назад в Картахене, когда США и Канада выступили против остальных латиноамериканских стран по наиболее важным вопросам. И я не удивлюсь, что, если будет созвано еще какое-то региональное совещание, то США и Канаду туда просто не пригласят. Поэтому при Обаме США пытались восстановить свое влияние и контроль над континентом. В Гондурасе, например, Обаме удалось осуществить государственный переворот. В Парагвае, хотя мы и не знаем деталей, но предполагаю, что США тоже стоят за смещением Луго с должности президента. В Чили США исподволь налаживают военные связи, чтобы восстановить свои базы и, если не возродить прежний режим, то хотя бы укрепить свои позиции в этой стране. Хотя не думаю, что у них это получится».


– До какой степени развитие латиноамериканских стран зависит от того, что США заняты другими вопросами?
– Чем меньше внимания уделяют США этому континенту, тем лучше для него. Но не следует надеяться на то, что они забыли об этом регионе. В действительности, они уделяют ему самое пристальное внимание. Когда в Латинской Америке что-то происходит, США тут как тут. В 80-е годы они развили бурную деятельность в Центральной Америке. США поддерживали все южноамериканские диктатуры в первые годы после их прихода к власти. В частности, аргентинскую военную хунту. В 90-е годы многие страны Латинской Америки находилась под контролем международных финансовых организаций, навязывавших им свои экономические модели, так что США там особо и нечего было делать. Однако в последнее десятилетие США стали вытеснять, и они с большим упорством пытались восстановить свои позиции. Я думаю, что в итоге они стремятся проводить приблизительно ту же самую политику, что и раньше, просто теперь у них для этого меньше возможностей.

– Ряд латиноамериканских правительств, занявших более жесткую позицию по отношению к США, также предприняли новые меры по регулированию деятельности СМИ, что вызвало сопротивление с их стороны. Как Вы это расцениваете?
– То, как ведут себя СМИ в Латинской Америке, не лезет ни в какие ворота. Они чрезмерно централизованы, находятся под контролем частных лиц, весьма реакционны и наносят огромный вред этим странам. Они преподносят события в очень извращенном виде. И все же, я не думаю, что будет правильным, если власть станет ограничивать деятельность. Более верным решением было бы развитие альтернативных общественных СМИ. В определенном смысле это начинает осуществляться в Венесуэле. Кстати, когда там стали разворачиваться события вокруг канала RCTV, который не закрыли, а предложили его владельцам перейти на кабельное вещание, я написал, что это вызвало протесты Запада, а также, что нечто подобное в США было бы невозможно. При этом я добавил еще некоторые высказывания, которые никто опубликовать не решился. В этой стране это не может произойти по одной простой причине: если бы нечто подобное произошло здесь, если бы, скажем, телекомпания CBS поддержала государственный переворот и через несколько дней путчисты потерпели бы поражение, то никакого суда над ее руководством не было бы, а телекомпания просто прекратила бы трансляцию, а хозяев и руководителей канала ликвидировало некое спецподразделение без суда и следствия.

–  Считаете ли Вы, что открытое противостояние между властью и центральными СМИ помогает людям осознать, что они преследуют свои интересы?
– В большинстве стран власть поддерживает центральные СМИ. А когда это не так, я думаю, что наилучшим ответом будет не давление, а развитие альтернативных СМИ. И власти в состоянии это сделать. Нечто подобное хотят сделать у нас в малом масштабе. Например, когда в начале 70-х годов в США появилось кабельное телевидение, Конгресс принял закон, запрещавший компаниям кабельного телевидения обладать правом монопольного вещания в определенных зонах. Например, в Кембридже, где мы находимся. Любое кабельное телевидение, которое вознамерилось бы здесь вещать, обязано включить в сетку вещания общественные передачи. Не используя эту возможность, левые силы США совершают большую ошибку. Тут недалеко находится студия общественного телевидения, и если вы туда зайдете, то к своему удивлению обнаружите, что оборудование вполне приемлемое. Это, конечно, не CBS, но все же лучше, чем то, что используют политические движения. И зачастую руководят ими люди не от мира сего, потому что левые их не используют. Они оказывают влияние на многих людей и могли бы быть использованы в качестве основы альтернативных СМИ.

–  Чего не хватает левым, чтобы воспользоваться этой возможностью?
– Именно это и обсуждаю в течение последних 40 лет. Они высказывают много оправданной критики в адрес СМИ, но мало что делается для создания альтернативных СМИ. Но ведь сделать это можно. Примером является Democracy Now, который работает. Если бы левые силы использовали имеющиеся у них под рукой возможности, они могли добиться гораздо большего. Предстоит решить большие задачи.

- И тут важно не только содержание, но и форма, в которой все это будет осуществляться…
 – Однажды я был в Бразилии, еще до того, как Лулу да Силва избрали президентом, и он пригласил в пригород Рио-де-Жанейро, где я увидел очень интересную картину, а именно, работу народных СМИ. Не знаю, существуют ли они до сих пор. Суть мероприятия заключалась в следующем. Группа профессиональных журналистов из Рио-де-Жанейро направлялась на одну из площадей города в 9 вечера, а это прайм-тайм, и подгоняла туда грузовик с экраном. По этому экрану показывались программы, предназначенные исключительно для людей, находившихся на улице или в соседних барах. Содержание передачи было подготовлено людьми из этой округи, они же выступали в роли ведущих. Передача вызывала интерес. Я не мог понять всего, что они говорили, но было ясно, что какие-то сюжеты были сатирическими, другие более серьезными, и речь в них шла, например, о долговом кризисе или проблеме трущоб. После просмотра передач кто-то из журналистов с микрофоном и видеокамерой просил находившихся рядом людей поделиться своим мнением об увиденном сюжете. Эти комментарии транслировались на стоявший на грузовике экран, к обсуждению подключались другие люди. Возникало общение внутри данного сообщества людей, которые уже вместо обычных телепрограмм предпочитали смотреть эти сюжеты. Кроме оборудования, которое привезли журналисты, все сделано самими этими людьми. Этот опыт вполне может быть использован.

– Политические процессы типа арабской весны, движения «Захвати Уолл-Стрит» или выступлений возмущенных в Испании произвели сотрясения в обществе. Эти группы, по Вашему мнению, обладают революционным потенциалом?
– Я думаю, что они имеют важное значение, но надо отметить, что происходит также много других явлений революционных по содержанию. В частности, общественных объединений и предприятий, владельцами которых являются сами трудящиеся. Эта инициатива зародилась в Аргентине после финансового обвала. Гар Альперович занимается этим вопросом и рассказывает о таких местах как Кливленд (Cleveland), где существует целая сеть предприятий, управляемых самими рабочими. Некоторые кооперативы начинают устанавливать контакты с подобными предприятиями в Испании. Это наблюдается в целом ряде мест страны и носит революционный характер. Я не знаю, достигнет ли данный процесс масштаба, способного изменить общество, но, несомненно, он имеет огромное значение.

– Одна молодая испанка, участвовавшая в движении возмущенных в своей стране, заявила, что восхищена опытом движения «Захвати Уолл-Стрит», потому что протестовавшие в Испании требовали вернуть им те права, которые они потеряли, в то время как в США люди требовали предоставить им те права, которых у них никогда не было…
– Все дело в том, что у нас борются за права других людей. Среди тех, кто участвует в движении «Захвати Уолл-Стрит» и собирается в парке Зуккотти (Zuccotti), бедняков нет. Все они сносно питаются и живут не в самых обездоленных районах. У бедняков на это просто нет времени. И все же я думаю, что им удалось привлечь внимание к ряду проблем. Движение «Захвати Уолл-Стрит» высветило факты, которые привлекли к себе внимание общественности. Раньше очень мало говорили о неравенстве, о махинациях в банковской сфере, о покупке голосов избирателей. А теперь это обсуждают. Строго говоря, девиз «нас 99% против 1%» можно прочитать в деловой прессе, об этом вообще все говорят. И, кроме того, предпринимаются какие-то конкретные действия. Например, когда пару недель тому назад на нас обрушился ураган «Сэнди», первыми на помощь пришли участники движения «Захвати Уолл-Стрит». Они также оказывают помощь людям, которых выселяют из домов банки: помогают им сопротивляться выселению или выступают с протестами в судах. Поэтому данное движение может превратиться в нечто весьма конструктивное. Как мне кажется, самое важное (большинство СМИ этого не признает, никто об этом не говорит) заключается в том, что они покончили с разобщенностью общества. В нашем обществе люди одиноки, они никому не нужны, и им никто не помогает. Это почти социопатическое явление. Люди не собираются, чтобы пообщаться, часами сидят у телевизора, поглощены потребительством. Но движение «Захвати Уолл-Стрит» объединило людей, сподвигло их к совместным действиям. Оно создала дискуссионное пространство, открыло возможности для совместных действий. Люди учатся действовать сообща, и это очень важно, особенно в таком обществе, как наше. Если это продержится, то может вдохновить на действия другие объединения.

– Считаете ли Вы, что это движение может вызвать более глубокие преобразования в обществе?
– Оно представляет собой весьма знаменательное явление. В стране много чего происходит. Это было подобно искре, а последствия налицо. Это наглядно проявилось в том, что на следующий день после событий в парке Зуккотти по всей стране прокатились акции движения «Захвати Уолл-Стрит», да и в других частях мира тоже. Прошел всего лишь год, не больше, но он был успешным. И если удастся привлечь и другие движения, как, например, движение предприятий, управляемых самими трудящимися, то это может оказаться очень интересным.

Взгляд на социальные сети

Кабинет Наума Хомски забит книгами. Между двумя письменными столами, стоящими в форме буквы L по краям комнаты, почти нет свободного пространства для семейных портретов. Неудивительно, что Хомски очень мало смотрит телевизор и узнает о происходящем в мире, прочитывая «тонны газет». «Я читаю внутреннюю, деловую, международную прессу. Огромное количество газет с широким спектром точек зрения, включая консервативные взгляды», рассказывает он. Политолог признается, что перед нашей встречей он проверял свои биографические данные в Википедии.

 «Я использую Википедию для некоторых вопросов. Если ты хочешь получить какие-то сведения по математике или средневековой истории, то она годится. Но если речь идет о какой-нибудь современной и спорной теме, то надо быть более осторожным».

– А социальные сети?
– Ничего не могу сказать, потому не подстраиваюсь под моду. Люди говорят, что у меня есть аккаунт в сети Facebook, но не я его открывал.

– Вам приписывают важную роль в событиях арабской весны.
– Они там тоже играют важную роль. Любая инициативная группа заявляет о себе в социальных сетях, чтобы привлечь людей к своей деятельности. Это неплохо, я не имею никаких возражений. Но я более склонен периодически читать блоги. Думаю, очень хорошо, что любой может написать в интернете все, что захочет, но это означает, что 99% - второстепенные вещи.

– Блоги обычно критикуют за то, что они отрицательно влияют на журналистику, поскольку в них нет анализа событий и не проверяются данные...
– Поэтому я и читаю газеты, а не сижу в социальных сетях. Но во время арабской весны все же произошло кое-что интересное. В какой-то момент президент Египта Хосни Мубарак распорядился закрыть доступ в интернет. И взаимодействие между недовольными и режимом усилилось, потому что вместо переписки через социальные сети люди говорили между собой напрямую, и координация действий шла быстрее. То есть, интернет ускоряет процессы, но все же не настолько.

 

Оригинал публикации: Noam Chomsky analiza los medios y la izquierda, habla de la nueva América Latina y del movimiento Occupy

 

Чомски признан самым выдающимся общественным мыслителем современности

В списке интеллектуалов отсутствуют представители молодого поколения, женщины и французы

Ему семьдесят с лишним лет, и впервые о нем услышали в связи с его теорией генеративной грамматики. Теперь он возглавил хит-парад мыслителей. Профессор лингвистики Ноам Чомски (Noam Chomsky), известный как один из самых ярых критиков внешней политики США, по результатам опроса общественного мнения был назван самым выдающимся общественным мыслителем современности.

По результатам опроса, проведенного английским журналом 'Prospect' и американским 'Foreign Policy', Чомски, на которого такое признание не произвело впечатления, 'опередил' Умберто Эко (Umberto Eco), Ричарда Докинса (Richard Dawkins), Вацлава Гавела (Vaclav Havel) и Кристофера Хитченса (Christopher Hitchens).

Более 20 тысяч человек по всему миру проголосовали за Чомски, выделив его из ста предложенных кандидатур. Поразительно, что среди кандидатов почти не было представителей молодого поколения, женщин и французов. Лишь двое из первой десятки - Хитченс и Салман Рушди (Salman Rushdie) - родились после войны, а [канадская журналистка: прим. перев.] Наоми Кляйн (Naomi Klein) занимает лишь одиннадцатое место в списке. Из Франции же был всего один представитель (меньше, чем из Перу и Ирана), чье имя упоминалось в числе первых сорока кандидатур.

Учитывая, что опрос касался выдающихся интеллектуалов современности, неудивительно, что для привлечения внимания к этому мероприятию использовались интернет-сайты, обслуживаемые поклонниками Чомски, Хитченса и Абдулкарима Соруша (Abdolkarim Soroush) [влиятельный мулла-диссидент: прим. перев.]. Самыми активными оказались сторонники Чомски: за него проголосовали 4800 человек, в то время как Эко поддержали 2500 участников опроса, в котором приняли участие, в основном, жители Великобритании и Соединенных Штатов. 'Я не очень обращаю на это внимание, - сказал вчера Чомски, высказывая свое мнение об опросе. - Вероятно, тут постарались мои друзья'.

Размышляя в новом номере журнала 'Prospect' над отсутствием более молодых мыслителей в предложенном списке, Дэвид Херман (David Herman) задает вопрос: 'Кого из молодых можно сравнить с [Юргеном] Хабермасом [Jurgen Habermas], Чомски или Гавелом? Великие имена появляются в результате великих событий. Однако в последние десять лет недостатка в страшных событиях не было'. Только двое из первой двадцатки еще не достигли пятидесяти лет.

Выбор Чомски порадует и возмутит многих из тех, кто с радостью или негодованием воспринял награждение на прошлой неделе Гарольда Пинтера (Harold Pinter) Нобелевской премией по литературе.

Понимая это, 'Prospect' публикует разные мнения, в том числе мнение [писателя] Робина Блэкберна (Robin Blackburn), который отстаивает право Чомски на этот титул, считая его замечательным 'толкователем' лингвистики и человеком, который играет важную роль, критикуя действия США за границей, а [английский комментатор: прим. перев.] Оливер Камм (Oliver Kamm) считает его антиамерикански настроенным неврастеником, который не слишком беспокоится о неразглашении своих источников.

 

Первая пятерка списка:

1. Ноам Чомски, специалист по лингвистике и критик американской внешней политики

2. Умберто Эко, писатель и ученый

3. Ричард Докинс, биолог-неодарвинист, преподаватель Оксфордского университета

4. Вацлав Гавел, драматург и лидер бархатной революции в Чехословакии

5. Кристофер Хитченс, журналист, сторонник войны в Ираке