Седьмой континент ('onet.pl', Польша)

Малгоржата Ноцунь

«Берега Байкала, каждый год понемногу отдаляются. За много тысяч лет, земля может расступиться и тогда отделится новый континент», — пишет Малгожата Ноцун в своём репортаже из Сибири.

Если это произойдет, если возникнет другой континент, новая земля уже не будет Азией, географы придумают для неё другое название. Но в Сибири сегодня можно услышать мнение, что это уже теперь другой континент. Для её жителей, сибиряков, разрыв произошёл вместе с распадом СССР. Люба Калесник, женщина средних лет, жительница Усолья-Сибирского говорит: «Страны бывшего СССР разделили границы, мы отрезаны от мира, от родных, без работы, потому что упало производство. Люди дико вырубают тайгу, древесину нелегально продают в Китай. Даже животные от нас бегут».

Нынешние российские ученые: социологи, политологи, геологи, историки — задаются вопросом «Что такое Сибирь?» Много здесь было потрясений: рабство вдруг превращалось в свободу; женщины брали на себя роль мужчин; был коммунистический эксперимент, который должен был стереть чувства национальной идентичности. Не уничтожили (буряты подчёркивают, что они буряты, а не русские). Житель Сибири скорее скажет о себе, что он сибиряк.

Задача: выжить

Сибирь — хотя часто видно там глубокую бедность — очень богата: скрывает среди прочего, месторождения нефти, газа, золота. Частично кормит Россию. И бескрайние, бесконечные степи, горные массивы, где не проложены тропы. Байкал — синее «око мира», крупнейшее на планете озеро. Только здесь существуют: некоторые виды животных; температура падающая зимой до минус 60 градусов; солнце, быстро исчезающее за горизонтом. Всё это дикая, не укрощённая природа.

Юрий Зуляр, профессор истории из Иркутского государственного университета: «Сибирь не может быть матерью. Это мачеха, которая не прощает ошибок. Если человек заблудится, то это может стоить ему жизни. Иногда сибиряки говорят: "Нам дано задание — выжить на этой земле"».

«Сибирь использовалась как место заключения: при царизме ссылали сюда уголовных преступников, старообрядцев-сектантов, политических заговорщиков, повстанцев, в том числе и поляков. В Сибири отбывали они каторгу. Оказалось, однако, что жизнь здесь можно наладить, что неволя вдали от тогдашних метрополий Петербурга и Москвы, может дать видимость свободы. Это двигало ссыльных на исследование этой глуши: натуралисты, геологи, очарованные тайгой, Байкалом. Потом были экспедиции в космос: из Иркутска происходит больше всего космонавтов, после Москвы и Петербурга», — рассказывает Зуляр.

Бывало, что после отбытия наказания люди возвращались в Сибирь. Как Ян Черский, польский геолог, который полюбил Сибирь — погиб во время экспедиции на Колыму.

На краю света

Иркутск был расположен на перекрестке дорог: здесь проходили торговые пути, соединяющие Сибирь с Монголией и Китаем. Из Китая привозили чай. Он имел уникальный вкус: не успевал набрать влагу, потому что доставлялся по суше, а не морем, как в Европу. В XIX веке город был столицей губернии, простирающейся от Енисея до так называемой русской Америки (земли, принадлежащие сейчас США). Сегодня через Иркутск проходит основная ветка Транссибирской магистрали - самой длинной в мире, пересекающей восемь часовых поясов.

С городом связана черная легенда каторги и интеллектуальный штрих: в XIX в. до Иркутска дошли декабристы, которые в 1825 году, выступили против царя. Это была образованная петербургская молодежь, цвет интеллигенции, которая во время наполеоновских войн распробовала Запад и захотела его для себя. Александр Петров, историк Иркутского государственного университета: «Это они посеяли здесь ген свободы, свободомыслия, привили либеральные взгляды. Жители Иркутска поняли, что не должны со всем мириться. На сегодня это один из наиболее непокорных регионов России, не так охотно ходят здесь на выборы и не так охотно голосуют в соответствии с указаниями власти».

Во времена СССР Сибирь стала полигоном: построенные посреди тайги города, тайные центры за колючей проволокой, где обогащался уран и проводились ядерные испытания.

Лариса Каракова живёт под Иркутском, здесь она родилась. Её дед, офицер из Ростова-на-Дону, любил солнце и созревающие под ним фрукты. Но после окончания Второй мировой войны солнце видел не больше, чем четыре месяца в году: его перебросили в Сибирь, курировать строительство Ангарска, города в Иркутской области.

Лариса: «Я помню фотографии из семейного альбома: вертолет высаживает людей в снег, они тонут в нём по пояс. Затем выбрасывают палатки и продовольствие. Люди, оставленные посреди тайги, должны были строить города. "Голубые города", как пелось в старой советской песне, которые "возникали на краю земли, и не имели названия"».

Вытолкнутая память

«Жители Иркутска — это не только потомки декабристов, но и январских повстанцев. Польские учёные, в частности Александр Чекановский и Ян Черский, открывали Байкал. Поляки были очарованы Сибирью. Так смешались культуры и традиции, Восток с Западом. Сибиряки имеют уникальный генетический материал. Нуждаются в беспредельном пространстве. Тот же Иркутск в советские времена был городом открытым, космополитичным», — говорит профессор Зуляр.

С Иркутском связана также трагическая история «белого» адмирала Александра Колчака — царского офицера и учёного, исследователя Сибири и лидера антибольшевистского движения. Колчак любил свободу и вёл безнадежную борьбу с большевиками. Схваченный в 1920 году, он был расстрелян, его тело бросили в Ангару — реку, берущую своё начало в Байкале.

На берегу Ангары, недалеко от церкви, можно вспомнить о конце российской свободы — здесь покоятся декабристы, и стоит единственный в России памятник адмиралу. Российское общество оценивает Колчака негативно или вообще о нём не помнит, советская пропаганда сделала своё дело. Об образе адмирала напомнил россиянам слезливый фильм «Адмирал», снятый в стиле «Титаника», представляющий любовный роман Колчака на фоне борьбы большевиков с белыми.
Петров: «Генерал не реабилитирован до сих пор, памятник был построен на частные деньги. Учредителем был бизнесмен с не самой хорошей репутацией, в настоящее время находящийся в розыске». В Иркутске говорят, что один бандит поставил памятник другому бандиту.

«Берега Байкала, каждый год понемногу отдаляются. За много тысяч лет, земля может расступиться и тогда отделится новый континент», — пишет Малгожата Ноцунь в своём репортаже из Сибири.

Богатство и бедность

Валентина Халсанова, социолог из Российской Академии Наук (сибирский филиал): «Женщина в Сибири хорошо усвоила для себя слово "должна". У неё нет выхода. Она знает, что должна справиться».

В сибирской провинции трудно угадать возраст женщин. Под меховой шапкой и шалью скрываются лица изрезанные морщинами, кожа потрескавшаяся, взгляд старый. Суровый климат, тяжёлая работа, усталость — они забирают молодость.

Усолье-Сибирское в Иркутской области жило с промышленности. В XVII в. здесь начали добывать соль, при Союзе «хлеб» давали химические, фармацевтические и оборонные предприятия. Развал СССР привёл к упадку плановой экономики и безработице. Жители Усолья или едва концы с концами сводили, или богатели. Там нет среднего класса.

Алексей Гордин из администрации Иркутска (хорошо скроенный костюм, дорогой автомобиль) — это представитель истеблишмента, родом из Усолья-Сибирского, не принимает на себя претензии. Потому как считает, что всегда можно заняться бизнесом, скомбинировать, даже торговать привезёнными из Японии автомобилями.

Алёна (21 год) и Люба (лет сорока) только вздыхают на такие советы. Люба терпелива: может нести груз, трудиться, не вспоминая о задержанной зарплате. Может проглотить унижение — когда она устраивалась на работу, её сразу спрашивали, что она пьёт. У Любы нет трудового договора, в конце месяца она получит столько, сколько работодатель захочет ей заплатить. Люба: «Я работаю в кулинарии. Леплю пельмени, пироги с капустой и картошкой, котлеты. Мы должны за смену слепить сто килограммов пельменей, а нас четверо. Когда коллега повредила позвоночник, норму выдавали втроём. Когда отключили ток, мы лепили в темноте.

Алёна проходит стажировку в ресторане «Восток», где время от времени устраиваются свадьбы, но чаще всего люди напиваются до нестояния на ногах. Алёна: «Я учусь на повара. От горячих блюд я держусь подальше. Но я могу уже нарезать и заправлять салаты».

Феминизм по сибирски

Социолог Халсанова: «Алкоголизм — это серьёзная социальная проблема в Сибири. Касается в основном мужчин. Вредные привычки, тяжелая работа, стресс... Средняя продолжительность жизни мужчин составляет чуть более 50 лет».

Люба воспитывала детей одна. Поскольку она начинала работу рано утром, трое её детей в детский сад шли одни. Как-то по пути Сашка упал в реку, одежда мгновенно намокла, и он исчез под водой. Братья чудом вытащили его на берег. Ничего не поделаешь: с тех пор, отправляясь на работу на рассвете, она закрывала детей на ключ. «Они должны были сидеть одни до самой темноты», — рассказывает Люба.

Социолог Халсанова считает, что в Сибири нет феминисток. Если постараться придумать здесь какое-либо определение феминизма — это будет... мужественность, храбрость, борьба за саму себя и семью, умение брать инициативу в свои руки. Настоящая бурятская феминистка? Это женщина с ограниченными возможностями: её феминизм — это борьба за равноправие для инвалидов. Были также «байкальские амазонки» - женщины очарованные экстремальной ездой на внедорожниках, кроме того, занимающиеся благотворительной деятельностью.

Такого же мнения придерживается Ирина Рютина, журналистка «Комсомольской Правды» в Иркутске. «Наши женщины сильны, это и есть их феминизм. На Западе женщина чаще делает карьеру, а у нас остаётся одна с детьми. Но не сдаётся, содержит семью, ищет счастья в другом».

Зуртан Халтаров, аспирант Российской Академии Наук (сибирский филиал): «В этом обществе мужчина часто требуется женщине только для того, чтобы родить ребёнка. Очень часто больше ни для чего не нужен».

Люба тоскует по временам, когда холодильник можно было купить, не связываясь с кредитом, и когда работу гарантировало государство. Алёна не может сказать, что такое Россия, и что такое Сибирь. Она никогда не выезжала из Усолья, о необъятности Сибири знает только с карты. Считает, что везде так холодно, как в Усолье. Молодая, но не знает, о чём мечтать. Конечно, она хочет остаться в своём городе, хотя люди отсюда бегут. Алёна: «Говорят, что это отстойное место. Только я Усолье люблю. Район, где стоит мой дом, деревья за окном. Не убежишь от себя».

Майонезовый магнат

Однако в Сибири молодёжь имеет средние перспективы. Ирина Рютина: «В Иркутске можно получить хорошее образование: техническое, гуманитарное. Но проблемы возникают, когда молодой человек хочет купить квартиру. Это практически нереально. Всё только через землятресение.

Действительно, в центре Иркутска удивляют красивые деревянные дома XIX века, окна часто красуются на одном уровне с тротуаром. С каждым годом фундамент - не только исторических памятников — всё больше оседает. Рютина: «Поэтому строительство в Иркутске безумно дорогие. Фундамент дома должен быть специальной конструкции. Использование этой технологии достаточно затратно и делает квартиру очень дорогой. Молодые предпочитают уехать в Москву, цены там похожи, а зарабатывают лучше.

Историк Петров хвалит Иркутск: для него жизнь здесь и научная карьера — это достижение. К тому же до Москвы почти рукой подать; бывает в ней несколько раз в году (Петров подчёркивает, что из Иркутска в столицу ежедневно отправляются шесть самолетов). Кроме того, Иркутск не потерял своё значение: 55% товарооборота между Москвой и Монголией идёт через Иркутск. Но на самом деле хуже с работой для молодых, если нет предпринимательской жилки. Петров: «После войны Иркутск был промышленным городом, оборонные предприятия давали работу. Сегодня на авиационном заводе работают 12 тыс. человек. Ну, и мы тоже переключили мощности на производство наипопулярнейшего российского майонеза...»

В провинции эта картина выглядит ещё мрачнее: здесь люди с трудом сводят концы с концами. Рютина: «Моя семья живёт в 60 км от Иркутска, дед держит: коз, коров, делает творог. Но для того, чтобы его продать, надо доехать до Иркутска и на бензин потратить столько, что интереса практически нет. А молодые родственники работают в ресторане, по вахтовой схеме: неделя работы — неделя отдыха.

Альтернативой является эмиграция — либо в европейскую части России (Москва, Санкт-Петербург), либо на Запад. В провинции можно увидеть опустевшие деревни: старшие умерли, молодые уехали. На несколько рассыпающихся домов, только в одном-двух можно увидеть признаки жизни.

Космос рядом

Кто вы? Валентина Халсанова: «Бурятка, гражданка России».

Улан-Удэ — столица Бурятии и третий по величине город восточной Сибири. Город был русифицирован: буряты забыли свой язык. В довершении реформа письменности — монгольское вертикальное письмо было заменено на горизонтальное, алфавит был заменён латинским, а затем кириллицей, это привело к тому, что бурятская классическая литература стала для многих недоступной. Бурятская культура постепенно умирала. Но буряты не могли влиться в советское общество.

Социолог Халсанова: «Это было в большой степени возможно на Украине или в Белоруссии, но не в Бурятии. Ибо, что же делать с нашими лицами? Мы происходим из монгольских народов: темноволосые, скошенные глаза.

В России сегодня живёт около 450 тысяч бурят, а в Бурятии происходит возрождение национальной культуры: люди возвращаются к буддизму и тибетской медицине. Построены дацаны — буддийские монастыри-университеты — разрушенные при советской власти в 30-е годы на волне борьбы с религией. Сегодня дацаны наполняются прихожанами. Ученые исследуют старые книги, которые уцелели в разрушенных храмах; много лет хранились они во вновь возведённых коммунистических храмах атеизма. Традиция говорит, что книги нужно окружать почтением наравне с иконами, что внесение в них каких-либо изменений должно караться смертью.

Зуртан Халтаров: «Я не чувствую себя русским, хотя и не знаю бурятского языка. Буряты отличаются от русских, они верят в колдовство, добрых и злых духов. Правда, мы не настолько безумны как монголы, живущие в нескольких десятках километров отсюда, которые устанавливают на дорогах вместе с дорожными указателями информацию о путях, которыми передвигаются духи...

После распада СССР буряты не прошли национального возрождения в стиле, украинцев, белорусов или жителей балтийских стран. Не было демонстраций в защиту языка, только горстка интеллигенции желала иметь шансы на возрождение национальной идентичности. Люди выбрали спокойствие, обеспечение надлежащего уровня жизни, вступали в смешанные браки с русскими.

Дамдин Бадараев, социолог из Российской Академии Наук: «Буряты сегодня находятся на стадии формирования этноса. Мы не являемся единой группой, мы делимся на бурят западных, восточных, иркутских. Буряты знают, что они не являются русскими. На вопрос о национальности, в первую очередь ответят: "Являюсь сибиряком". Потом добавят: "И бурятом". Сегодня национальное возрождение начинается с возвращения к религии — буддизму, шаманизму.

Халсанова: «Опросы говорят, что буряты и русские живут в согласии. Симбиоз виден особенно в сельской местности».

Улан-Удэ конкурирует с Иркутском: речь идёт о бизнесе, доходных торговых контрактах, а также о том, кто имеет больше прав на Байкал.

Но такой город как Иркутск имеет космические корни. Тибетская медицина говорит, что секретом молодости является порошок из панциря огромного краба. В Улан-Удэ привозили на оздоровление российских космонавтов — во вселенной, человек гораздо быстрее стареет. И, видимо, они помолодели.

Малгоржата Ноцунь — редактор «Новой Восточной Европы», журналистка «Еженедельника». Текст написан благодаря путешествиям по Сибири, организованным Центром Польско-Российского Диалога и Согласия.