Малийский синдром Африки: США, Франция, Катар - Китай, Иран, Россия: война всех против всех

Обстановка в Африке всё больше напоминает классическую эпоху колониальных войн, и это отнюдь не случайность. Ресурсный кризис обострил интерес ключевых игроков к континенту, а мир, как и столетием раньше, становится действительно многополярным. Для России, возвращающейся в Африку, это вызов и возможность одновременно - и ситуация в Мали здесь особенно показательна.

Малийский синдром Африки: США, Франция, Катар - Китай, Иран, Россия: война всех против всех

Кто и за что воюет в Мали? Начнём с северных повстанцев. Туареги - конгломерат берберских племён, выходцы из Северной Африки. Члены привилегированных кланов (таких, как ифорас) европеоидны, что резко отличает их от негритянского населения юга. Это чрезвычайно подвижные и воинственные кочевники, по праву считающиеся самым боеспособным народом Сахары. Несколько сот лет они грабили, закрепощали и облагали данью живущее южнее чернокожее население, что не добавило им его симпатий (упоминания о "рабовладельческой психологии" туарегов считаются на юге Мали общим местом). Туарегские племена общей численностью до 5,2 млн. человек занимают гигантскую территорию (Азавад), разделённую между пятью государствами - Мали (1,44 млн.), Нигером (1,72 млн.), Алжиром (1,025 млн.), Буркина-Фасо (660 тыс.) и Ливией (550 тыс.). Иными словами, народ относительно невелик - но это не мешало ему быть сначала ночным кошмаром колониальной администрации, а затем успешно превратится в кошмар постколониальных правительств Мали и Нигера. Не желающие подчиняться кому то ни было кочевники поднимали восстания в 1962-64, 1990-95, 2006, 2007-2009-м годах. Последнее восстание, как известно, началось в январе 2012 г., при этом малийскому мятежу сопутствовал менее масштабный бунт в Нигере.

Формально туареги - мусульмане-сунниты достаточно консервативного маликитского мазхаба (толка), часть принадлежит к радикальному тарикату (религиозному ордену) Сенусийя, проповедующему, как и салафиты, возвращение к нормам первоначального ислама и испытавшему прямое влияние ваххабизма. Однако на практике у туарегов достаточно матриархальное общество, где женщина - глава семьи, при необходимости - воин, мужчины закрывают лица, женщины - нет. В известном смысле это "мусульмане наоборот". Сенусийя, при всей своей воинственности - суфийский тарикат, а суфии традиционно плохо уживаются с салафитами, столь же традиционно обвиняющих их в отступничестве от веры.

В итоге "традиционные" туареги выступают под флагом Национального движения за освобождение Азавада (НДОА), позиционирующего себя как светское освободительное движение. При этом примечательным нюансом его идеологии является "интернациональный" размах - туареги выражают готовность бороться за освобождение всех народов Азавада (сонгай, арабов и фульбе). Между тем, те же фульбе живут от Сенегала и Сьерра-Леоне до Чада, а в Мали они занимают крайний юго-запад страны.

Исламисты, занимающие север Мали, представляют собой конгломерат из нескольких сильно отличающихся друг от друга группировок. Наиболее известная из них - Аль-Каида Магриба (АКМ), укомплектованная и руководимая преимущественно алжирцами, монополия которых вызывает стабильное раздражение у неарабов и выходцев из других арабских стран (отношения между арабами и туарегами в принципе не назовешь идиллическими). Отчасти именно это стало причиной появления отколовшегося в 2011-м от АКМ "Движения за единство и джихад в Западной Африке" (ДЕДЗА), руководимого туарегом (Мохаммед Хейр). Две других группировки являются чисто этническими. "Ансар аль-Шариат" укомплектована малийскими арабами. Доминирующая в блоке исламистов "Ансар ад-Дин" - группировка туарегов-салафитов, созданная Айядом аг Гали, одним из неформальных лидеров туарегов, возглавлявшим восстание 2006-го года, и безуспешно пытавшийся возглавить доминирующий клан ифорас. Весьма вероятно, что противостояние между НДОА и Ансар ад-Дин воспроизводит традиционную коллизию, характерную, например, для Дагестана времён Кавказской войны - то есть противостояние между традиционной элитой, весьма влиятельной в кастовом и иерархическом обществе туарегов, и "массами", выступающими под знаменем "уравнивающего" шариата. При этом, в отличие от этнического сепаратизма НДОА, целью "Ансар ад-Дин" является установление исламского государства на всей территории Мали.

Иными словами, и светские, и "исламизированные" туареги страдают чем угодно, но только не отсутствием амбиций. Это и радикальная разница во взглядах на "общественное устройство" привело к тому, что союз между светскими сепаратистами и исламскими радикалами быстро распался, и после серии столкновений НДОА была вытеснена с недавно захваченных территорий. Столь же логичным шагом для исламистов было и дальнейшее движение на юг - взятие Коны рассматривалось ими как шаг на пути к штурму крупного города Мопти в центральном Мали, находящегося вне традиционных границ Азавада. Очевидно также, что только недостаток времени и наличие общего противника помешали пёстрому набору исламистских группировок столкнуться друг с другом по афганскому сценарию.

Такова ситуация "внутри" северного Мали. "Снаружи" наблюдается запутанный клубок внешних интересов, в рамках которого традиционные союзники зачастую оказываются по разную сторону баррикад.

Посмотрим сначала, какую ценность представляет страна для внешних игроков. Сейчас основные экспортные товары Мали - это хлопок и золото, однако в геологическом плане север страны представляет собой во многом терра инкогнита, и, вероятно, его ресурсный потенциал значительнее. Предполагается, что в малийском Азаваде есть месторождения нефти - в нулевых там вели разведку итальянская Eni S.P.A., алжирская Sonatrach, австралийская Baraka Petroleum Ltd., нигерийская Natural Resources group Inc., канадская Heritage Oil. Информация по поводу присутствия в регионе интересов французской Total и катарской Qatar Petroleum Company противоречива. Прогнозные запасы урана - 100 тыс. тонн. Это достаточно много - больше, чем в Индии и Китае, и лишь в 3,5 раза меньше, чем в США. Между тем, производство урана радикально отстаёт от потребления с 1990-го года, а массированная "атомизация" китайской, индийской и российской энергетики обещает обострить дефицит ещё больше. Кроме того, на севере Мали есть залежи фосфатов, выступающих как сырьё для удобрений - по мере развития аграрного кризиса они становятся всё более важным ресурсом. Особенно заметен их дефицит в Китае.

Выйдя за пределы Мали и взглянув на Азавад в целом, можно обнаружить медь, золото, вольфрам и цинк на юго-востоке Алжира. Однако главным "призом" являются, безусловно, 270 тысяч тонн урана в Нигере с перспективой быстрого наращивания добычи. Так, освоение месторождения Имурарена, ведущееся французской группой AREVA, потенциально может обеспечить дополнительные 5 тысяч тонн урана в год - почти десятую часть мировой добычи. При этом во время восстания 2007-2009 годов местные туареги, "окопавшиеся" практически на месторождениях, начали "битву за уран", нападая на рудники, горно-обогатительные фабрики и транспорт, перевозящий урановый концентрат.

Эта ситуация и порождает сплетение интересов ведущих мировых игроков в западноафриканской пустыне. Традиционный хозяин региона - Франция. И Мали, и Нигер, и Буркина-Фасо входят в зону африканского франка - весьма специфический валютный союз, "конструкция" которого напоминает о лучших временах французской империи. Африканский франк жёстко привязан к евро, его эмиссия контролируется Парижем, а его гарантом выступает французское казначейство. Последнее с практической точки зрения означает, что 65% золотовалютных резервов членов клуба должны находиться в руках того же французского казначейства. Вплоть до середины 1990-х экономическое доминирование Франции поддерживалось массированным военным присутствием - в Африке располагалось более 30 крупных военных баз. Однако после 1995-го Франция начала сворачивать свою военную инфраструктуру. Тем не менее, Париж продолжает поддерживать свою гегемонию, не стесняясь в средствах и жёстко реагируя на любые попытки конкурентов вторгнуться на свою "заповедную поляну" - в том числе из-за сильнейшей зависимости собственной энергетики от импорта африканского урана. Эта политика подкрепляется и идеологически - вместо пресловутого "покаяния за колониальное прошлое" в стране культивируется гордость за него. Так, закон 2005-го года призывает отдать должное "лишениям и страданиям" колонистов и членов колониальной администрации, устанавливая для них специальные льготы. Между тем, как будет показано ниже, желающие испытать французскую неоколониальную империю на прочность всё же находятся.

С 2002-го года в регионе активно присутствуют США. Под флагом войны с исламизмом и диктатурами они постепенно расширяют военную инфраструктуру на западе Африки - она уже существует в том числе и в самом Мали. Одним из верных союзников США в регионе является граничащая с малийским Азавадом Мавритания. При этом отношения французов и американцев в Африке даже в "лучшие" времена холодной войны и совместного противостояния советской экспансии порой описывались известной формулой о схватке бульдогов под ковром.

С начала нулевых в регионе всё более активно присутствует Китай. Его растущая экономика поглощает всё больше ресурсов, при этом китайская модель экономической экспансии принципиально отличается от западной. КНР торгует с африканцами на гораздо более льготных условиях, вкладывается в местную инфраструктуру и, активно выдавая кредиты, воздерживается от беззастенчивого грабежа должников. В итоге, пока работает "чистая" экономика, сотрудничество с Китаем оказывается более выгодным.

Второй эшелон представлен Катаром, Саудовской Аравией и Алжиром. В регионе пытался присутствовать и Иран. Малийское "подбрюшье" жизненно важно для Алжира. Пережив длительную гражданскую войну с исламистами, страна менее всего хочет иметь у себя под боком базы радикалов. Далее, сложная этническая ситуация в Алжире заставляет его крайне внимательно следить за туарегским вопросом. "Собственные" туареги пока не создавали алжирцам критических проблем, однако очевидно, что сепаратистские настроения могут достаточно легко перекинуться через границу, а концепция Азавада прямо предполагает отторжение у североафриканской республики огромного куска территории. Что ещё хуже, Алжир рискует столкнуться с берберской солидарностью между берберами-туарегами и берберами-кабилами, обстановка в местах компактного проживания которых становится всё более напряжённой. Между тем, кабилы, численность которых в Алжире составляет 3,5 млн., уже поднимали два восстания в 1980-м и 2001-м годах. Наконец, в малийском Азаваде у Алжира есть и нефтяные интересы.

Однако то, что плохо для Алжира, хорошо для Катара, пытающегося монополизировать рынок сжиженного газа. Одной рукой подписывая экономические соглашения с алжирским правительством, эмир другой рукой поддерживает исламистов - так, глава едва не пришедшего к власти и запрещенного в Алжире Исламского фронта спасения живёт именно в Катаре. Кроме того, эмират настроен на массированную экономическую экспансию на Чёрном континенте.

Эта ситуация во многом предопределила "траекторию" нынешнего малийского кризиса. Во время президентства свергнутого в 2012-м Амаду Тумане Туре Китай начал активное проникновение в Мали. Так, Китай весьма активно вкладывался в местную инфраструктуру, с его помощью был построен внушительный набор объектов в диапазоне от моста через Нигер в столице и скоростной магистрали "север-юг" до здания местного парламента. Прокитайские настроения Туре были вполне очевидны. Между тем, с точки зрения Франции единственно верной являлась позиция в духе правительства Нигера, не допустившего вхождения КНР в проект освоения Имурарены. Эта точка зрения зачастую подкреплялась весьма эффективно - так, президент Кот-д-Ивуара Гбагбо, замеченный в чрезмерном сотрудничестве с Пекином, стал жертвой мятежа и прямой французской интервенции. Кроме того, Туре пытался сотрудничать и с Ираном, запросив его помощь в строительстве ГЭС. Между тем, влияние Франции на армии в постколониальных странах традиционно сильно.

Взгляд на ситуацию из Вашингтона был, очевидно, не менее специфичен, чем из Парижа. Начиная с 2009-го года американцы обучали и вооружали "светских" туарегов, официально - для борьбы с исламистами. Проблема, однако, состояла в том, что в это же время в столице проамериканской Мавритании Нуакшоте находилась штаб-квартира сепаратистского НДОА.

Взгляды Катара на ситуацию можно оценить по звучащим во французской прессе обвинениям эмирата в поддержке малийских исламистов.

Иными словами, к началу 2012 года под Туре "подкапывались" с трёх сторон тремя разными способами. Дальнейшее достаточно хорошо известно. В январе 2012-го вспыхнул туарегский мятеж, где пока ещё совместно выступили НДОА и "Ансар ад-Дин", а 21 марта, группа военных организовала военный переворот - в результате которого у власти оказался тандем из президента, в конечном итоге "призвавшего" французские войска и премьера, учившегося в США, работавшего в НАСА и имеющего американское гражданство в дополнение к малийскому. Он же рассматривался как фаворит в будущей президентской гонке. Однако 11 декабря Диарра был арестован военными и отправлен в отставку. Тем временем, НДОА была разгромлена коалицией исламистов.

Иными словами, в случае с Мали, мы, очевидно, видим многоуровневые противоречия между ключевыми игроками. США, Франция и Катар вполне солидарно выступают против экспансии Китая и Ирана. При этом, однако, политика Катара входит в противоречие с французскими и американскими интересами - прямое франко-катарское соперничество просматривается и в Ливии, где эмират небезуспешно лишил республику значительной части плодов победы. В свою очередь, специфическая "отставка" Диарры слишком похожа на попытку французов, манипулирующих армией, пресечь расширение американского влияния в зоне своих традиционных интересов.

Какое отношение это имеет к интересам России? Ответ "никакого" далёк от действительности. "Русланы", на которых отправилась в Мали заметная часть французского контингента, представляют собой лишь наиболее явный штрих к картине возвращения Москвы в Африку. Так, в ноябре стало известно, что Россия рассматривает обращение правительства Мали по поводу возможных поставок оружия, и готова оказать помощь в восстановлении боеспособности малийской армии. Под поверхностью транспортных и оружейных сделок лежат примечательные экономические "движения" во французской неоколониальной зоне. В последнее время наметилась тенденция к расширению присутствия российского бизнеса в зоне африканского франка. При этом, в отличие от реакции на китайскую экспансию, в случае с российской Париж ведёт себя вполне лояльно. Весьма похоже на то, что столкнувшаяся с кризисом и неизбежно вынужденная сокращать постоянное военное присутствие в перспективе Франция готова терпеть экономически относительно слабую Москву как наименьшее из зол. Однако в обмен на это, от РФ, вероятно, ожидают участия в поддержании стабильности на "заповедной поляне" Парижа. Африканское сырьё безусловно необходимо нашей экономике. Однако очевидно, что присутствие в Африке не будет ни "бесплатным", ни спокойным - обстановка там слишком напоминает войну всех против всех.