Политика США в постсоветской Центральной Азии: характер и перспективы

В эволюции политики США в Центральной Азии можно выделить несколько периодов, в рамках которых американская стратегия в регионе менялась зачастую довольно радикально. Понимание логики этих изменений имеет большое значение для России как государства, имеющего в соответствующем регионе стратегические инте­ресы. Особенно важным анализ этих изменений становится в связи с предстоящим в 2014 г. выводом войск США из Афганистана.

Первый из таких периодов может быть отнесен к половине 1990-х гг.

1991 - 1992 гг. - администрация Дж. Буша-старшего

В 1991 г. и в первой половине 1992 г. проходил процесс дипломатического признания новых не­зависимых государств (ННГ) Центральной Азии со стороны США. В этот период в Америке наблю­далась некоторая растерянность по поводу нео­жиданно быстрого распада СССР и непонимание того, как дальше строить политику по отношению к ННГ. «У США отсутствовала сколько-нибудь по­следовательная и целостная политика по отноше­нию к странам региона» [1]. Линия, проводившаяся Соединенными Штатами, не отличалась от общей стратегии в отношении постсоветских государств: они выступали за демократизацию политической жизни и за проведение рыночных преобразований. При этом отношения с Россией воспринимались как ключевые, а ННГ были на далекой периферии американского внимания.

Ключевым страхом американцев, который со­хранялся по отношению к Центральной Азии на протяжении всей первой половины 1990-х гг. был абсолютно фантомный комплекс представлений:

а) о возможности быстрой победы фундамен­талистов при поддержке Ирана (при этом не учи­тывалось различие суннизма и шиизма);

б) о ядерном оружии на территории Казахста­на, способного превратиться в «исламскую атом­ную бомбу».

В связи с этим первоочередной заботой стала проблема избавления от советского ядерного на­следия в Казахстане, в частности, путем подписа­ния этой страной Договора о нераспространении ядерного оружия. США и Россия добились под­писания Казахстаном в мае 1992 г. Лиссабонского протокола к договору СНВ-1. Казахстан стал одним из первых получателей американских средств по программе Нанна-Лугара («Программе по совмест­ному уменьшению угрозы», «Cooperative Threat Reduction Program») [2].

Другим ключевым моментом в политике США стал поиск путей укрепления государственности и независимости стран Центральной Азии. В этом плане ставка делалась на формирование новой региональной структуры, в рамках которой «но­вые нации» имели бы возможность «сами сделать выбор» в вильсонианском духе. При этом подра­зумевалось, что этот выбор будет прозападным. Гарантией этого должно было стать вытеснение тех внерегиональных акторов, которые подозре­вались в более или менее скрытых антизападных тенденциях (прежде всего это были Россия и Иран). Эти две страны обвинялись в попытках либо «вос­создать советскую империю», либо «провести все­мирную исламскую революцию». В связи с этим 30 октября 1992 г. был принят законопроект «О поддержке свободы», который предусматривал американскую правительственную помощь ННГ (включая страны Центральной Азии) как непо­средственно, так и через МВФ.

В связи со стремлением США противостоять виртуальным попыткам «экспансии» Ирана и Рос­сии началось складывание успешного их взаимо­действия в Центральной Азии с Турцией. Послед­няя воспринималась как позитивный образец для ННГ региона.

 

Первая администрация У. Клинтона (1993 - 1996 гг.)

Она до определенной степени сохраняла тенденции, заложенные в президентство Дж. Бу­ша-старшего. США стремились укрепить незави­симость стран Центральной Азии, опасаясь «по­кушений» на нее со стороны России и Ирана. Этот курс, в частности, нашел свое выражение в сформу­лированной помощником президента США по на­циональной безопасности Э. Лейком осенью 1993 г. концепции «вовлечения» (engagement) [3]. Важной ее частью считалось оказание администрацией США поддержки становлению ННГ, демократическим и рыночным преобразованиям на постсоветском пространстве.

Выступая перед Конгрессом в январе 1994 г., президент Клинтон следующим образом проком­ментировал Военную доктрину России (1993 г.), ко­торая предусматривала возможность для армии РФ действовать по периметру границ бывшего СССР. Президент США призвал РФ использовать свои войска лишь с согласия соответствующих ННГ и при строгом соблюдении норм международного права. Администрация США также объявила «не­приемлемой» ситуацию, при которой российские войска вторглись бы в какое-либо из ННГ для за­щиты русскоязычного населения [4].

Парадоксально, но по отношению к России эта политика часто воспринималась самими аме­риканцами как «дружественная», направленная на укрепление демократических преобразований в ней самой, для чего РФ следовало избавиться от «имперского бремени».

США продолжали воспринимать Турцию как основную «модель для подражания» центрально­азиатскими странами. В связи с этим можно го­ворить о том, что они активно поддерживали в этот период проект реорганизации Центральной Азии по модели «тюркского мира». Одновременно США стали активно поддерживать и планы внутрирегиональной интеграции между Казахстаном, Узбекистаном и Киргизией как альтернативу СНГ.

Активно развивалась американская экономи­ческая помощь тем странам Центральной Азии (Казахстан и особенно Киргизия), которые при­няли курс на демократизацию и ускоренное станов­ление рыночной экономики («шоковую терапию»). В 1994 г. была подписана американо-казахстанская Хартия о демократическом партнерстве, где было заявлено о готовности сторон развивать «прочные и долгосрочные отношения дружбы, взаимопони­мания, доверия и уважения» [5]. Помощь Казахстану и Киргизии оказывалась как на двухсторонней ос­нове, так и в рамках работы различных междуна­родных организаций (МВФ, Всемирного банка). Как и в России, в этих двух странах активно дей­ствовали западные советники, связанные с этими организациями.

Важную роль в центральноазиатской по­литике США продолжали играть соображения безопасности и обеспечения стабильности. 5 де­кабря 1994 г. в Будапеште президент РФ Б. Ельцин, президент США У. Клинтон и премьер-министр Великобритании Дж. Мэйджор подписали Ме­морандум о гарантиях безопасности Казахстану в связи с его отказом от ядерного оружия. В этот период стали также зарождаться военные связи между странами региона и НАТО в рамках дея­тельности Совета евроатлантического партнер­ства (с 1991 г.) и программы «Партнерство ради мира» (с 1994 г.).

Роль США в обеспечении безопасности в ре­гионе была абсолютно несопоставимой с ролью России (разрешавшей в этот период ситуацию в Таджикистане и обеспечивавшей охрану внешних границ региона). Существенно, что Центральная Азия в принципе в этот период воспринималась не как зона американских интересов, а скорее как «задний двор» России [6]. Тем не менее Америка стремилась расширить свое участие в разреше­нии локальных конфликтов. В августе 1993 г. был назначен специальный координатор от США по урегулированию конфликтов в СНГ (Дж. Коллинз), а в госдепартаменте было сформировано соответ­ствующее подразделение.

Тем не менее можно заметить и некоторые спе­цифические черты политики первой администра­ции У. Клинтона. Президент-демократ во многом победил благодаря негативной реакции населения на экономический спад 1991 г. При этом предвы­борная критика Клинтоном Дж. Буша была сосре­доточена на том, что тот слишком много времени и ресурсов тратил на внешнюю политику. Поэтому неизбежной чертой демократической администра­ции стало стремление к изоляционизму, неготов­ность к ведению активной внешней политики.

В первой администрации Клинтона большую роль в формулировании политики США на пост­советском пространстве играли симпатизирующие России либералы вроде Строуба Тэлботта, которые воспринимались в США как «пророссийское лоб­би». Важной чертой центральноазиатской полити­ки новой администрации стал также приоритет демократических ценностей над собственно аме­риканскими интересами. В частности, отсутствие демократии и несоблюдение прав человека в этот период практически полностью заблокировали политические отношения США с Узбекистаном и Туркменистаном (хотя экономические контак­ты расширялись). Так, в августе 1992 г. И. Кари­мов подверг резкой критике посольство США в Ташкенте за контакты с политической оппозицией и «тенденциозные» оценки внутриполитической жизни этой страны [7].

К концу рассматриваемого периода благо­даря «контракту века», подписанному Азербай­джаном с западными нефтяными компаниями в 1994 г., стал быстро расти экономический интерес США к региону. На первый план стали выходить экономические планы по развитию нефтедобычи (прежде всего в Казахстане), ее транспортировке (строительство нефтепроводов из Каспийского региона) [8]. Постепенно росло также соперниче­ство между Россией и США.

От активизации политики США на постсо­ветском пространстве до терактов 2001 г. С 1996 г. под влиянием осознания явных неуспехов проза­падных реформ в России и под давлением лобби внутри США, заинтересованного в росте внеш­неполитического влияния Америки, стало особо резко заметно изменение политики администра­ции Клинтона на всем постсоветском простран­стве. Тема борьбы с «российским неоимпериа­лизмом» в ННГ стала важной для президентской кампании в США в 1996 г. Слишком «мягкая» и «пророссийская» политика первой администра­ции Клинтона подверглась резкой критике со стороны республиканцев. В результате в 1997 г. на пост государственного секретаря в новой ад­министрации демократов была назначена Мадлен Олбрайт, которая была сторонницей жесткого курса США в международных отношениях. Ее собственное происхождение из Восточной Евро­пы также служило гарантией усиления интереса США к евро-азиатским проблемам.

В 1996 - 2000 гг. соперничество США и Рос­сии за влияние в ННГ стало характерной чертой американской внешней политики. В 1997 г. США включили Центральную Азию в «зону ответствен­ности» командования Центральной группировки вооруженных сил США (CENTCOM), которая контролирует ситуацию на Среднем Востоке. При этом командующий CENTCOM генерал Т. Фрэнкс отметил, что действия его группировки в постсо­ветской Центральной Азии будут в существенной степени определяться тем, какую политику эти страны проводят в отношении России [9].

Тем не менее в Центральной Азии это соперни­чество проявлялось по весьма ограниченному кру­гу вопросов (военно-политическая сфера, проекты региональной интеграции, нефтегазовые ресурсы и пути транспортировки ресурсов). Причинами были низкая в целом привлекательность региона в глазах США, антидемократичность политических режимов и традиционное отношение к нему как к «заднему двору» России [10].

Важным фактором стал экономический ин­терес. США, во многом под влиянием слишком оптимистичных оценок размеров нефтегазовых запасов Центральной Азии и региона Каспий­ского моря, активно поддерживали альтерна­тивные российским проекты транспортировки энергоносителей. В частности, это были реали­зованные проекты нефтепроводов Баку-Супса и Баку-Джейхан и не реализованные до сих пор транскаспийский нефтепровод из Казахстана и транскаспийский газопровод из Туркменистана. Поддержка оказывалась проектам ЕС в области прокладки новых транспортных маршрутов (ИНОГЕЙТ, ТРАСЕКА - «Великий шелковый путь»). В это же время очень большие усилия при­кладывались для нейтрализации иранских мар­шрутов транспортировки казахстанской нефти и туркменского газа.

Взаимосвязь двух измерений - энергетики и безопасности - вышла на первый план в функцио­нировании активно поддержанных США проектов «альтернативной интеграции» постсоветского про­странства. 10 октября 1997 г. в Страсбурге прошел учредительный форум ГУАМ. В апреле 1999 г. к этой структуре присоединился Узбекистан, в том же году он отказался продлить Договор о коллективной безопасности СНГ.

Одновременно США спонсировали и другой проект реорганизации постсоветского простран­ства - внутреннюю интеграцию в Центральной Азии: Центрально-Азиатский союз (1994-1998), Центрально-Азиатское экономическое сообщество (1998-2002) и Организацию «Центрально-Азиат­ское сотрудничество» (2002-2005). Без активной финансовой поддержки США, в частности, не воз­ник бы проект «Центразбата» — коллективного батальона трех стран (Казахстана, Узбекистана, Киргизии), существовавшего во второй полови­не 1990-х гг. Следует вместе с тем учесть, что в тот период Каспий рассматривался американскими стратегами как регион, тяготеющий к Кавказу. В структуре законодательной и исполнительной власти США им занимались другие подразделе­ния - и энергетический фактор не выходил на первое место в политике Вашингтона в Средней Азии» [11].

В рамках ближневосточной политики США, тесно завязанной на стратегическое партнерство с Израилем, Центральная Азия также рассматри­валась в рамках проекта «Большого Ближнего Востока» [12], а в рамках отношений с Турцией - по-прежнему как часть потенциального прозападного «тюркского мира».

В 1996—2000 гг. в собственно центральноази­атской политике США главным новым фактором стало установление стратегического партнерст­ва с Узбекистаном. Эта страна, расположенная в середине Центральной Азии, унаследовавшая ее ключевые культурные центры, располагающая самым большим населением и мощная (по мест­ным меркам) в военном отношении, восприни­малась американцами как «ключ» к региону. США стали поддерживать подчеркнуто независимую от России внешнюю политику Узбекистана и его стремление играть роль «фокуса» центральноа­зиатской интеграции. Однако для самих амери­канцев партнерство с авторитарным режимом Каримова было достаточно болезненным. Это, в частности, вызывало попытки одновременно с «дружбой» оказывать на Узбекистан давление в пользу «смягчения» режима.

Важным шагом на пути установления пар­тнерства двух стран стала первая личная встре­ча У. Клинтона с И. Каримовым в июне 1996 г. В 1990-х гг. Узбекистан всемерно старался под­держивать США. Например, при голосовании на Генеральной Ассамблее ООН в ноябре 1996 г. резолюции с осуждением американского эмбарго в отношении Кубы против резолюции проголо­совали три государства - США, Израиль и Узбе­кистан. В 1998-1999 гг. Узбекистан, в противовес России, политически поддерживал готовность США применить силу против иракского режима. Это государство стало также одним из самых ак­тивных в регионе участников программы НАТО «Партнерство ради мира».

Тем не менее развитие партнерства США и Узбекистана шло скорее по линии усиления проамериканской и антироссийской риторики. В 1996-1997 гг. Узбекистан заявлял о необходи­мости заменить Россию в роли главного постав­щика вооружений для национальной армии [13]. В этой стране в рамках постсоветского пересмотра истории была также развязана настоящая анти­русская кампания [14].

Развивались отношения США (правда, в основном в политико-экономической сфере) и с намного более ярко выраженным диктаторским режимом С. Ниязова в Туркменистане. При этом ключевыми взаимными интересами стали про­блемы строительства транскаспийского и тран­сафганского газопроводов. Последняя проблема остро встала в рамках южноазиатской политики США по стабилизации Афганистана, «прируче­нию» режима «Талибан» и помощи своему союз­нику - Пакистану. С политической точки зрения США одобряли дистанцирование Туркменистана в рамках политики «позитивного нейтралитета» от России и инициированных ею интеграционных процессов на постсоветском пространстве.

Повлияла на американскую политику в Центральной Азии и проблема «Талибана». Это движение, первоначально активно поддержанное Пакистаном при благожелательном нейтрали­тете США, постепенно превращалось в один из серьезных источников не только региональной, но и глобальной дестабилизации. В целом в пе­риод 1996-1999 гг. резко выросло влияние США в регионе. При этом к первой группе стран, уста­новивших тесное взаимодействие с Америкой еще в начале 1990-х гг. (Казахстан и Киргизия), примкнули еще две (Узбекистан и, по ряду вопро­сов, Туркменистан). Лишь отношения с Таджи­кистаном, политический режим которого в этот период полностью зависел от поддержки России, оставались во многом «замороженными».

Тем не менее в 1996 - 1999 гг. по многим при­чинам (отсутствие сильного экономического ин­тереса, понимание региона как «заднего двора» России, существование авторитарных режимов) Соединенные Штаты не были готовы тратить су­щественные ресурсы на политику в Центральной Азии. Это в дальнейшем снизило американское влияние в регионе, чему немало способствовали острая ситуация в Афганистане и активизация политики России.

1999 - 2001 гг. можно описать как период определенного «исчерпания» потенциала роста американского влияния в Центральной Азии. Это было связано с общим концептуальным кризисом политики США на постсоветском пространстве. После дефолта 1998 г. крах прозападных реформ в России стал окончательно свершившимся фак­том. Политические противоречия между США и Россией, после того как Е. Примаков стал Предсе­дателем Совета министров РФ, также резко обо­стрились, вплоть до грани военного конфликта (например, по поводу натовской военной опера­ции в Югославии).

Надежды, связанные с партнерством с США, особенно у руководства Узбекистана, не реализо­вались. США становились все более враждебны­ми «Талибану». Однако они пока не были гото­вы к принятию каких-то серьезных военных мер против этого движения. В то же время партнер­ство с Россией и Китаем давало странам региона надежду на какую-то реальную защиту. Кроме того, «Талибан», угрожавший безопасности Цен­тральной Азии, продолжали воспринимать в ре­гионе как американо-пакистанскую креатуру. В связи с ростом исламской угрозы (например, с терактами в Ташкенте или вторжениями боеви­ков Исламского движения Узбекистана (ИДУ) на территорию Киргизии и Узбекистана в 1999 и 2000 гг.) политические режимы региона также все болезненнее воспринимали американскую критику, связанную с недостаточной демокра­тичностью и нарушением прав человека.

 

Политика США после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне

Радикальные изменения в американской по­литике в Центральной Азии произошли после те­рактов в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г. Центрально-Азиатский регион на период антитеррористической операции в Афганистане превратился в один из главнейших объектов амери­канских интересов в мире. С согласия России США получили для обеспечения операции в Афганиста­не военные базы в Узбекистане (Карши-Ханабад) и Киргизии (база «Ганси» в Бишкекском аэропорту «Манас»). Росло также военно-политическое со­трудничество с Казахстаном и Таджикистаном (последний стал переходить от преимуществен­ной ориентации на Россию к многовекторной по­литике).

В регионе вновь начался рост влияния США, проявившийся в серии военно-политических до­говоренностей со всеми центральноазиатскими государствами, за исключением Туркменистана [15]. Администрация Дж. Буша-младшего также резко увеличила экономическую помощь странам реги­она: помощь Узбекистану с октября 2001 г. выросла втрое (до примерно 300 млн долларов) [16]. Резко вы­росла и военная помощь Казахстану. С лета 2003 г. США финансировали строительство совместной военной базы в портовом городе Атырау в богатом нефтью районе Каспия [17].

Одним из основных игроков, ставшим вновь делать попытки вытеснить Россию из Централь­ной Азии, был Узбекистан. В частности, этой цели служила попытка вновь активизировать процесс центральноазиатской интеграции путем создания ОЦАС. Не менее активной была и риторика Таш­кента. Так, в апреле 2002 г. президент Узбекистана И. Каримов заявил: «Решающую роль в снятии напряженности и опасности на южных рубежах Узбекистана сыграли исключительно США, их решимость и хорошо подготовленные вооружен­ные силы, а не участники Договора о коллективной безопасности» [18].

Антитеррористическая операция привела к радикальным сдвигам в региональных военных интересах США. В 2002 г. министр обороны Д. Рам­сфелд в докладе президенту и конгрессу отмечал: «Все пространство широкой дуги нестабильности от Ближнего Востока до Северо-Восточной Азии превратилось в «гремучую смесь» из усиливающих­ся и слабеющих региональных держав» [19]. Ответом стала глобальная передислокация военных сил, призванная обеспечить стратегический контроль над «дугой нестабильности» [20].

Одновременно с усилением военной актив­ности США происходил и рост интереса к Цен­тральной Азии со стороны НАТО. После последне­го этапа своего расширения весной 2004 г. НАТО достигла границ СНГ. Одновременно в рамках операции ISAF Североатлантический альянс был активно вовлечен в афганскую ситуацию. В резуль­тате на саммите НАТО в июне 2004 г. в Стамбуле было объявлено о планах организации обратить особое внимание на сотрудничество со странами

Южного Кавказа и Центральной Азии [21]. Резуль­татом стала серьезная активизация деятельности альянса в Центральной Азии [22].

В США в этот период происходил очень серьез­ный пересмотр принципов центральноазиатской политики. Стала утверждаться точка зрения, кото­рую сами американские эксперты характеризуют как «агрессивный реализм» [23]. В ее рамках была сде­лана следующая попытка разрешить дилемму «цен­ности - интересы». США необходимо максимально активно защищать свои национальные интересы в Центральной Азии, так как именно США являются воплощением идей демократии и свободы. Однако защита американских интересов будет более эф­фективной, а результаты антитеррористической операции более стабильными, если удастся сменить политические ориентации существующих в регио­не режимов в пользу демократии. По сути, дилемма не была, таким образом, разрешена, так как обе ее части сохранились под маской изменившей­ся риторики. Правда, противоречие попытались устранить, предположив, что центральноазиатские режимы действительно удастся изменить и что это изменение приведет к большей стабильности. Попытка реализовать эти идеи привела позднее к «цветным революциям». Утверждение «агрес­сивного реализма» совпало с кратким периодом господства во внешней политике США экспертов «неоконсервативного направления».

Интерес к Центральной Азии в контексте южноазиатской политики США стал причиной возникновения нового проекта реорганизации структуры регионального порядка «Большая Цен­тральная Азия» [24].

 

Политику США в регионе стала характеризовать новая совокупность принципов

Центральная Азия более не является «задним двором» России. Совместные попытки России и КНР стабилизировать ситуацию в регионе провалились. Они не смогли создать в регионе никаких эффективных структур регионального порядка. Поэтому рост американского вмеша­тельства во многом отвечает как российским, так и китайским интересам [25]. Последнее основыва­лось на явно фантастическом предположении, что и показала реально проявленная РФ и КНР озабоченность попытками сделать американ­ское военное присутствие долговременным или даже постоянным. Так, например, руководитель Центрального командования генерал Т. Фрэнкс заявлял, что американские вооруженные силы будут находиться в Центральной Азии «столько, сколько нужно».

Противоречивость «агрессивного реализма» сказалась в том, что США так и не смогли выбрать, готовы ли они сотрудничать с существующими в Центральной Азии политическими элитами или нет. США достаточно холодно отнеслись к попыт­кам Ташкента использовать американскую мощь для борьбы с базировавшимся в Афганистане и союзным с «Талибаном» ИДУ

Более того, 20 августа 2002 г. госдепартамент США выпустил специальный информационный доклад, в котором содержались сведения о качест­венном изменении политики США по отношению к Узбекистану и Киргизии, то есть обоим государ­ствам, которые воспринимались как ключевые для американского военного присутствия в регионе. Они становились объектами первоочередного внимания Бюро по вопросам демократии, прав человека и труда Госдепартамента США. Последнее должно было обеспечить становление политиче­ских партий в этих странах, создать типографские возможности, которые бы обеспечили доступ на­селения к свободным и независимым источникам информации, поддержать программу укрепления независимой журналистики [26]. Очевидно, что с точ­ки зрения политических элит Узбекистана и Кир­гизии речь шла о вмешательстве во внутреннюю политику стран, направленную на изменение и даже свержение режимов И. Каримова и А. Акаева.

Американское посольство в Киргизии под­держало оппозиционные выступления против президента Акаева, которые прошли в марте – мае 2002 г. [27] В Узбекистане организовывались ресур­сные центры, предоставлявшие свои технические возможности для поддержки оппозиции [28]. Сходная политика, которая способствовала изменению по­литического режима, проводилась и в некоторых других постсоветских странах, в частности в Грузии и Украине.

Именно в последних двух странах и произош­ли первые «цветные революции» (2003 г. - Грузия, 2004 г. - Украина). В марте 2005 г. А. Акаев был свергнут в ходе «революции тюльпанов». Однако пришедшее ему на смену правительство оказалось первоначально в большей степени антилиберальным, пророссийским и прокитайским, чем свер­гнутое. Лишь незадолго до свержения Бакиева в 2010 г. отношения между Бишкеком и Москвой резко ухудшились.

В мае 2005 г. после подавления волнений в Ан­дижане, организованных исламистским и отнюдь не прозападным движением «Акрамия», узбекское правительство обвинило в организации этих со­бытий западные неправительственные фонды и правительство США. Сотрудничество с Америкой было свернуто, а войска США были вынуждены покинуть базу Карши-Ханабад. Узбекистан после этого в течение определенного времени стал ори­ентироваться в своей внешней политике на Россию и Китай.

В результате в 2005 - 2008 гг. возник новый кризис центральноазиатской политики США, сов­павший по времени со вторым сроком президент­ства Дж. Буша-младшего. «Агрессивный реализм» привел к тому, что отношения с большинством стран региона было очень серьезно испорчены. Не было никакой концептуальной ясности по поводу того, каким образом их исправлять, хотя сами стра­ны Центральной Азии (Узбекистан, Таджикистан) посылали сигналы о наличии готовности к этому. США сохраняли свои интересы и на восточном побережье Каспия, хотя внутриполитическая ситуация в Казахстане все больше подвергалась критике. Отношения с Россией и Китаем в Цен­тральной Азии окончательно превратились в жест­кое соперничество. При этом, несмотря на опреде­ленное расхождение интересов, обе страны тесно сблизились и часто выступали в противостоянии с США в Центральной Азии «единым фронтом».

Ситуация осложнялась тем, что США больше не имели свободных ресурсов для центральноази­атской политики, так как они были заняты Ираком, а экономическая ситуация в самой Америке нака­нуне начала глобального экономического кризиса не способствовала активной внешней политике.

Война с «Талибаном» в Афганистане шла все хуже, а «наркотизация» экономики страны про­грессировала. При этом дестабилизация ситуации в соседнем Пакистане, где ряд окраинных племен­ных территорий оказался под контролем местных талибов, все более внушала опасения. Будучи заня­тыми в Ираке, Соединенные Штаты очень хотели бы, чтобы страны ЕС взяли на себя большую долю ответственности за ситуацию как в этой стране, так и в Центральной Азии в целом. В результате, по сути, разворачивался процесс постепенного ча­стичного «ухода» США из региона, который аме­риканские стратеги надеялись компенсировать все большим вовлечением Европы. Однако накопле­ние проблем в Афганистане и Пакистане привело к тому, что позднее приоритетное внимание новой администрации Б. Обамы вновь перешло от Ирака к Афганистану.

 

Президентство Обамы и перспективы новой региональной политики США

В ситуации глобального экономического кризиса резко ускорились процессы упадка «од­нополярной» модели глобального управления, связанной с лидерством США. Это проявляется уже в региональной политике новой демократи­ческой администрации Барака Обамы. Ключевой проблемой, которую призвана была решать но­вая администрация, стал экономический кризис, начавшийся во второй половине 2008 г. В связи с этим приоритетными для США стали внутрен­ние и международные экономические проблемы, связанные с экономическим кризисом. Все прочие проблемы превратились, по сравнению с этим, во второстепенные.

Однако новая администрация унаследовала от администрации Дж. Буша-младшего и целый ряд актуальных внешнеполитических проблем, которые имеют непосредственное отношение к Центральной Азии. Приход к власти демократов во многом стал реакцией на банкротство модели внешней политики, разработанной в интеллекту­альном и экспертном плане «неоконсерваторами» в республиканской администрации. В рамках этой доктрины предусматривалось активное распространение и даже насильственное вне­дрение институтов демократии по всему миру. Это должно было способствовать, по мнению соответствующих экспертов, укреплению гло­бальных позиций США и одновременно за счет консолидации нации преодолеть ее внутренний «моральный упадок».

Однако в реальности эта идеология привела к длительной войне в Ираке, уменьшению попу­лярности США по всему миру и бессмысленной трате огромных материальных средств. Реализация политики «неоконсерваторов» была поддержана в пропагандистском плане абсолютно не соответст­вовавшей реальности идеей о наличии потенци­альной связки между глобальным терроризмом и оружием массового поражения в Ираке (факти­чески сфальсифицированное «иракское ядерное досье» и т.п.). При этом реальная угроза в Афга­нистане, откуда и были скоординированы терро­ристические атаки 9/11, была практически забыта.

Именно последнее и стало ключевой внешне­политической идеей Б. Обамы в период его пре­зидентской кампании. Важнейшей задачей новой администрации стал вывод войск из Ирака, пе­реключение всех наличных военных ресурсов на Афганистан и Пакистан, решение афганской про­блемы и последующий «выход» из региона. В этом плане война в Афганистане и на племенных тер­риториях Пакистана и соответственно проблема обеспечения северного маршрута снабжения войск в среднесрочной перспективе оказалась фактором, серьезно привязывающим американские интересы к пяти странам постсоветской Центральной Азии. Реализации этой задачи способствовало то, что в период, предшествовавший приходу к власти де­мократов, американские военные сумели «перело­мить» ситуацию в Ираке. Сходные методы решения проблем было решено перенести и на Афганистан.

Наибольшие изменения в плане внешней по­литики США в реальности произошли на уровне ментальности руководящих кругов и идеологии соответствующих экспертов. Изменения в этом плане по сравнению с администрацией Дж. Буша-младшего разительны. Неоконсерваторы и ради­кальные республиканцы в 2009-2010 гг. были пол­ностью устранены от всех рычагов управления. В преддверии новых президентских выборов Обама провозгласил новую американскую стратегию, в которой решающую роль стал играть Азиатско-Тихоокеанский регион. По сути, в рамках деятель­ности новой администрации произошло призна­ние реального факта общего упадка американских возможностей в одиночку определять ключевые глобальные процессы. Ниже мы проанализиру­ем ключевые последствия этих перемен в плане перспектив центральноазиатской политики США.

Во-первых, новая администрация стала фор­сировать сближение с такими важными незапад­ными глобальными акторами, как Китай, Индия и Россия. Это происходит даже за счет отношений со старыми партнерами (ЕС, Япония), несмотря на личную популярность Обамы по всему миру, и особенно в Европе. Определенное охлаждение отношений с Европой проявилось, например, в уменьшившихся количестве и продолжительно­сти встреч с европейскими лидерами. О последнем активно пишут все европейские газеты, отмечая, что Обама интересуется обзаведением новыми пар­тнерами (такими, как Китай и Индия) в намного большей степени, чем сохранением старых (страны ЕС). Разумеется, это не значит, что США откажутся от своих старых союзнических отношений с ЕС, Японией, Израилем, Южной Кореей, Турцией и Пакистаном. Соответствующее партнерство будет реализовываться и в регионе Центральной Азии. Однако США начинают все активнее маневриро­вать между своими старыми союзниками по «хо­лодной войне» и новыми ключевыми глобальными игроками.

Для Центральной Азии особенно важным было изменение политики США по отношению к России. Соответствующая политика получила название «перезагрузка отношений». В частности, она проявилось в подписании соглашения по СНВ 8 апреля 2010 г., периодически также возникло сотрудничество в плане борьбы с иранской ядер­ной программой, имел место частичный отказ от конфронтационной риторики на постсоветском пространстве. Однако в дальнейшем прежде всего из-за разногласий по американской системе ПРО «перезагрузка» затормозилась.

В результате «перезагрузки» отношений с Россией Америка де-факто пытается вернуться к образцам политики на постсоветском простран­стве, характерным для второй половины 1990-х гг. (вторая администрация У. Клинтона), когда проти­востояние между РФ и США еще не превратилось в идеологическую конфронтацию, как это было в период "цветных революций". В этом плане показа­тельна даже передача должности государственно­го секретаря жене У. Клинтона Хиллари Клинтон. Однако в результате вновь восстанавливаются и дилеммы того времени. Новая демократическая администрация заявляет, что она готова активно сотрудничать с Россией и центральноазиатскими странами. Однако это сотрудничество все еще мыслится в рамках собственных стандартов и интересов. В результате потенциальные партне­ры начинают подозревать, что эта политика лишь немногим отличается от открытых попыток «изме­нить режимы», так как речь идет о навязывании целей и стандартов сотрудничества.

Россия также продолжала реализовывать определенные элементы конфронтационной поли­тики по отношению к США в Центральной Азии. В частности, попытка администрации Бакиева, кото­рой была обещана крупная финансовая помощь со стороны России, закрыть в обмен на это ключевую для северного маршрута снабжения войск в Афга­нистане американскую военную базу «Манас» выз­вала новую волну противостояния. Бакиев затем разменял сохранение базы (в формально видоиз­мененном виде) на американскую экономическую помощь. После переворота в Киргизии 7 апреля 2010 г. борьба Москвы и Вашингтона временно еще более обострилась. При этом ситуация в российско-западных отношениях уже была обострена в связи с ранее прошедшими выборами на Украине, где в результате президентских выборов к власти пришли «антиоранжевые силы», поддержанные Россией. В результате западные СМИ активно об­виняли Россию в организации антибакиевского переворота. При этом США опасались, что вре­менное правительство нарушит американские договоренности с Бакиевым и закроет базу, чего не произошло.

В целом у США в среднесрочном и крат­косрочном плане нет больше ресурсов на такой далекий регион, как Центральная Азия. Только афганская проблема и вопросы борьбы с глобаль­ным терроризмом продолжают привязывать аме­риканские интересы к этому региону - в основном в плане обеспечения северного маршрута снабже­ния войск. В связи с этим в рамках деятельности в регионе западной коалиции будет продолжать ра­сти роль ЕС, которая, возможно, станет основным западным актором в регионе. В рамках евроат­лантической коалиции экономическая и «мягкая сила» ЕС будут поддержаны в Центральной Азии «жесткой» военно-политической силой США. Од­нако США, в силу отсутствия необходимых для этого ресурсов, будут все менее готовы к проти­востоянию с Китаем и Россией в регионе. В свя­зи с этим они будут все активнее маневрировать в регионе между своими старыми союзниками (особенно ЕС и Турцией), с одной стороны, и но­выми потенциальными глобальными партнерами (Китаем, Индией и Россией) - с другой. При этом США, опираясь на свои все еще огромные воен­но-политические ресурсы, возможно, попробуют сохранять претензии на роль ключевого арбитра между вышеперечисленными акторами в реше­нии ключевых стратегических вопросов.

Ключевым моментом, вносящим неопреде­ленность в политику США в регионе, стал вопрос о выводе войск из Афганистана. 23 июня 2011 г. президент США Барак Обама объявил о начале вывода войск США из страны уже начиная с авгу­ста 2011 г. Это решение было подкреплено такими частичными успехами, как убийство Бен Ладена, Ильяса Кашмири и ряда других лидеров-терро­ристов, что позволило заявить о положительных результатах операции в Афганистане в целом. Ме­ждународные силы в Афганистане насчитывают около 130 тыс. военнослужащих из 20 государств-членов НАТО и 28 стран, не входящих в альянс. На момент заявления Б. Обамы в контингент входили 90 тыс. американских военнослужащих (и дополнительно 16 тыс. контрактников под ко­мандованием Международных сил содействия безопасности), 9,5 тыс. британских военнослу­жащих и небольшие контингенты Польши, Ру­мынии, Испании, Германии, Франции, Италии, Канады и Турции.

Первичный вывод войск должен пройти в два этапа: 5000 военнослужащих вернулись в США летом, и еще 5000 должны вернуться до конца года. Остальные подразделения из направленных в Афганистан в свое время подкреплений - 20 тыс. солдат и 3000 сотрудников технического персона­ла - будут выведены к президентским выборам в США (конец сентября 2012 г.). Передача полного контроля за безопасностью афганским военным должна полностью завершиться к 2014 г.

Согласно американским планам, завершение пребывания США и НАТО в Афганистане еще не означает завершения миссии международной коа­лиции и соответственно их военно-политического присутствия в стране. Выводя боевые подразделе­ния из Афганистана, США будут стремиться сохра­нить свое военное присутствие в стране, оставив части небоевого, технического и иного обслужи­вания на базах, которым предполагается придать статус постоянных американских баз.

Тем не менее вывод войск США из Афганиста­на может привести к масштабной дестабилизации этой страны, наподобие того, что имело место в 1990-х гг. после прекращения советской помощи правительству Наджибуллы. В ставшем достоя­нием общественности в начале 2012 г. секретном докладе НАТО (написанном на основании инфор­мации, полученной в ходе допросов пленных тали­бов) отмечалась очень высокая вероятность того, что после вывода войск США Афганистан вновь будет захвачен «Талибаном» [29]. Такого рода оцен­ки ситуации вызвали панику в антиталибанских рядах, в связи с чем доклад был дезавуирован как нерепрезентативный.

Однако процесс вывода войск уже сейчас при­обретает достаточно хаотический характер, а также получает тенденцию к самопроизвольному ускоре­нию, что вызывает четкие ассоциации с ситуацией «выхода» американцев из Южного Вьетнама. Вывод войск происходит в условиях полной неопределен­ности с точки зрения его сроков, логистического обеспечения, позиции талибов и их союзников, перспектив мирного поиска урегулирования кри­зиса, позиций соседних стран, в первую очередь Пакистана. В январе 2012 г. президент Франции Н. Саркози заявил о том, что французские войска пре­кратят боевые операции и уйдут из Афганистана в 2013 г., то есть на год раньше объявленного НАТО срока. 1 февраля 2012 г. министр обороны США Леон Панетта заявил, направляясь в Брюссель, что международный контингент уже к середине 2013 г. перейдет к формуле «обучение и советы», прекра­тив боевые операции [30].

Уход боевых подразделений НАТО не означает, что американцы хотят полностью оставить Афга­нистан на произвол судьбы. Они желают сохранить в стране свои базы, вместе с союзниками будут поддерживать армию афганского правительства в материальном, логистическом и иных планах. Они будут также активизировать переговоры с талиба­ми с целью добиться их вхождения в коалиционное правительство. Однако предшествующий негатив­ный опыт переговоров с «Талибаном» говорит о том, что вероятность компромисса чрезвычайно низка. Слабая боеспособность правительственной армии Афганистана (например, в этой армии пра­ктически нет пуштунов - основного афганского этноса) также вызывает сомнения в ее способности удержать страну под контролем.

Вызывает вопрос и возможность США на­ладить эффективное сотрудничество с Россией и Китаем. В частности, уход из Афганистана заставит американцев все большее внимание уделять пост­советской Центральной Азии. Усложнение отноше­ний с Пакистаном уже привело к тому, что судьба войск НАТО в Афганистане полностью зависит от «северного» (через Россию и Центральную Азию) маршрута. Однако усиление американского инте­реса к Центральной Азии может вновь привести к столкновению с Россией и Китаем.

 

Заключение

Политика США в постсоветской Центральной Азии характеризовалась постоянными изменения­ми. В ней можно выделить четыре периода:

­– в первой половине 1990-х гг. приоритет был отдан отношениям с Россией, Центральная Азия воспринималась как «задний двор» РФ. Этот пери­од совпал с президентствами Дж. Буша-старшего и первого президентства У. Клинтона;

– во второй половине 1990-х гг. произошла ак­тивизации политики США на постсоветском про­странстве, росло стратегическое соперничество с Россией, однако стратегический приоритет РФ в Центральной Азии оспаривался только частично, концепция «заднего двора» сохранялась. Этот пе­риод совпал со вторым президентским сроком У. Клинтона;

– после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне стратегия США в регионе стала достаточно агрес­сивной. Вход в Афганистан вызвал активизацию политики и в постсоветской Центральной Азии. Соперничество с Россией (и частично с КНР) до­стигло максимума в период «цветных революций» и войны России с Грузией в 2008 г. Этот период совпал с президентством Дж. Буша-младшего;

– в период президентства Б. Обамы делались попытки наладить диалог с Россией и КНР. Од­новременно приоритетность постсоветского про­странства, связанная изначально с европейскими делами, снизилась. Афганская политика пережила радикальные перемены от активизации боевых действий (начало президентского срока Обамы) до планов по выводу войск и роста осознания возможности поражения (конец президентского срока Обамы).

В будущем можно прогнозировать дальней­шее усложнение афганских проблем и связанный с этим рост интереса США, России и Китая к пост­советской Центральной Азии. В этой связи растет возможность усиления противоречий этих держав в регионе. Однако, осознавая, что афганские про­блемы несут одинаковую угрозу Западу, России и Китаю, ключевые игроки могут и договориться о позитивном взаимодействии. В случае переизбра­ния Обамы, возможно, шансы на то, что американ­цы будут искать пути достижения договоренности с другими великими державами, повысятся.

 

 

Примечания:

 

[1] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ: ИСК РАН, 2005. 240 с.

 

[2] См.: Шилдс Дж. Программа Нанна-Лугара: отношения между США и странами-получателями помощи // Ядер. контроль. 1996. № 16. С. 17-23; Поттер У.С. Отказ от ядерного оружия: Белоруссия, Казахстан, Украина. М. [Б. и.], 1996. 53 с.

 

[3] Лейк Э. Новая стратегия США: от «сдерживания» к «расширению» // США: экономика, политика, культура. 1994. № 3. С. 29-38.

 

[4] Трынков А.А., Глущенко Ю.Н. Некоторые аспекты политики США в отношении стран СНГ и интересы России // США в новом мире: пределы могущества / Рос. ин-т стратег. исслед.; под ред. В.И. Кривохижа. М., 1997. С. 377-412.

 

[5] Васютович В.П. Политические отношения между Казахстаном и США // Казахстан: реалии и перспективы независимого развития / Рос. ин-т стратег. исслед.; ред. Е.М. Кожокин. М., 1995. С. 318-320. Сулейменов Т. Вопросы экономики в казахстанско-американских отношениях // Внешняя политика Казахстана: сб. ст. / редсовет: НЖ. Даненов [и др.]. М.; Алматы, 1995. С. 18-23.

 

[6] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 180.

 

[7] Трынков А.А. Отношения между Узбекистаном и США // Узбекистан: обретение нового облика: в 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 226.

 

[8] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 179.

 

[9] Выступление Т. Фрэнкса на слушаниях в комитете по вооруженным силам палаты представителей конгресса США 28 марта 2001 г. URL: http://franks.house.gov/ (date of access: 10.02.2002).

 

[10] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. 240 с.

 

[11] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 180.

 

[12] Lewis B. Rethinking the Middle East // Foreign Affairs. 1992. Vol. 71, № 4. Р. 99-119.

 

[13] См.: Defense News. 1997, 4 February.

 

[14] Ахмеджанов Г.А. Российская империя в Центральной Азии. (История и историография колониальной политики царизма в Тур­кестане). Ташкент: Фан, 1995. 156 с.; Ахмедов Б. История: учеб. для 5 кл. сред. шк. Ташкент, 1999; Рахимов Ж. История Узбекистана (вторая половина XIX века-начало XX века): учеб. для 9 кл. сред. шк. Ташкент, 2001. 316 с.; Фармонов Р. Всемирная история: учеб. для 8 кл. сред. шк. Ташкент, 2001; Костецкий В. История Узбекистана. Ташкент, 2002; Салимов Т. Всемирная история: учеб. для 8 кл. сред. шк. Ташкент, 2000; Хидоятов Г.А. Всемирная история: Новейший период: учеб. для учащихся 10 кл. сред. шк., акад. лицеев и колледжей. 2-е изд., испр. и доп. Ташкент: Шарк, 2002. 400 с.

 

[15] Wishnick E. Strategic consequences of the Iraq War: U.S. security interests in Central Asia reassessed. Carlisle Barracks: Strategic Studies Inst.: U.S. Army War College, 2004. 48 p.

 

[16] Terrorism: questions & Answers-Uzbekistan, 2004 // Council on Foreign Relations. URL: http://www.terrorismanswers.org/coalition/uzbekistan.html (date of access: 14.10.2004).

 

[17] Kazakhstan Building Military Base on Caspian With U.S. // EURASIANET. URL: http://www.eurasianet.org/resource/kazakhstan/hypermail/200310/0013.shtml (date of access: 14.10.2004).

 

[18] Сообщение ИТАР-ТАСС. 2002. 5 апр.

 

[19] Rumsfeld D.H. Annual Report to the President and the Congress (Washington, 2002) // U.S. Department of Defense. URL: http://www.defenselink.mil/execsec/adr2002/index.htm (date of access: 14.10.2004).

 

[20] Feith D.J. Transforming the Global Defense Posture. Washington: [S. n.], 2003. 33 p.

 

[21] Istanbul Summit Communique, Istanbul, 28 June 2004 // NATO [Electronic resource]. URL: http://www.nato.int/docu/pr/2004/p04-096e.htm (date of access: 14.10.2004).

 

[22] См.: Барабанов О.Н. Политика НАТО в отношении государств Центральной Азии и Закавказья // Южный фланг СНГ. Центральная Азия - Каспий - Кавказ: Энергетика и политика. М.: «Навона», 2005.

 

[23] Collins, K. Stabilizing or destabilizing Central Asia? The Great Powers and Central Asia After September 11 // Paper Presented at the Conference: Reconfiguring East and West in the Bush-Putin Era. Berkeley, 13. 14.04.2002.

 

[24] Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs.- 2005. - July/August. URL: http://www.foreignaffairs.org/20050701faessay84412/s-frederick-starr/a-partnership-for-central-asia.html (date of access: 19.02.2009); Economic cooperation in the wider Central Asia region / W. Byrd [et al.].- Washington: World Bank Publ., 2006. 80 p.

 

[25] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. 240 с.

 

[26] Сообщение ИТАР-ТАСС. 2002. 23 авг.

 

[27] См.: Выступление помощника госсекретаря Л. Крейнера на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27 июня 2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003); Выступление заместителя помощника госсекретаря Б.Линна Паско на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27.06.2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003).

 

[28] Выступление помощника госсекретаря Л.Крейнера на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27 июня 2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003).

 

[29] Pakistan helping Afghan Taliban - Nato, http://www.bbc.co.uk/news/world-asia-16821218

 

[30] Блинов А. Готовится отступление из Афганистана. Вашингтон пытается договориться с "Талибаном". НГ. Дипкурьер. №2 (176). 06.02.2012. С. 12.

Вестник МГИМО, №4, 2012