Только либерализм. Только хардкор

От университетской группы Terra America. 31 октября 2012 года на философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова состоится второй семинар из цикла «Америка: возвращение идеального». Большинством голосов участников группы Terra America в Фейсбуке для второго семинара была выбрана тема «Либеральный пакет против пакета консервативного. Может ли вмешаться в спор американских идеологий русский философ?» Основной вопрос, который будет обсуждаться на семинаре, – это место русской философии в конфликте двух идеологий, которые перестают быть только американскими и за которыми просматривается фундаментальная для судеб Запада цивилизационная развилка. И вот возникает вопрос, какой набор аргументов русский философ в состоянии предложить участникам этого спора и, в целом, какую позицию он способен в нем отстаивать?

Постоянный автор портала Terra America, философ и публицист Александр Павлов, однако, считает, что единственный теоретически обоснованный философский проект в Америке – это проект либеральный. Думаю, такое суждение вызовет множество полемических суждений на нашем семинаре, в частности потому, что консерватизм в американском смысле этого слова становится все более и более привлекательным для отечественных интеллектуалов, разочарованных как в чисто либеральных, так и в социалистических ценностях. Консервативный индивидуализм англо-саксонского образца многим кажется приемлемым выходом из идеологического тупика. Но насколько он может быть философски обоснован в России? Этот вопрос мы пока оставляем открытым для будущего обсуждения.

* * *

Русское представление о философии как таковой страдает стремлением поделить всех мыслителей на левых и правых: об этом в особенности говорят итоги голосования относительно темы семинара университетского проекта «Терра-Америка». Несмотря на то, что сами русские в большинстве своем вроде бы особо и не ангажированы идеологически, наше сознание привыкло к тому, что все должны делиться на тех, кто слева и тех, кто справа.

А так как еще Вернер Зомбарт заметил (и даже объяснил почему), что в Соединенных Штатах нет социализма, то политические американские философы, с нашей точки зрения, должны разбежаться на два лагеря – консерваторов и либералов. Удивительным образом подобное суждение является одновременно и ошибочным, и справедливым?

Для того чтобы объяснить свою точку зрения, я обращусь к краткой истории политической философии в США. Исходя из этой истории, мы поймем, что консервативного проекта в американской политической философии, можно сказать, не было. Но именно как философского, а не идеологического проекта, что очень важно. На протяжении почти всего своего существования американская политическая философия оставалась либеральной и остается таковой и ныне.

* * *

Дело в том, что американцы – очень прагматичная нация. А раз так, то, начиная уже с самого начала ХХ века, они, внимательно присмотревшись к «политической философии», поняли, что с ней что-то не так, и выбрали для себя иное понятие, которое, правда, могло бы включить в себя и многие политико-философские вопросы.

Этим понятием стала «политическая теория».

На протяжении двух с половиной десятилетий – до середины 1920-х – американцы занимались историей политической мысли и называли это политической теорией. Конечно, каждый описывал историю мысли по-разному – кто-то делал упор на учениях о государстве, кто-то старался концептуализировать прежние идеи, описывая, например, историю идеи демократии, а не учения как таковые, но в целом речь шла об истории мысли.

Причем история эта была европоцентричной и никаких иных регионов не касалась. И поскольку американцы сами для себя выбрали скорее понятное для них слово «теория», а не довольно мутное «философия», стало ясно, что так долго продолжаться не может. Теорию нужно было сделать теорией.

В середине 1920-х годов корифей политической науки Чарльз Мерриам, возглавлявший тогда факультет политической науки в Чикаго, осторожно предложил своим коллегам обогатить «теорию» за счет других наук – прежде всего психологии – и заговорил о «Новых аспектах политики».

Это был довольно амбициозный прогрессистский проект. Можно сказать, революционный, потому что ученый хотел разворошить десятилетиями строившийся и уже застоявшийся муравейник «истории политической теории» и построить из него нечто более удобоваримое, истинно теоретичное.

Раз мы говорим о теории, рассуждал Мерриам, неплохо было бы, чтобы это и была теория, а не пустой пересказ отживших свой век идей. Коллеги его выслушали, ругаться с ним не стали, а потому его предложения остались как бы незамеченными корпорацией. Однако определенно это была первая ласточка угрозы традиционному пониманию политической теории.

Пришли 1930-е.

Американские ученые все еще писали о теории как об истории, не очень заботясь о том, как им быть с самим концептом «теория». Вместе с тем, отчетливо выявилась тенденция писать историю мысли в либеральном ключе. Что само по себе было прогрессом в этой сфере знания, хотя и имело очевидные недостатки. Авторы должны были завершать свои толстые тома об истории политической мысли рассказом о фашизме, нацизме и коммунизме и объяснять, что это – ложные «теории», а не ложными остаются непреложные ценности свободы и демократии, из века существовавшие в США.

Например, книга Джорджа Сэйбина, написанная в подобном ключе, «История политической теории», оставалась одной из самых важных в Америке с 1930-х по 1960-е годы. И, казалось бы, он стремился избежать конкретных политических выводов, осторожно обходя нетеоретические вопросы, подспудно его целью было оправдать американский либерализм. И все было бы складно, если бы не национал-социализм, который критиковали американские философы.

Произошло следующее. Пока американцы осуждали нацизм, на Штаты напало цунами в виде огромного количества немецкоязычных эмигрантов. Они привезли с собой совершенно иной политический дискурс, который скорее напоминал «философию», нежели «теорию». Они стали говорить в контексте политической теории, о релятивизме, тоталитаризме, начали критиковать рационализм, привнесли в стены американской академии тему кризиса Запада и так далее.

И хотя сама корпорация американских политических теоретиков осознанно или бессознательно сопротивлялась новым людям, темам и идеям, а следовательно, и новому понимаю «политической теории», сама прагматичная американская система была ориентирована на то, чтобы впитывать в себя свежие идеи, прибывшие с континента. А кто может привезти что-то более свежее, нежели европейские эмигранты, к тому же если эти эмигранты – выдающиеся философы?

Этими эмигрантами стали Ханна Арендт, Лео Штраус, Эрик Фегелин, Ганс Кельзен, Герберт Маркузе – если упоминать только самые известные имена. Все эти люди считаются одними из самых важных политических философов ХХ века, а когда говорят об их национальной принадлежности, то скорее употребляют слово «американские», редко прибавляя «выходцы из немецкоязычного мира».

Все эти люди серьезно трансформировали американский дискурс. Так Америка в середине ХХ века стала главным оплотом для современной политической философии, которую американцы продолжали называть «теорией». Характерно, что хотя многие из них были скромными людьми и предпочитали называть себя «историками политической философии», но каждый из них так или иначе влиял на своих учеников в глобальном идеологическом плане.

То есть они, разумеется, не говорили об абортах или гомосексуальных браках, но вели речь о том, что такое добро и зло, а также о ценностях и значении либеральной демократии, нередко указывая на ее недостатки. Также они познакомили американцев и с иными традициями мысли, ориентировав их на изучение не только западных политических идей.

И все же сама корпорация была недовольна, и те из теоретиков, кто не попал под обаяние европейцев, стали ориентироваться на политическую теорию как на науку, то есть вместо философии выбрали точное знание.

Тогда-то и началась «бихевиоральная революция» в политической науке, ставшая доминантной темой на два десятилетия – 1950-1960-е годы. И хотя сами бихевиоралисты выступали за ценностную беспристрастность теории, подспудно они работали на либеральный проект американской демократии потому, что осуждали тоталитаризм и тиранию и вместе с тем исследовали электоральное поведение в демократических условиях.

Только некоторые из европейцев, такие как Лео Штраус, боролись против подобного понимания политической теории. Но это была не консервативная критика, а лишь попытка объяснить, что научная политическая теория не должна избегать ценностей, о которых говорит ненаучная политическая философия. Но всем было все равно.

Пока бихевиоралисты клином очищали политическую теорию от философии, сами приехавшие в США европейские философы довольствовались небольшими делянками, которые они сами себе нарезали. Каждый из них был гуру политической мысли и каждый из них не хотел общаться с конкурентами. В итоге, на протяжении двух десятилетий все только и говорили о смерти или закате политической теории в ее философском измерении, хотя вроде бы она должна была процветать.

Однако самое начало 1970-х годов показало, что и бихевиоралисты заблуждались. Они не унесли ту ношу, которую сами на себя взвалили. «Гуру» же философской политической теории стали отходить от дел и фактически к середине 1970-х годов многие из них умерли. И тогда возникла истинно американская политическая теория, которая на протяжении 1970-90-х годов оставалась главной темой американкой политической философии.

Речь идет о «Теории справедливости» Джона Ролза.

Так или иначе, все дебаты в сфере политической теории были связаны с темами, предложенными Ролзом. Любопытно и то, что часто его теорию называют либеральной. То есть и она не была лишена идеологичности.

Но все-таки это был самый философский либерализм. А его главным оппонентом в 1970-х годах стал самый философский вариант либертарианства в редакции Роберта Нозика. На протяжении 1980-х годов с «философскими либералами» спорили философские коммунитаристы, которые вроде бы могли стать аналогом консерваторов. Но это были не консерваторы. И даже если они выступали за приоритет сообщества, а не личности, все же их главной задачей считалось полемизировать с либералами. Более того, они были объективными в своих исследованиях. Так недавно переведенная на русский язык книга Уилла Кимлики «Современная политическая философия» свидетельствует в пользу того, что ключевыми темами современной политической философии являются утилитаризм, марксизм, теория гражданства, либерализм, либертарианство, коммунитаризм, мультикультурализм и феминизм.

* * *

На протяжении последних двух десятилетий американская академическая политическая философия/теория сильно шагнула влево, хотя вправо она никогда и не уклонялась.

Собственно говоря, американцы продолжают держать философскую марку. И сегодня наиболее популярными темами стали мультикультурализм и феминизм, а также некоторые умеренные варианты постмодернизма. Кстати, именно разделами посвященными этим течениям, за исключением постмодернизма, заканчивается упоминаемая книга Уилла Кимлики.

Итак, в американской политической философии никогда не было консервативного проекта. Только либеральный, но философский, фундаментальный, а не сиюминутный. Как сегодня принято выражаться в среде молодежи: только либерализм, только хардкор!