Запад и его закадычные враги ("RTBF Info", Бельгия)

Реагируя на последние события, Бишара Кадер, профессор Католического университета Левена, описывает непростые отношения между исламом и Западом. Благодаря изучению этих проблем можно понять напряженность мусульман, столкнувшихся с тем, что они рассматривают как покушение на свою веру

Глупый и нарочито провокационный антиисламский фильм, возмущенные демонстранты-мусульмане, осажденные посольства, американский посол, погибший в подожженном американском консульстве в Бенгази, и СМИ, которые не перестают добавлять подробностей – вот горькое меню этой недели. От этого тошнит. Фанатизм возвращается: фанатизм американских ультраправых сил, против фанатизма салафистов и джихадистов всех мастей. Они питаются друг другом. Ненависть и тех, и других обусловлена любовью к своей религии. Вольтер говорил, что «фанатик – это чудовище, которое считает себя сыном религии». Фанатик настолько уверен в своей правоте, что готов пожертвовать жизнью, лишь бы она восторжествовала. Свобода самовыражения, «священная ценность для Запада» против «уважения к Пророку», преимущество, которое дает демократия, против осквернения религиозных символов – вот мы снова и погрузились в «столкновение невежества».

Историческая близость

Все это смехотворное дело могло бы отправиться на задворки истории, если бы оно вновь не подчеркнуло тот факт, что Запад на протяжении последних 14 веков преследует призрак ислама и мусульманства, а также не выявило устойчивости в западном коллективном сознании многочисленных антимусульманских стереотипов. Иногда эти предрассудки бледнеют, затем, после какого-нибудь теракта, кризиса, в ходе предвыборной кампании, их отряхивают от пыли и вновь достают с полок. Я хотел бы вкратце рассказать о том, как строилось европейское коллективное представление о мусульманах и арабах.

Многочисленные авторы занимались вопросом представления о Востоке на Западе и наоборот, в частности, образов Европы и мусульман в ином коллективном сознании. По памяти назову несколько книг: «Воображаемый Восток» Тьерри Хенча (Thierry Hentsch), «Образ иного» Филиппа Сенака (Philippe Senac), «Ислам на Западе» Клода Лиозу (Claude Liauzu), «Европа и Восток» Жоржа Корма (George Corm) и «Европа и ислам» Хишама Джайта (Hicham Djaït). В сотнях других книг пытались расшифровать историю отношений между разными берегами Средиземноморья, с акцентом то на столкновение, противостояние, конфликт и соперничество, то на скрещивание, смешение и взаимообогащение.

Крестовые походы и джихад

В действительности история Средиземноморья подобна маятнику: с завоеваниями и отвоеваниями, крестовыми походами и священными войнами, победами и поражениями. За последние 14 веков произошли такие крупнейшие события, как арабское завоевание Пиренейского полуострова, крестовые походы, взятие Константинополя, битва при Лепанто, европейская колонизация и национальные войны за освобождение. Такая историческая близость не могла не отразиться на европейском, а потом и западном коллективном восприятии, принимая во внимание тот факт, что ни Запад, ни Европа, ни, тем более, различные исламские миры не являются монолитными блоками с одним-единственным восприятием мира.

Первый контакт европейцев с мусульманами в 711 году был военным. Тарик ибн Зияд переплыл пролив, который сейчас носит его имя, и начал в 711 году завоевание Пиренейского полуострова. Арабов и мусульман сразу же стали рассматривать в Европе как военных противников, грозных, но достойных восхищения из-за своего мужества и искусства правления. В ходе крестовых походов в XII-XIII веках мусульмане рассматривались как религиозные противники: документы тех времен изобилуют презрительными эпитетами в адрес Пророка и мусульманской религии. Тогда и сложился бином ислам-христианство. После падения Гренады в 1492 году, учреждения инквизиции и первых завоеваний в Америке арабов отставили немного в сторону, в категорию «онтологических разногласий»: их рассматривали уже не как противников, а просто как других. В тот момент установился знаменитый раскол Средиземноморья на «нас и них». После падения Константинополя в 1454 году образ грозного турка заменил собой араба. Битва при Лепанто в конце XVI века стала чем-то вроде возмездия за падение Константинополя. Блистательная Порта потерпела первое крупное военное поражение. Схождение в ад продолжилось: Турция стала «больным человеком» Востока, но навязала свой железный закон на территории, простиравшейся от арабов Сирии до ворот Марокко...

Колониальная ночь

Между тем, Европа подтвердила свое могущество во всех областях. С XV века Южную Америку, ставшую Латинской, заполонили испанцы и португальцы, другие европейские державы готовились к колониальному натиску на арабский мир: экспедиция Наполеона Бонапарта в Египет в 1798 году резко оборвалась, но с 1830 года началась колонизация Магриба (в разных формах) и всех арабских стран.

На протяжении этой долгой колониальной ночи образ арабов и мусульман был разным: их описывают как апатичных, грязных, фаталистов и даже фанатиков, но за ними признаются и некоторые добродетели: семейная сплоченность, радушный прием, простота. Весьма поучительна в этом плане европейская литература, в особенности в XIX веке. Иногда арабский мир записывался в категорию «пустого культурного пространства». Говоря о «пустом культурном пространстве», я вспоминаю страшную фразу Меттерниха который в начале XVIII века заявил следующее: «Любая территория, которая находится за пределами Европы, - это пустая территория, необязательно потому, что там нет жителей, это пустое культурное пространство, а значит, оно подлежит завоеванию, поскольку природа не терпит пустоты». Такие концепции, как «цивилизационная миссия Франции», «бремя белого человека», «очевидная судьба» послужили идеологическим прикрытием для оправдания колонизации.

Нужно сказать, что Европа добилась такого успеха на всех направлениях, что она начала рассматривать свой путь как исключительный. Эта убежденность в собственной исключительности породила чувство превосходства, которое, как напоминает Самир Амин (Samir Amin), является основой европоцентризма. Уже в XVII веке Европа вновь обратилась к своему греческому наследию и поставила на первый план свое греко-римское происхождение, а сейчас говорит о иудейско-христианских корнях. Вклад арабов и мусульман в европейскую цивилизацию начали преуменьшать, о нем попросту не говорили. Арабов вытеснили со своих территорий путем колонизации и таким образом вытеснили из истории.

Присоединение Греции к Европе, объявленное мыслителями Возрождения, а затем Байроном и Виктором Гюго (вспомните о «сыне Греции»), предвосхитило намеренный раскол в Средиземноморском регионе между Севером и Югом, а также между исламским миром и Западом, раскол, который представлялся постоянным и естественным. Средиземноморье превратилось в барьер между Прогрессом и Застоем, между традициями и современностью, между духом Прометея и покорностью судьбе, между государством-нацией и исламской уммой.

Терроризм, фундаментализм, иммиграция

Я бы не стал делать такого долгого отступления в историю построения западного коллективного воображаемого, если бы существующая реальность не подтвердила, что унаследованные стереотипы прошлого живы до сих пор. Что меня задело в этом вопросе, так это то, что Европа до сих пор смотрит на арабов и мусульман как на «тревожную странность»... Хишам Джайт предпочитает говорить о «закадычных врагах», потому что нельзя ненавидеть абсолютно чуждых себе людей; Жермен Тийон (Germaine Tillion) называет их «взаимодополняющими врагами»: обе стороны самоутверждаются, противопоставляя себя друг другу, а Клод Лиозу считает Запад «самым близким отличием».

Арсенал существующих в Европе клише и стереотипов об арабах и мусульманах подпитывался 14 веками постоянной жизни бок о бок. И они не исчезли сами собой в XX веке. Однако "холодная война" немного отставила их на второй план: красный враг затмил зеленого исламского врага. Арабы и мусульмане были нужны Западу в его стратегии сдерживания советской и коммунистической угрозы. Именно с этой целью он заключил стратегические союзы с многочисленными арабскими странами, не задумываясь ни об их политических системах, ни о религиозной жесткости. Можно вспомнить хотя бы о мобилизации мусульманских волонтеров в ходе войны против Советской армии в Афганистане.

Однако после распада советской «Империи Зла», говоря рпивычными клише, арабский и мусульманский Восток вновь явился, как призрак: это был тревожный Восток. Он проявился в образе Бен Ладена, заполонившем все экраны, в образе бородатых активистов Аль-Каиды и салафистов, а сейчас все чаще – в образе мусульманина-иммигранта. Терроризм, фундаментализм, иммиграция – вот ключевые слова сегодня, это основа информации Запада о Востоке. В СМИ возрождаются образы вечного, воинственного, жестокого, фанатичного и деспотичного Востока. Запад постоянно предается размышлениям о совместимости ислама и демократии, ислама и свободы женщин, ислама и просто свободы.

Иногда возникает вопрос о том, не является ли сооружение образа врага структурирующим элементом идентичности Европы и Запада. Как иначе объяснить статью, а затем и книгу Сэмюэля Хантингтона (Samuel Huntington) о «столкновении цивилизаций», опубликованную сразу после распада Советского Союза? Как объяснить это заявление главнокомандующего силами НАТО генерала Кальвина (Calvin) в 1993 году, то есть задолго до терактов 11 сентября: «"Холодную войну" мы выиграли. После этого сорокасемилетнего отклонения мы вернулись к конфликтной ситуации, которой уже 1300 лет – нашему противостоянию с исламом». Эти речи так и остались бы пустым звуком, если бы их не подтвердили теракты 11 сентября и разгон американской военной машины с вторжением в Афганистан (2001) и Ирак (2003), сопровождаемыми бесконечным эскортом смертей и разрушений.

За попыткой президента Обамы протянуть руку мусульманам и вновь завязать диалог (каирская речь в 2009 году) не последовали конкретные меры, направленные на разрушение стены непонимания и недоверия. Америка и ее союзники завязли в Афганистане. Ирак погрузился в нестабильность. Палестина сгибается под гнетом оккупации. А «арабская весна» еще не дала первых ростков. В то же время в Европе и Америке пышным цветом расцветает примитивная исламофобия, которая, правда, также подпитывается салафистами-фанатиками, поливающими Запад грязью в отчаянной погоне за мимолетными победами.

В этом контексте, когда арабы и мусульмане доведены до крайности, страдают от нищеты и отсутствия безопасности, любое проявление исламофобии кажется им невыносимым. Мы убедились в этом, увидев чрезмерно бурную реакцию на датские карикатуры, а теперь – на антиисламский фильм. Простому западному человеку трудно поверить в то, что людей может воспламенить оскорбление Пророка, и он делает вывод об абсурдности поведения мусульман. Однако при этом он забывает, что за этим всплеском ярости стоит тяжелое прошлое из накопленных обид, подавленного гнева и перенесенных унижений. Запад должен задаваться вопросом скорее не о варварстве других, а о собственной непоследовательности.

Бишара Кадер - директор Исследовательского центра современного арабского мира (Католический университет Левена)
Палестинец по национальности, Бишара Кадер живет в Бельгии с 1965 года. Он занимался преподавательской деятельностью, является специалистом по Средиземноморскому региону, арабско-мусульманскому миру и его отношениям с Европой. Среди его книг: «Арабский мир в пояснениях для Европы» (изд-во L'Harmattan et Bruylant)