Как вы яхту назовете… Украинцы: выбор «национального» имени (II)

Стремившиеся к воссозданию независимой Польши «от моря до моря» деятели польского движения средством достижения своей цели видели ослабление России. Ослабить же ее можно было, внеся раскол в русскую нацию, отмежевав малорусов от великорусов, противопоставив их друг другу. Для этого и создавалось так называемое украинофильское (позднее – украинское) движение. Создавалось именно поляками. Они-то и выступили инициаторами внедрения новых терминов.

По признанию видного украинского деятеля Александра Барвинского, выбрал малорусам новое имя лично лидер украинофилов поляк Владимир Антонович. Ну а поскольку внедрить новшество сходу представлялось затруднительным, Антонович предложил на переходном этапе использовать термины «Украина-Русь» и «украино-руський народ».

Стоит, правда, отметить, что, по мнению крупного общественного деятеля Галицкой Руси Осипа Мончаловского, «изобретателем» являлся другой польский украинофил – Паулин Свенцицкий (Стахурский). Но сути это не меняет. Оба претендента на «авторство» принадлежали к одному политическому лагерю и преследовали общие цели.

Впрочем, наполнять термин «Украина» этническим смыслом начали несколько ранее выхода на политическую арену указанных персонажей. Еще в 1830-х годах появились фальшивые «народные думы» соответствующего содержания. Данное обстоятельство подчеркнул известный историк (и украинофил!) Николай Костомаров, занимавшийся разоблачением фальшивок. В ХХ веке другой украинский исследователь Агапит Шамрай (между прочим, тоже из числа «национально сознательных») разобрал этот вопрос подробнее.

«Фальсификатор, вводил поэтические формулы и символы, которые не встречаются в настоящих думах, - отмечал он. – Эта, прежде всего, идеологическая подчеркнутость отличает фальсификаты от дум. Обратим, например, внимание на формулу “Украина”, в каком значении она употребляется в фальсификациях. Тут, прежде всего, оттеняется понятие “Украина” как политическое целое, как национальный организм». И далее (сопоставив цитаты из фальсификатов и подлинников): «Разница между настоящими думами и стилизациями выступает очень выразительно. В думах оригинальных “Украина” употребляется, как географическое значение».

Известно, что к фабрикации фальшивых «дум» был причастен молодой в то время собиратель фольклора Измаил Срезневский. Однако кто стоял за ним, кто являлся наставником фальсификатора – остается невыясненным. Видимо, искать тайного вдохновителя следует в тех кругах, откуда пошла в свет и печально знаменитая фальшивка «История русов».

Как бы там ни было, во второй половине ХIХ века новое «имя для народа» начало усиленно пропагандироваться украинофилами. Задача была очень сложной. Невозможным казалось заставить обычных, не увлекающихся политикой русских людей переименовываться. Тем более что предлагаемые названия в качестве национальных не воспринимались.

«В народной речи слово “украинец” не употреблялось и не употребляется в смысле народа, - замечал Николай Костомаров в 1874 году. – Оно значит только обитателя края: будь он поляк, иудей – все равно: он украинец, если живет в Украйне; все равно, как, например, казанец или саратовец значит жителя Казани или Саратова, а не принадлежащего к какой-нибудь народной ветви, с которою соединено было бы имя казанца или саратовца. В народной речи слова “украинская земля” и “Украйна” не приобрели значения отечества южно-русского народа. Украйною называлась часть Киевской и Подольской губернии, называлась Харьковская и часть Воронежской, а в Московском государстве украйною или украинскими землями назывались вообще южные пограничные оконечности. Украйна значила затем вообще всякую окраину. Ни в Малороссии, ни в Великороссии это слово не имело этнографического смысла, а имело только географический».

На ту же тему в 1877 году писал еще один столп украинофильства – Михаил Драгоманов. «Мы не можем теперь, - отвечал он одному из соратников, - придавать такого значения словам “Украина”, “украинец” как Вы, и очень напирать на них, хоть думаем, что эти слова действительно могут стать именем для всей земли нашей от Донца до Тисы и для людей наших. Только это произойдет постепенно и тогда, когда поднепрянская земля, собственно Украина, казацкая, опять пробудит внимание всего народа нашего, да еще сильнее, еще дольше, да к тому же и сделают что-то более умное и более крепкое, чем казачество, - иначе говоря, когда она заслужит, чтобы вслед за ней все наши люди сами себя называли украинцами. Теперь еще даже на Волыни и в Лубенщине редко употребляется это слово… На все нужно время».

Времени, в самом деле, требовалось много, даже для активистов движения. Лишь спустя 14 лет, в марте 1891 года, племянница Драгоманова Леся Украинка сообщала дяде: «Мы отбросили название «украинофилы», а зовемся просто украинцы, ибо мы такие есть». (Надо сказать, что псевдоним самой Леси имел также географическое, а не этническое значение).

За пределами же малочисленных украинских (украинофильских) кружков название не приживалось. Малорусы считали себя русскими, также как и великорусы, и от этого природного названия отказываться не желали.

«Название “Украина” имеет преимущественно географическое содержание, то есть край, пограничье своей земли, - сообщала в 1906 году газета “Рідний край” (“Родной край”) – печатный рупор украинского движения. – Такую Украину вспоминает много наших народных песен, такую Украину знает и современное население. В Полтавщине, например, говорят “подался на Украину” (в Таврию или еще куда дальше на Кавказ)».

«В ту эпоху, - жаловался потом в мемуарах бывший секретарь Центральной Рады Михаил Еремеев, рассказывая о дореволюционном времени, - название “украинец” было еще каким-то чужим и странным, ибо украинская литература его никогда не употребляла. Писалось и говорилось “Украина”, “украинский” и даже, очень редко, - “украинка”, но термин “украинец” был в ту эпоху неологизмом, который туго проходил в жизнь».

Чтобы поспособствовать утверждению неологизма, Еремеев с двумя соратниками сочинили специальную статью «Украинец, что это такое?». Однако изменить положение такие сочинения, разумеется, не могли.

Не настали изменения и сразу после революции. Выступая в октябре 1918 года на открытии Украинского университета в Киеве, тогдашний вождь украинства Владимир Винниченко говорил: « “Украина” - до сих пор было неизвестное слово. И теперь оно еще не прошло во все слои общества». И хотя тут же он заявил, что «недалеко то время, когда у нас не будет ни одного крестьянина, который не сказал бы, что он украинец, и сделает это школа», но уверенность украинского лидера ничем не подкреплялась.

В 1922 году профессор Сергей Остапенко (известный тем, что занимал пост премьер-министра в одном из петлюровских правительств), описывая типичного крестьянина, проживающего в северной части Киевской губернии (Полесье), отмечал: «Полесский хлебороб – это малоизвестный тип производственного и социального характера… Характерным для этого хлебороба является то, что он “ездит на Украину за хлебом”. Украина в его представлении – это пшеничные земли около Фастова, Белой Церкви».

В 1931 году еще один «национально сознательный» исследователь – Алексей Миртов, изучавший говоры обитателей восточной части Донбасса, признавал, что и там «термины “украинец”, “украинский” - новые слова». Украинцами считают «лиц, владеющих украинским литературным языком». Те же, кто говорит на «народном языке», самоопределяют себя как «русские хохлы». Для иллюстрации Миртов приводил результат опроса жителей хутора Кучман: «Русских хохлов – 206 дворов, украинцев – 3 двора, болгар – 5 дворов, поляков – 1 двор».

А зимой 1941 года в оккупированном гитлеровцами Киеве известный украинский поэт Олег Ольжич жаловался в разговоре с приятелем, что для многих коренных жителей Украины – «украинец не национальная принадлежность, а политические убеждения, которые можно иметь, а можно не иметь». «Не здесь ли вся глубина украинской трагедии?» - патетически восклицал поэт. Как видим, даже тотальная украинизация, осуществлявшаяся большевиками в 1920-1930-х годах, не могла укоренить в среде малорусов новое наименование.

Лишь когда ушли в небытие прежние, выросшие еще до революции поколения, название «украинец» могло торжествовать победу. Коренное население исторической Малой Руси перестало считать себя русским. Оно приняло навязываемое им прозвище, стало украинцами, свято веря, что так и должно быть.

Как тут не вспомнить песенку из советского мультфильма о капитане Врунгеле: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет»? Это правило работает и здесь. Регион, некогда являвшийся центром Руси, гордо объявил себя окраиной! И является таковой. Окраиной – политической, экономической, культурной. А самое печальное – быть такой окраиной - это и есть предел мечтаний «национально сознательных украинцев». Нынешняя их мечта – стать окраиной Европейского союза. Мечта глупая. Но разве может зародиться иная в «национально сознательных» головах?