Август для нашей страны – месяц особый. Редко когда он не преподносит нам какой-то сюрприз. Чаще всего негативного, причем судьбоносного свойства. Именно это произошло в августе 1991-го… Встает вопрос: мог ли СССР воспользоваться опытом Китая и не потерпеть крах, а посредством реформ обновить заскорузлую экономическую и политическую систему и совершить рывок в постиндустриальное общество?

«Бить по штабам!»

Китайский путь общественных преобразований, как это ни странно, не стал предметом серьезного изучения ни в годы существования СССР, ни в новой России. Мы не смогли взять ничего позитивного из китайского опыта. Знания об успехах Китая не нужны были ни горбачевским реформаторам, ни ельцинским «демократам». Ни те, ни другие не хотели, чтобы в нашем обществе стали сравнивать результаты китайских реформ и наших – неудачных как в СССР, так и в новой России. А те, кто все же интересовался китайскими реформами, подходили к их опыту механически, без учета условий в каждой стране, считая, например, что и нашу перестройку надо было начинать с подъема сельского хозяйства.

Академик РАН Олег Богомолов, который возглавлял Институт экономики мировой социалистической системы и был депутатом Съезда народных депутатов СССР, рассказывал, что, посетив в годы перестройки Китай, он изложил президенту СССР Михаилу Горбачеву свои впечатления о начатых Дэн Сяопином реформах. В целом впечатления были положительные. Однако Горбачев, явно получив информацию из другого источника, стал акцентировать негативные стороны китайских реформ.

Сказывалось, конечно, то, что между СССР и Китаем был период длительного отчуждения. Причем велась не только острая идеологическая борьба, когда они нас обвиняли в ревизионизме, а мы их – в левачестве и авантюризме, но со стороны Мао были и территориальные претензии к нам, дело дошло даже до военных столкновений в марте 1969 года на острове Даманский. И после смерти Мао, прихода к власти новых людей негативный настрой против Китая сохранялся как среди работников аппарата ЦК КПСС, так и МИД СССР.

Отметим, что и в самом Китае был период неопределенности по поводу политического будущего страны.

Мао своим официальным преемником назначил не очень известного и не очень сильного политика и администратора Хуа Гофэна. Он завоевал доверие Мао благодаря тому, что был активным его сторонником в период «Большого скачка». Тем не менее, после смерти Мао Цзэдуна Хуа Гофэн поддержал сторонников Дэн Сяопина в их намерении покончить с «культурной революцией» и арестовать ее главарей, ставших известными как «банда четырех» (это жена Мао, министр культуры Цзян Цинн, ее брат Яо Вэньюань, секретарь ЦК КПК Чжан Цуньчао и вождь «цзаофаней» (т.е. «бунтари») Ван Хунвэнь.) В последние годы жизни Мао Цзэдуна именно деятели «культурной революции» определяли политику страны, фактически подменив собой партийные и государственные органы. Хуа Гофэн вернул страну к политике, в чем-то похожей на ту, которая проводилась в СССР до перестройки.

Согласно иностранным источникам, в руководстве страны какое-то время шла борьба между двумя группировками: левые во главе с Хуа Гофэном хотели продолжить ту линию, которую проводил Китай до «Большого скачка» и «культурной революции», а правые во главе с Дэном стояли на позиции ревизии основных постулатов марксизма-ленинизма, понимания социализма и путей его построения и проведения иной, чем прежде, внешней политики. Поскольку авторитет Дэн Сяопина был несопоставим с авторитетом Хуа Гофэна, то в декабре 1978 года пленум ЦК КПК утвердил подготовленную его командой модель реформ под названием «реформа и открытость», а в 1979 году страна приступила к ее реализации. В 1980 году Хуа Гофэна освободили от занимаемых постов, КПК возглавил Ху Яобан, а премьером Госсовета стал Чжао Цзыян.

Победе Дэн Сяопина над левыми способствовал целый ряд факторов. Во-первых, в оценке и «Большого скачка», и «культурной революции» историческая правда была на его стороне.

Более того, когда Дэн брался за устранение негативных последствий левацкой политики Мао, то добивался видимых для общества позитивных результатов.

Во-вторых, за проведение политики здравого смысла он подвергался гонениям, а гонимым люди сочувствуют не только в России, но и Китае. В-третьих, продолжавшие многие годы разного рода эксперименты на людях настолько измотали китайское общество, что оно готово было принять любую альтернативу такой политике. Китайцы – предприимчивый и инициативный народ, они делают бизнес даже из того, на что люди других национальностей вообще не обращают внимания, не случайно их общины везде богаты, а в ряде соседних с КНР стран бизнес во многом держится на китайцах.

Наконец, последнее. Из нашего опыта мы знаем, что бюрократия стоит на пути исторически прогрессивных перемен, если они могут угрожать ее интересам. Известно, что начатые премьером Алексеем Косыгиным экономические реформы были свернуты партийной верхушкой под влиянием либеральных реформ в Чехословакии («Пражская весна»). «Культурная революция», при всех ее негативных сторонах, нанесла сокрушительный удар по китайской бюрократии. Призыв Мао «Бить по штабам!», то есть по партийным и государственным органам, был встречен хунвейбинами («красные охранники») и «цзаофанями» (напомню, «бунтари») с невероятным энтузиазмом. Партийная номенклатура была дискредитирована, притом, что в последние годы правления Мао Цзэдуна власть от ЦК Компартии Китая, подчеркну, фактически перешла в руки главарей «культурной революции».

Кошка должна ловить мышей

Но вернемся к СССР. Ретрограды в Политбюро ЦК КПСС без воодушевления встретили новость о том, что к руководству в Поднебесной (по факту, а не по должности, ибо Дэн Сяопин в 1977-1982 гг. был всего лишь заместителем премьера) стал руководить человек, который исповедует «оппортунистический принцип» - «все хорошо то, что работает на успех» («не имеет значения, какого цвета кошка, желтая или черная, пока она ловит мышей») и берет курс на развитие широких связей со странами Запада. Когда же началась перестройка, то сторонники Горбачева в партии, а тем более представители прозападной, наиболее активной части интеллигенции оценивали реформы в Китае через призму наличия или отсутствия демократических перемен. Широко распространенным было мнение, что руководимая коммунистами страна может добиться успеха только при условии начала широких демократических реформ.

Но сторонники демократических перемен в руководстве Китая один за другим лишались своих постов.

Вначале был смещен с поста генерального секретаря ЦК КПК Ху Яобан (1987г.), а его место занял Чжао Цзыян, которого на Западе называли «китайским Горбачевым». А после массовых выступлений весной 1989 года в Пекине студентов и молодежи с требованием политических перемен лишился своего поста и «китайский Горбачев» (Чжао Цзыян), который поддерживал эти выступления.

Кстати сказать, Михаил Сергеевич был тогда с визитом в Китае, у него была встреча с Дэн Сяопином, и тот напомнил ему о «территориальном должке», о котором говорил Мао Цзэдун, но потом добавил: новое китайское руководство подвело черту под прошлым. Как утверждали осведомленные люди, Горбачев хотел встретиться с митингующими, но помощник его от этого отговорил. А когда многократные обращения китайских властей к демонстрантам, среди которых нарастал радикализм, покинуть центральную площадь Тяньаньмэнь в Пекине не увенчались успехом, Дэн Сяопин приказал армии применить против бунтующих силу. Была пущена в ход тяжелая техника, были жертвы и аресты студенческих активистов. В реформах произошла заминка, в прессе замелькало слово «стабильность». В 1990 году я был в Китае, на встречах с учеными и общественными деятелями постоянно звучало слово «стабильность».

(Надо, однако, сказать, что китайское руководство сделало серьезные выводы из выступлений студентов. Среди их требований были и социального характера, и требование усилить борьбу с коррупцией. И действительно, начиная с 2000 года, в Китае развернулась беспощадная борьба с коррупцией, причем невзирая на лица. Пулю в лоб мог получить и министр, и губернатор и даже высокий партийный чин. Говорят, что они позаимствовали опыт борьбы с коррупцией у лидера Сингапура Ли Куан Ю. Усилилась и социальная политика государства.

События на площади Тяньаньмэнь имели негативный отзвук в мире, в том числе в СССР. Горбачев был недоволен тем, что близкие ему по взглядам люди лишились своих постов, а «китайский Горбачев» даже оказался под домашним арестом.

В кругу российских либерал-западников даже считалось неприличным ссылаться на опыт реформ в Китае. А то, что в течение первых десяти лет начатых Дэном реформ ВВП Китая увеличился более чем в три раза и примерно во столько же раз выросли и доходы граждан, вроде бы и мало что значило.

Прошло еще 20 лет, жив Горбачев и, за исключением Егора Гайдара, живы и главные фигуры из тех, кто стоял у руля радикально-либеральных реформ, как и те, кто продолжает их политику. И пусть они сравнивают, чего добились мы, и чего достиг Китай. Поднебесная сегодня – это сверхсовременные аэропорты, 12-ти полосные автострады, прорезающие территорию страну с востока на запад и с севера на юг; скоростные железнодорожные пути, связывающие один за другим китайские агломераты. Это ежегодно появляющиеся новые крупные города. Это гигантские «китайские кремниевые долины» в южном Шэньчжэне и в районе Пекина. Это море автомобилей - в 2010 году было выпущено более 15 миллионов автомашин (против 1 миллиона в России). Это быстро растущий средний класс, который, по оценкам, составляет 200-300 миллионов человек. Это почти 3 трлн. долларов золотовалютных резервов, что больше, чем у стран Европы и Северной Америки. Это 10 университетов мирового уровня (против двух в России). Это сотни миллиардов дохода от экспорта высокотехнологичной продукции. И т.д. и т.п.

Принципы «китайской модели»

Термин «революция сверху» давно вошел в научный оборот и применяется к странам, по тем или иным причинам отставшим в своем развитии и стремящимся его ускорить, чтобы если и не догнать передовые страны, то хотя бы сократить разрыв. Революцией этот феномен назван потому, что в ходе быстрого развития происходят такие изменения в экономике, социальной сфере, политике, культурной жизни, массовом сознании и пр., что в итоге они равны революционному перевороту. А поскольку эта революция осуществляется самой властью, то к слову «революция» добавляется слово «сверху».

Классический пример «революции сверху» - реформы Петра Великого. Практически все «новые индустриальные страны» (Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Малайзия и др.) прошли через этап «революции сверху». Политическая система при реализации «революции сверху» практически всегда, де-юре или де-факто, носит авторитарный характер широкого диапазона – от крайне жесткого до сравнительно мягкого и может осуществляться армией, партией, бюрократией. На Тайване это была партия Гоминьдан (так или иначе связанная с армией), в Сингапуре – это личность выдающегося государственного деятеля Ли Кун Ю и созданная им партия «Народное действие».

В Южной Корее реформы начинались при жестких военных диктатурах. Но именно при генерале Пак Чонхи (Пак Джон Хи) были заложены основы современной индустрии Южной Кореи.

(Кстати, в своей книге «Возрожденная Корея: модель развития» он описывает, как много сил, средств и времени они напрасно потратили на попытку внедрения американской модели демократии, пока не поняли: в нищей стране демократия не может утвердиться и что каждая страна вырабатывает свой собственный к ней путь.)

При осуществлении «революция сверху» экономика в течение длительного времени развивается в парадигме государственного капитализма. (Оговорюсь: не в ленинском понимании!) Это значит, что государство не только создает правила игры для бизнеса, но и само инвестирует в экономику, имеет планы развития, но больше индикативные, нежели директивные, промышленную политику и в целом направляет весь экономический и технологический процесс. Политика госкапитализма – это политика переходного периода и антипод политике «Вашингтонского консенсуса», которой следовали и следуют российские либерал-реформаторы.

И только когда страна достигает сравнительно высокого уровня развития и, в частности, когда окрепнет частный бизнес, а экономика до известной степени обретает способность к саморегулированию, государственный сектор сокращается, планы развития отмирают, создается прочная база для формирования представительной демократии. Что уже произошло в Южной Корее и на Тайване. Это явление, конечно, имеет место тогда, когда элита страны ориентируется на европейский тип общественного устройства. Например, в высокоразвитом Сингапуре демократия не является копией западной демократии. «Какая демократия?!» – скажет западный либерал, если там так много запретов и даже могут наказать палками за неподобающее поведение человека на улице.

Что же касается модели экономических реформ, то это лишь средство осуществления стратегической цели государства. Стратегической целью Китая является построение «социализма с китайской спецификой». Но поскольку китайцы мыслят широкими временными рамками (кстати, в их сознании время не убывает, а прибывает), и страна находится лишь на ранней стадии развития социализма, то его строительство может занять, как говорят их руководители, и 100, и больше лет. (Я могу предположить, что в итоге в Китае сформируется общество социал-демократического типа, понятно, с «китайской спецификой», как и демократия.) Промежуточной же целью является построение «общества средней зажиточности («сяокан»), когда у каждого китайца, скажем так, будут приемлемые условия жизни, и достичь эту цель, согласно решению ХVII съезда КПК (2007 г.), Китай должен к 2020 году.

Какие принципы были заложены в китайскую модель реформ?

Принцип первый. Дэн Сяопин поставил перед реформаторами условие, что реформы должны повышать благосостояние людей, но ни в коем случае его не понижать. Что и делалось на практике.

Принцип второй. Они должны проводиться постепенно, поэтапно по методу китайских философов «переходить реку и искать брод, нащупывая камни». И это выполнялось на практике. (Наши же либерал-реформаторы, следуя предписаниям «Вашингтонского консенсуса», тупо продолжали не реформировать, а разрушать экономику даже тогда, когда не только в России, но и в мире заговорили о провале российских реформ. Так, лауреаты Нобелевской премии Василий Леонтьев, Лоуренс Клейн, Франко Модильяни, Дуглас Норт, Джеймс Тобин и другие выдающиеся американские, а также российские ученые обратились к президенту Ельцину с заявлением о том, что «политика невмешательства государства, являющаяся частью «шоковой терапии», не оправдала себя. Правительству следует заменить ее программой, при которой государство берет на себя основную роль в экономике, как это происходит в современных смешанных экономиках США, Швеции, Германии… Произошел переход не к рыночной, а криминализированной экономике. Государство должно дать этому обратный ход и ликвидировать раковую опухоль преступности…»)

Принцип третий. В первую очередь следует задействовать те выгодные условия и те ресурсы, которые имеет Китай и которые не требуют больших вложений (что называется «принципом сравнительных преимуществ»). Имелись в виду огромный, но не раскрытый потенциал в сельском хозяйстве, необъятные людские ресурсы, выгодное географическое положение прибрежных районов с мягким климатом и развитыми коммуникациями, использование патриотизма китайских общин, готовых вкладывать крупные средства в развитие своей исторической родины, и т.д.

К слову сказать, у каждой страны свои преимущества. На старте реформ у нас ими были огромный научно-технический потенциал, который был безответственно, если не сказать преступно, по большей части потерян, и богатые природные ресурсы, доходы от которых шли куда угодно, только не в экономику.

Принцип четвертый. Создавать новую экономику и не спешить с приватизацией государственной собственности. Мы же, начав массовую приватизацию, так на этом этапе и застыли, забыв о необходимости развития. Да еще и дали старт неслыханной коррупции и преступности.

Принцип пятый. Строжайшая экономия средств ради того, чтобы довести инвестиции до 40 процентов ВВП, что и было сделано. И это одна из важнейших составляющих быстрого роста китайской экономики. У нас же в основной капитал, да и то преимущественно в сырьевой сектор, направлялось средств в несколько раз меньше.

Принцип шестой. Максимально возможное привлечение иностранного капитала, технологий, современного менеджмента через создаваемые свободные экономические зоны (СЭЗ ). Которые на деле не только экономические, но и технологические и пр. и не только свободные, но и закрытые. По оценкам, через СЭЗ в Китай пришло около 700 млрд. долларов, не говоря уже о новых технологиях и новых методах управления.

Принцип седьмой. Максимально быстрое развитие инфраструктуры (дорожной, производственной, логистики), без чего невозможен быстрый рост экономики, да и социальной сферы. И это выполнялось и даже с опережением. У нас же с инфраструктурой – просто катастрофа.

Принцип восьмой. Такое же максимально быстрое развитие науки и научно-технической сферы, о чем уже говорилось.

Принцип девятый. Команда Дэн Сяопина пришла к выводу, что главным для Китая на нынешнем этапе истории является быстрое развитие, ибо только оно может решить острейшие, в том числе социальные, проблемы, которые все еще стоят перед страной. В Китае ведь есть не только развитые и среднеразвитые регионы, но и регионы, в которых, по словам директора Института Дальнего Востока РАН академика Михаила Титаренко, «присутствует и традиционная аграрная экономика ХVII века, и сотни миллионов людей живут в этом самом ХVII веке – по характеру образа жизни».

В этой ситуации на первый план выходят не вопросы демократии, которые для абсолютного большинства китайцев к тому же и не являются значимой ценностью, а, помимо развития, управляемости полуторамиллиардной страной. Поэтому сохраняется многие из прежней атрибутики и символики.

И, очевидно, оптимальным было решение сохранить созданную Мао Цзэдуном правящую партию, не менять ее название, но превратить в государственную структуру и постепенно менять социальный состав, включая в нее представителей всех слоев общества, даже миллионеров и миллиардеров, и больше не считать ее партией пролетариата.

Проблема сплочения народа становится тем более актуальной перед лицом растущего социального расслоения общества как неизбежного следствия развития товарных отношений. Руководство КНР это учитывает и не только усиливает социальную политику, но и постепенно расширяет рамки демократии. Так, была оживлена деятельность Народного политического консультативного совета, куда входят восемь в основном небольших партий, практикуются альтернативные выборы на местном уровне. А сейчас эксперты заговорили о том, что в самой компартии с учетом неоднородности ее социального состава и диалектического противоречия между интересами эффективности экономики и социальной справедливости и выявления лучших может возникнуть «команда соперников» по принципу: одна партия - две фракции. Именно на таком принципе был решен вопрос отношения континентального Китая с Гонконгом: одна страна - две системы.

В Китае еще в древние времена утвердилась система отбора лучших в структуры государственного управления. А конфуцианство признает за народом право прогнать плохого правителя.

Принцип десятый. Внешняя политика Китая должна строиться таким образом, чтобы содействовать, а не мешать решению внутренних проблем страны. Дэн Сяопин завещал своим преемникам до минимума свернуть международную активность и стараться ни во что не вмешиваться и ничего не возглавлять. И действительно, Китай с нами установил отношения стратегического партнерства, но такие же отношения он установил с Индией и Америкой. Однако его стратегические интересы в первую очередь связаны с США и Евросоюзом, а с Россией он хочет иметь добрососедские и даже дружественные отношения, входя с ней в мало к чему обязывающие ШОС и БРИКС, что в какой-то мере усиливает его, да и наше влияние в мире. Что будет через 10-20 лет, когда Китай превратится во вторую в мире сверхдержаву и в первую экономику мира, мы знаем и знать не можем.

Какие напрашиваются выводы?

«Революция сверху», если она удается, - это мощный рывок страны в будущее. Она, однако, в полной мере удается только тогда, когда осуществляется под началом сильных, волевых, наделенных творческим даром руководителей, одержимых неодолимым стремлением превратить свою страну в процветающее государство (Ли Куан Ю), либо вернуть ей былое могущество (Дэн Сяопин). А еще нужен и высокий, почти непререкаемый авторитет руководителя в обществе. И в самом деле, без этого разве смог бы Дэн Сяопин в считанные годы сменить вектор общественного развития страны?! Там, где у первых лиц этих качеств не было, «революции сверху» либо не достигали цели, либо проваливались, как в Иране при шахе Реза Пехлеви,  в некоторых других странах.

При этом важно подчеркнуть: крупные государственные деятели и, в частности, Дэн Сяопин и Ли Куан Ю, не стремились быть на первых ролях как можно дольше. Дэн реально руководил страной примерно десять лет, он-то и установил порядок - генеральный секретарь ЦК КПК, он же и председатель КНР, а также премьер могут занимать эти должности только два срока по пять лет каждый. И не подряд, а вообще! Ли Куан Ю как премьер-министр возглавлял исполнительную власть гораздо дольше, пока страна не обрела быстрый и устойчивый рост, а он не вырастил себе замену. И тем не менее, он ушел с поста в 63 года, еще многие годы продолжая трудиться в ином качестве.

Такие лидеры отдавали себе отчет в том, что долгое пребывание во власти, с одной стороны, притупляет политическое и гражданское чутье руководителя, а с другой стороны, надоедает людям, что было убедительно продемонстрировано в ходе арабских революций.

Могли ли Михаил Горбачев или Борис Ельцин повести страну по пути реформ, в чем-то сопоставимых с китайскими? Скорее, нет – у них не было указанных выше качеств. Хотя использовать что-то из опыта китайских реформ вполне можно было. Такая огромная и сложная страна, как Россия, даже взяв китайский путь модернизации в качестве ориентира, все равно должна была бы иметь собственную стратегию развития страны, модель трансформации экономики и общества. А творческого начала у наших руководителей уже в поколениях оказывается слишком мало – они приходят к власти либо случайно, как бы из ниоткуда, либо вне серьезной (а то и никакой) конкуренции. А если руководитель не наделен даром творца, то ему легко навязать мнение тем, кто ему пишет доклады, выступления, дает советы. В Китае уже давно знают, что в 2012 году Ху Цзиньтао сменит Си Цзиньпин, а премьера Вэнь Цзябао – Ли Кэцян. А мы часто не знаем в лицо будущих первых лиц до их назначения.

Есть основание утверждать, что китайский путь реформ скорее универсальный, чем уникальный.

По нему уже идут, причем добиваясь завидных успехов, Вьетнам и Лаос. Возможно, когда-то по нему пойдут и Северная Корея, и Куба. Китайский опыт в той или иной мере используется в Монголии и Казахстане.

Кива Алексей Васильевич - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, политолог, публицист.