ОКО ПЛАНЕТЫ > Размышления о политике > Почему капитализм — это планирование

Почему капитализм — это планирование


8-09-2022, 12:21. Разместил: Око Политика


Мне чуть ли не в каждом посте про экономику ехидно пишут: как же вы говорите о планировании, если в России капитализм? Ведь всем известно, что капиталисты ничего не планируют, так как плановая экономика — хтоническое зло.

И действительно, советская административно-командная экономика, так называемая плановая экономика, была слабой. Конкуренцию развитым капстранам она проигрывала вчистую, как проиграл бы соревнования по бегу толстяк-американец из Волмарта.

Однако проблема советской плановой экономики была отнюдь не в планах, без планирования никакая экономика невозможна, даже самая капиталистическая в мире. Проблема была в том, что работу по планированию забрали у частников, отдав деятельным, но некомпетентным комиссарам. Комиссары с умственной работой не справились, их планы оказались плохи.

Противопоставлять капитализм и планирование странно, так как именно в планировании и заключается вся суть капитализма. Базовая идея капитализма такова: потерпеть сейчас, чтобы заработать потом. Классическим капиталистом, к примеру, является свободный крестьянин. Вместо того, чтобы сделать из картошки драники и тут же съесть их, крестьянин вкладывается: пашет поле, раскладывает клубни по лункам. Потом, выждав месяцы, выкапывает урожай. Если собиратель или охотник может действовать импульсивно, увидел — схватил, то крестьянин вынужден планировать как минимум на сезон вперёд. Если у крестьянина не будет плана, не будет и еды.

У Владимира Тендрякова есть отличное описание конфликта между крестьянином-капиталистом, который пытается планировать, и коммунистами, желающими немедленно всё отнять и поделить. Отдав своих холёных животных в колхоз, несчастный крестьянин вынужден наблюдать, как классово выдержанная беднота ломает его планы, погружая коммуну в нищету. Классическая африканская трагедия — способные люди бессильны что-либо изменить к лучшему, так как вынуждены подчиняться диктатуре людей неспособных.

Цитирую из книги «Кончина», которую я вам уже рекомендовал. Сначала про бедное дореволюционное хозяйство в руках работящего крестьянина:

Увозил Ванюха в город отцовское бесхитростное понятие о счастье — трудись, чтоб прорех не было, делай вечером то, что мог бы отложить на утро. И вот тогда-то каждое утро будет тебя встречать: все налажено, все на месте. Капуста на огороде топорщится — матовые, хрящевато негибкие листья чуток за ночь подросли. Подсвинок в закутке довольно похрюкивает — сыт, стервец, за ночь нагулял золотник жирка. Корова мычит со стоном — вымя тяжело… Утро, слава тебе господи! Жизнь идет, и жизнь без прорех, с подарочками, которые не сразу-то и заметишь. Покой — дорогой, душа поет, умытому солнышку радуется.




А теперь про коммунистический уже, коллективный быт:

…любил и берег коней — эх, серы кролики! — но отвел их в коммуну. Коней, корову, свиней. Что еще? Рубаху с плеч? Готов! Его даже не особо огорчило, что Матвея Студенкина выбрали в руководители.

Поживем — увидим.

Его назначили заведовать живностью коммуны. А вся живность, считай, — в его бывшей свиноферме. За какой-нибудь год-два он так развернет свое дело, что все кругом ахнут от удивления.

Поживем — увидим!

Но с первых же дней неприятность. Пригнали обобществленных бедняцких свиней, хребтисто тощих, в коростах от неведомых болячек, в свежих ранах от недавних драк — лютое, визжащее зверье.

Приказ:

— Размещай!

— Куда?

— Как — куда? К твоим.

— Рядом с породистыми-то?

— Эва, твоим курорт, а наши, бедняцкие, — в канаве. Своих отличаешь! Кулацкое нутро взыграло?.. Мотри!

И попробуй докажи, что этих коростяных, чесоточных нельзя и на версту допускать до породистых. Дешевле их выгнать в лес подальше.

У Ивана на год вперед, до нового урожая, было заготовлено и муки, и картошки, овса и круп с избытком, чтоб стадо жирело и плодилось. Но нагнанная свора оказалась прожорливой. В них, как в прорву, — жрут, гадят, а глаже не становятся.

Весной приказ от Матвея, обухом по голове:

— Передать излишки кормов со свинофермы конюхам.

— Излишки? Где они?

— Не рассуждать! Передавай что есть.

Все в коммуне одобряли Матвея: на лошадях-то пахать, а на пустое брюхо они плуги не потянут, эка беда, ежели свиньи и потощают чуток.

В тесном свинарнике — голодный вой, страшно войти, породистые и те стали бешеными.

А от Матвея новый приказ:

— Выделить трех свиней на убой!

Опять верно, надо кормить не только лошадей на пахоте, но и самих пахарей.

Иван наметил на убой не трех, а пять свиней — не из породистых, из сброда. Туда им и дорога, нисколько не жаль — меньше ртов, легче прокормить.

Но как только стало об этом известно, поднялся вопль:

— Это что же, трудящемуся человеку — кусок пожестче, мягкий жадуешь?

— Свое добро бережет!

— Нутро-то кулацкое!

— Не финти, Ванька, режь тех, что пожирней.

Иван пробовал втолковывать, обещал — лошадей новых купим, плуги, машины, дайте только сохранить свиней, только они дадут доход в звонкой копеечке, помимо них коммуне рассчитывать не на что.

Сули орла в небе… Когда-то этот доход будет, а мясцом полакомиться и сейчас можно. Прежде слеговская свининка уплывала на сторону, теперь — шалишь, наша, «обчая», чего цацкаться.

Поживем — увидим.


Трезво оглянуться — это грабеж, дикий, необузданный.

Земля наша — не твоя, потому не усердствуй особо. Свиньи — наши, не твои, — чего их жалеть, режь! Не твои лошади, не твои коровы, не твой инвентарь. И ты, как в крепком хмелю, — зачем думать о завтрашнем дне, живи минутой!

Матвей Студенкин сидел в окопах, валялся в тифу, лил кровь, он не жалел себя, чтоб отвоевать новую жизнь. И отвоевал! А теперь не жалел отвоеванного.

Иван заговорил было во весь голос:

— Куда катимся? Опомнитесь! Революцию в навоз втаптываем! Жизнь это или издевательство?

Кой-кто с опаской его слушал и, должно, соглашался. А кто-то сразу затыкал ему рот:

— Эва! Это ты-то революцию спасаешь. Помним — каких коней имел. Тебе назад любо.

Коней ему припоминают, тех, что добыл своими руками, а потом сам отвел, не пожалел. Стыдись их, они на тебе Каиновой печатью.

Никто его не поддержал — молчали. Замолчал и он.

По утрам он разносил жидкое пойло, свиньи встречали его голодным ревом.

Он продал свои фетровые бурки, чтоб купить пять мешков мякины для свиней. Фетровые бурки — ложкой море не вычерпаешь…




Вернуться назад