1. Американские дипломаты из посольства США в Москве решили проявить дипломатическую вежливость, написав в своём Телеграм-аккаунте не очередной рекламный пост ЛГБТ и не очередную антироссийскую агитку, а вроде бы вполне позитивный пост о дне рождения нашего великого поэта Александра Пушкина. Казалось бы, вот наконец разумный и достойный всяческого одобрения жест... Однако и здесь американцы сумели подтвердить наше мнение о США (ссылка):
Посольство США в Москве опубликовало в официальном Telegram-канале пост — поздравление с годовщиной рождения Пушкина, но назвало поэта Иваном Сергеевичем.
"С днем рожденья, Иван Сергеевич!" — говорится в публикации.
Впрочем, через некоторое время ошибку исправили.
Как мы недавно обсуждали, главная ошибка американской политики в отношении России – это дремучее невежество американских властей в отношении нашей страны. К сожалению, этим недугом поражён и американский дипломатический корпус. Для них что Тургенев, что Пушкин – без разницы. Как для немцев 80 лет назад мы все были «Рус Иванами».
Кстати, посольство поздравило не всех россиян, а лично Пушкина, не упомянув, что это вообще-то не просто исторический юбилей, а ещё и день русского языка. Того самого, который на Западе гнобят и угнетают проамериканские политики-русофобы.
2. В 1834 году Пушкину дали придворное звание камер-юнкера, что позволило ему постоянно присутствовать во дворце в компании императора, наследника и высшего света. Поэт был обижен и оскорблён тем, что чин «комнатного мальчика» ему дали в 35 лет, а не в 18. Но всё же, как следует из записей в его дневнике, он понимал, что новым званием император оказал ему поддержку: назначение дало Пушкину новые возможности и улучшило финансовое положение.
Рекомендую прочесть дневник Пушкина целиком, он забавный и короткий. А чтобы вы не покупали кота в мешке, вот вам несколько цитат из дневника Пушкина за 1834 год (ссылка):
7 января. Вигель получил звезду и очень ею доволен. Вчера был он у меня. Я люблю его разговор — он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве. 28 февраля. Протекший месяц был довольно шумен, — множество балов, раутов etc. Масленица. Государыня была больна и около двух недель не выезжала. Я представлялся. Государь позволил мне печатать «Пугачева»; мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными). В воскресение на бале, в концертной, государь долго со мною разговаривал; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения. 3 марта был я вечером у кн. Одоевского, Соболевский, любезничая с Ланской (бывшей Полетика), сказал ей велегласно: Le ciel n'est pas plus pur que le fond de mon — cul. (Небо не чище недр моего зада (cul - вместо coeur, сердце). (Франц.)) Он ужасно смутился, свидетели (в том числе Ланская) не могли воздержаться от смеха. Княгиня Одоевская обратилась к нему, позеленев от злости. Соболевский убежал. 6 марта. Царь дал мне взаймы 20 000 на напечатание «Пугачева». Спасибо. 3 мая. Вышел указ о русских подданных, пребывающих в чужих краях. Он есть явное нарушение права, данного дворянству Петром III; но так как допускаются исключения, то и будет одною из бесчисленных пустых мер, принимаемых ежедневно к досаде благомыслящих людей и ко вреду правительства. 3 июня. Вечер у Смирновых; играл, выиграл 1200 р. Генерал Болховской хотел писать свои записки (и даже начал их; некогда, в бытность мою в Кишиневе, он их мне читал). Киселев сказал ему: «Помилуй! да о чем ты будешь писать? что ты видел?» — Что я видел? — возразил Болховской. — Да я видел такие вещи, о которых никто и понятия не имеет. Начиная с того, что я видел голую ж… государыни (Екатерины II-ой, в день её смерти). 5 декабря. Завтра надобно будет явиться во дворец. У меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, молокососами 18-тилетними. Царь рассердится, — да что мне делать? Покамест давайте злословить. 18 декабря. Утром того же дня встретил я в Дворцовом саду великого князя. «Что ты один здесь философствуешь?» — «Гуляю». — «Пойдем вместе». Разговорились о плешивых. «Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают». — «Государь Александр и Константин Павлович оттого рано оплешивели, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало леденело, и волоса лезли. Нет ли новых каламбуров?» — «Есть, да нехороши, не смею представить их вашему высочеству». — «У меня их также нет; я замерз». Доведши великого князя до моста, я ему откланялся (вероятно, противу этикета).
3. Иван Бунин хорошо пишет про «зверства царского режима», которые даже после захвата большевиками всех архивов свелись к крепостному праву (отменённому за полвека до революции) и к душевнобольной Салтычихе, страшная история которой завершилась ещё при Екатерине II:
Какими националистами, патриотами становятся эти интернационалисты, когда это им надобно! И с каким высокомерием глумятся они над "испуганными интеллигентами", — точно решительно нет никаких причин пугаться, — или над "испуганными обывателями", точно у них есть какие-то великие преимущества перед "обывателями". Да и кто, собственно, эти обыватели, "благополучные мещане"? И о ком и о чём заботятся, вообще, революционеры, если они так презирают среднего человека и его благополучие? Нападите врасплох на любой старый дом, где десятки лет жила многочисленная семья, перебейте или возьмите в полон хозяев, домоправителей, слуг, захватите семейные архивы, начните их разбор и вообще розыски о жизни этой семьи, этого дома,-- сколько откроется темного, греховного, неправедного, какую ужасную картину можно нарисовать и особенно при известном пристрастии, при желании опозорить во что бы то ни стало, всякое лыко поставить в строку! Так врасплох, совершенно врасплох был захвачен и российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!
Вернуться назад
|