Войны для Америки теперь являются наркотиком

Соединённые Штаты начинались с 13-ти небольших и уязвимых колоний, уцепившихся за восточное побережье Северной Америки. За следующее столетие эти первоначальные 13 штатов протянулись через весь континент, порабощая или истребляя коренное население и отрывая от Мексики Техас, Нью-Мексико, Аризону и Калифорнию. Они вели ожесточённую гражданскую войну, приобрели скромный набор заморских колоний, и поздно вступили в обе мировые войны. Но с того момента, как Америка стала великой державой (приблизительно в 1900 году), она уже успела развязать почти дюжину войн и поучаствовать в бесчисленных военных конфликтах.

Всё же американцы думают о себе как о миролюбивом народе, и мы, конечно, не расцениваем нашу страну в качестве «страны-воина» или «государства-гарнизона.» Тедди Рузвельт был, вероятно, последним американским президентом, рассматривавшим войну как деятельность, которая может приветствоваться (он когда-то заметил, что «справедливая война, в конечном счете, намного лучше для души человека, чем самый процветающий мир»), и последующие президенты всегда изображают себя идущими на войну с большим нежеланием, если только нет другого выхода.

В 2008 американцы выбрали Барака Обаму отчасти потому, что думали, будто во многих отношениях он будет отличаться от своего предшественника, но особенно – в своём подходе к использованию вооруженных сил. Было ясно почти всем, что Джордж У. Буш начал глупую и ненужную войну в Ираке, и затем усугубил ошибку неумелым руководством (то же касается войны в Афганистане). Таким образом, американцы выбрали кандидата, который выступил против войны Буша в Ираке и мог привести военную активность штатов в соответствие с нашими возможностями. Прежде всего, американцы думали, что Обама будет намного более вдумчивым в отношении того, где и как применить силу, и что он осознал пределы возможностей этого наиболее грубого средства осуществления внешней политики. Норвежский Нобелевский Комитет, кажется, думал так также, когда присуждал ему Нобелевскую премию мира не за то, что он уже сделал, а за то, что (как они надеялись) он мог бы сделать в дальнейшем.

И всё же всего лишь два года спустя мы оказываемся втянутыми в драку ещё раз. С момента вступления в должность Обама усилил американское присутствие в Афганистане и начал новую войну против Ливии. Так же как в Ираке, реальная цель нашего вмешательства – смена режима под оружейным дулом. Сначала мы надеялись, что большую часть оружия возьмут в руки европейцы, или силы повстанцев, ополчившихся против Муаммара аль-Каддафи, но становится всё более и более очевидным, что для завершения работы понадобятся американские войска, сотрудники ЦРУ и иностранные поставки оружия.

Более того, Алан Купермен (англ.) из Университета Техаса и Стив Чепмен (англ.) из газеты «Chicago Tribune» недавно установили – утверждение о том, что Соединённые Штаты должны были действовать для предотвращения убийства десятков тысяч невинных гражданских лиц ливийским тираном Муаммаром аль-Каддафи в Бенгази, не выдерживает даже поверхностной проверки. Хотя все признают, что Каддафи – жестокий правитель, его силы не проводили преднамеренной, крупномасштабной резни ни в одном из отвоёванных городов, и его ожесточённые угрозы отомстить Бенгази были направлены на тех, кто продолжает сопротивляться его правлению, а не на безвинных обывателей. Нет никаких сомнений в том, что Каддафи – тиран с немногими положительными качествами (если таковые вообще имеются), но угроза кровопролития, которое бы «[запятнало] совесть мира» (как выразился Обама) (англ.) была незначительной.

Ещё неизвестно, окупится ли этот последний военный бросок или нет, и спасут ли Соединённые Штаты и их союзники жизни людей или безрассудно пожертвуют ими. Но вот вопрос, которым мы должны задаться всерьёз: почему это продолжает происходить? Почему такие разные президенты продолжают делать такие похожие вещи? Как может электорат, который, казалось, тошнило от войны в 2008, пассивно наблюдать за разрастанием одной войны в 2009 и началом в 2011 другой? Как могут две политические партии, погрязшие в яростной фанатичной борьбе за каждый пятицентовик государственного бюджета, сидеть, беспечно наблюдая, как президент тратит свыше $100 миллионов в день на это последнее приключение? Что здесь происходит?

Вот моя пятёрка главных причин, из-за которых Америка продолжает вести глупые войны:

1. Потому что мы можем.

Самой очевидной причиной, почему Соединённые Штаты продолжают делать это, является тот факт, что они обладают удивительно мощными вооружёнными силами, особенно в сравнении с таким слабым государством как Ливия. Как я писал несколько недель назад (англ.), когда у вас есть сотни самолётов, умных бомб и крылатых ракет – весь мир представляется в виде набора мишеней. Таким образом, когда где-то в мире возникает некая щекотливая проблема, трудно не поддаться искушению «сделать что-то!»

Это как если бы у президента была большая красная кнопка на его столе, и тут его помощники входят и говорят: «Нечто действительно нехорошее происходит с одним несчастным народом, мистер президент, но если Вы нажмёте на эту кнопку – Вы сможете остановить это. Это может обойтись в несколько сотен миллионов долларов, возможно даже в несколько миллиардов к тому времени, как мы закончим, но мы всегда можем взять немного в долг. Пока Вы не пошлёте наземных войск, общественность, вероятно, будет согласна (по крайней мере – некоторое время), и нет никакой опасности, что кто-нибудь примет ответные меры против нас (по крайней мере – не в ближайшее время), потому что плохие парни (а они действительно опасны, между прочим) к тому же очень слабы. Наши жизненные интересы не находятся под угрозой, сэр, таким образом, Вы ничего не обязаны делать. Но если Вы не нажмёте на кнопку, то много невинных людей умрёт. Выбор за Вами, мистер президент».

Только очень суровый и решительный президент (или президент с чётким набором национальных приоритетов и глубоким пониманием ненужности войны) способен сопротивляться такой сладкой песне.

Конечно, как и его предшественники, Обама оправдывает применение силы, ссылаясь на особое место Америки в мире. В обычной риторике «американской исключительности» он использовал терминологию американских ценностей, её приверженности свободе, и т.д. Но действительно исключительная вещь в сегодняшней Америке это не наши ценности (и конечно не наша великолепная инфраструктура, высокие образовательные стандарты, растущее благосостояние среднего класса, и т.д.); это – концентрация военной власти в руках президента и разрушение политических ограничений по её применению. (Изящное опровержение аргумента об «американской исключительности», см. у Эндрю Салливана здесь (англ.)).

2. У США нет никаких серьёзных противников.

Вторым фактором, который позволяет Соединённым Штатам продолжать вести эти необязательные войны, является тот факт, что конец холодной войны обеспечил им исключительно безопасную позицию. В Западном полушарии нет никаких великих держав; у нас нигде нет никаких «равных соперников» (хотя Китай вскоре может им стать, если мы продолжим глупо тратить свои силы); и нигде нет ни одной страны, которая могла бы лелеять идею нападения на Америку, не провоцируя своё собственное разрушение. Мы действительно сталкиваемся с беспокоящей проблемой терроризма, но эта опасность, возможно, преувеличена, и частично является реакцией на нашу склонность вторгаться в другие страны, и эффективнее устраняется другими способами. В этом есть доля иронии: поскольку родина американцев защищена от серьёзных внешних опасностей (и это хорошо), американцы могут позволить себе излишество в виде поездки за рубеж «в поисках монстров для истребления» (и это плохо). Если бы американцы действительно волновались по поводу необходимости защищать свою собственную землю от сильного противника, то не стали бы напрасно тратить время и деньги на проекты для поднятия настроения вроде ливийского крестового похода. Но наша исключительно благоприятная геополитическая позиция позволяет нам делать это, даже когда в этом нет большого стратегического смысла.

3. Военные силы, полностью комплектуемые по найму.

Третий дозволительный фактор, стоящий за нашим пристрастием к авантюризму – служба в армии по найму. Ограничивая военную службу только теми частными лицами, которые служат добровольно, общественный протест по поводу необязательных войн сдержать гораздо проще. Смогли бы Буш или Обама продолжать войны в Ираке и Афганистане, если бы американская молодежь служила по призыву, и сыновьям и дочерям банкиров с Уолл-стрит пришлось бы отправиться в опасный путь, потому что им выпал неудачный номер? Я очень сомневаюсь относительно этого.

Между прочим, я не говорю, что служба по контракту – плохая идея, от которой следует отказаться, поскольку есть много веских аргументов в её пользу. Тем не менее, она является одной из тех особенностей устройства современной американской системы национальной безопасности, которые делают частое применение силы возможным с политической точки зрения.

4. Глупость правящих кругов.

Четвёртой причиной нашего продолжающегося военного вмешательства по всему миру является тот факт, что правящие круги во внешней политике предрасположены к одобрению решения «чего-то сделать». Во внешней политике, определяемой в Вашингтоне, доминируют как неоконсерваторы (открыто провозглашающие необходимость экспорта «свободы» и никогда не сталкивавшиеся с войной, которая им не нравилась), так и «либеральные интервенты», которых восхищают возможности использования военной силы для решения проблем, при условии, что они смогут обеспечить вмешательству своего рода многостороннее прикрытие. Либеральные интервенты иногда признают, что Соединённые Штаты не могут решить все проблемы (по крайней мере, не одновременно), но они продолжают считать, что Соединённые Штаты – «незаменимая» страна, и хотят, чтобы мы решили столько мировых проблем, сколько возможно.

Эти мировоззрения разрабатываются, провозглашаются и защищаются сетью мозговых центров, комитетов, школ государственной политики и правительственных учреждений, которые не всегда согласны в том, что нужно сделать (или каким проблемам присвоить высший приоритет), но все они преданы идее широкого использования американской силы. Короче говоря, наша внешняя политика формируется двухпартийной группой внешнеполитических доброхотов, которые проводят годы в политических манёврах, чтобы получить власть и остаться у власти, стремясь преуспеть вне зависимости от сути своего любимого проекта или проектов. Люди, зубами и когтями пробившиеся во внешнюю политику и получившие над ней контроль, вряд ли порекомендуют быть сдержаннее, или выдвинут предположение о том, что для Соединённых Штатов и остального мира было бы лучше, если бы Вашингтон стал менее активным. В конце концов, какой смысл быть большой шишкой в Вашингтоне, если нельзя пользоваться его силой, чтобы попытаться переделать мир по своему усмотрению?

По сравнению с большинством американцев это – богатая, привилегированная, высокообразованная группа людей, большинство которых не сталкивается лично с последствиями осуществляемой ими политики (то есть, за редким исключением, их дети не служат в вооруженных силах – см. причину № 3). Поборники военного вмешательства вряд ли столкнутся с серьёзными финансовыми трудностями или долгосрочными проблемами в карьере, если какая-то война в чужой стране пойдет плохо; они просто вернутся к тем же синекурам в мозговых центрах, когда срок их службы подойдёт к концу.

Между прочим, тайна, кроющаяся под единством правящих кругов относительно активной внешней политики – самый успешный джедайский трюк с разумом, который когда-либо переживало американское право. С середины 1960-ых американский консерватизм проводил неустанную и успешную кампанию по убеждению американских избирателей в том, что  расточительно и глупо тратить налоги на поддержку программы внутренней политики у себя дома, но наш патриотический долг заключается в уплате налогов для поддержки военных правящих кругов, которые обходятся дороже, чем все остальные вооруженные силы вместе взятые, и используются не для защиты американской территории, но главным образом для ведения войн на территории чужих стран. Другими словами, американцев убедили, что тратить налоговые поступления на вещи, которые улучшат жизнь их сограждан (хорошие школы, здравоохранение, дороги, мосты, высокоскоростные железнодорожные магистрали и т.д.) – неправильно. Но совершенно нормально собирать с американцев (конечно, не c самых богатых (англ.)) налоги, и тратить эти средства на войны в других странах. И мы купились на это. Кроме того, похоже, не существует эффективного механизма, чтобы вынудить президента вплотную заняться сопоставлением баланса средств направляемых на необязательные войны и внутриполитические программы, которые, в конце концов, приходится урезать. Что приводит меня к № 5.

5. Проверено Конгрессом.

Полномочием объявлять войны наделён Конгресс, а не президент, но эта власть была узурпирована ещё со Второй мировой войны. Хотя в Конституции этот вопрос освещён яснее ясного, современные президенты явно не чувствуют себя стеснённо, отдавая американским вооружённым силам приказ о нападении на другие страны, или даже во всей полноте информируют Конгресс относительно того, что мы могли бы делать в тайне. Таким образом, на практике хвалёная система «сдержек и противовесов», якобы закреплённая в нашей Конституции, попросту не работает, и это означает, что американские военные силы подконтрольны исключительно президенту и горстке честолюбивых консультантов (см. № 4 выше). Это не означает, что общественное мнение не принимается ими в расчёт (то есть, опросчики и политические консультанты у них имеются), но вряд ли оно является для них серьёзным ограничением.

Без сомнения можно было добавить больше пунктов к этому списку (например, пассивную прессу, военно-промышленный комплекс, и т.д.), однако уже отмеченные позиции имеют большое значение для объяснения, почему вроде бы миролюбивые Соединённые Штаты продолжают ввязываться во все эти маленькие, но изматывающие войны.

Во время кампании 2008 года Барак Обама говорил (англ.), что его любимый фильм – «Крёстный отец». И если мне не изменяет память, он сказал, что второй его любимый фильм – это вторая часть «Крёстного отца». Но его президентство начинает походить на третью часть знаменитой трилогии, в которой Майкл Корлеоне спорит с судьбой, противящейся его попытке вывести семью Карлеоне из криминального бизнеса.

Я так и слышу Обаму, произносящего (англ.): «Как только я решил, что вышел… меня снова втянули обратно». Совершенно верно.