Российско-американские отношения в конце первой декады XXI века

Шаклеина Татьяна Алексеевна – доктор политических наук, главный научный сотрудник, заведующая Отделом внешнеполитических исследований Института США и Канады РАН.

Любая американская администрация работает в русле исторически сложившейся парадигмы, в основе которой лежит всем известная активная и достаточно жесткая мессианская идеология. Россия также, после метаний и поисков, демонстрирует приверженность своей исторической парадигме, предполагающей самостоятельность в политике, активность, глобализм. В признании факта статусной независимости каждой из сторон состоит главная дилемма будущих российско-американских отношений. А их конструктивным форматом могло бы стать разумное взаимодействие в решении конкретных проблем мировой политики без опоры на идеологию, которая у русских, китайцев, американцев культурно-исторически разная, но необязательно враждебная друг другу.

<…> Думается, что при анализе состояния российско-американских отношений к концу первой декады ХХI в. необходимо опираться не только (и не столько) на текущие события, заявления, высказывания, но и на базовые концепции американской глобальной деятельности, а также не забывать об исторической российской парадигме существования и участия в мировой политике. Если внимательно рассмотреть эти базовые факторы, то можно заметить, что при изменении формы реализации российской и американской внешнеполитических парадигм, суть их мало менялась, что приводило к постоянному «столкновению» двух стратегий, двух ролей в мировой политике. Если признать, что уничтожение (слом) традиционной парадигмы существования и деятельности равноценно слому государства, то вряд ли Россия и США пойдут на такой шаг, а значит, отношения между ними останутся противоречивыми, сталкивающимися, соперничающими.

Следует также учитывать, что любая американская администрация работает в русле исторически сложившейся парадигмы, в основе которой лежит всем известная активная и достаточно жесткая мессианская идеология, находящая то или иное выражение в языке. Российское руководство также, после периодов метаний и поисков, возвращается на исторически-традиционный путь, в основе которого независимость, самостоятельность в политике, активность, глобализм. Обе державы проявляют волю к регулированию, формированию нового мирового порядка и имеют для этого большой потенциал (правда, в настоящий момент отдельные параметры мощи США выше, чем у России).

После 1991 г., в связи с расширением сферы национальных интересов у Соединенных Штатов, которые распространились далеко за пределы трансатлантического влияния на территории новых независимых государств Европы и Азии, конкурентный потенциал российско-американских отношений существенно вырос. А после восстановления великодержавного ресурса у России столкновение интересов на региональном и глобальном уровнях стало еще более заметным. Если предположить, что Соединенные Штаты продолжат свою преобразующую миссию в мире, осуществляемую в том числе путем вторжения (прямого и косвенного) в другие страны, а другие ведущие державы мира продолжат и усилят свое противодействие этому во всех сферах, говорить о возможности радикальных перемен в российско-американских отношениях при любом президенте США невозможно.

Как неоднократно отмечали отдельные российские специалисты по международным отношениям, российско-американские отношения никогда не будут простыми, бесконфликтными, неконкурирующими, но это не означает, что они обязательно должны быть отношениями враждебными, так как такой поворот нежелателен для обеих держав и опасен для регионального и глобального развития.

Фактором, не способствующим упрощению двустороннего взаимодействия, является сходная самоидентификация России и США в вопросах мирорегулирования. Каждый отстаивает право на сильное влияние при формировании нового мирового порядка; разное видение существа нового порядка и методов его выстраивания [4]; разное понимание наиболее важных проблем мирового развития и развития отдельных государств (демократия, роль государства-нации, урегулирование конфликтов, институты глобального управления и т.д.).

Разность в видении друг друга в мировой системе и разность во взглядах на мировое развитие позволяют говорить о факторе бифуркации в отношениях России и США, имеющем устойчивый характер.

«Раздвоение» в политике администрации Буша

Раздвоение или бифуркация не является чем-то новым: в мировой политике и в отношениях между странами очень часто «слова расходятся с делом», когда говорят и обещают одно, а делают прямо противоположное или не делают ничего. Как ни парадоксально, часто бифуркация отсутствует в откровенно недружественных отношениях, как например, между СССР и США в период холодной войны, когда обе стороны вполне откровенно разговаривали друг с другом, не скрывали своих намерений, а если договаривались, то старались выполнять договоренности (хотя некоторые отклонения все-таки были). Время было непростое, но из-за отсутствия указанного раздвоения оно было более предсказуемым и, как уже признают многие политологи в США и других странах, и более стабильным.

После окончания биполярного регулирования, в переходный период, который одни объявляли моноцентричным (однополярным), а другие – полицентричным (многополярным), США занялись переустройством мира по своей модели, назвав это демократизацией. Реализация заявленной глобальной стратегии показала, что на практике происходило нечто отличное от провозглашенного: под завесой демократии происходило перераспределение сфер влияния, разворачивалась борьба за ресурсы, перекраивались территории государств, формировалась экономическая и финансовая глобальная система под контролем США, которая создавала преференциальные условия для стран «золотого миллиарда» и ущемляла возможности других стран для прорыва на более высокий уровень. Иными словами существовало не всегда поначалу видимое раздвоение между тем, что говорили американские лидеры, и тем, что они фактически делали в разных регионах мира.

Такой подход не сразу стал до конца понят всеми членами мирового сообщества. Часть их увидела в окончании холодной войны возможность прорваться вперед, улучшить свои позиции в мировой системе; другие расслабились и занялись внутренними делами; третьи начали лихорадочно искать новых покровителей, так как не могли сами справиться с последствиями распада существовавших экономических и военных связей. Но уже к концу ХХ в. стало ясно: демократизация по-американски (или по-западному) ведет к ситуации, когда выгоды могут получить страны, входящие в клиентуру сверхдержавы, а самостоятельность наказуема. Ряд стран такая ситуация устроила (это страны Центральной и Восточной Европы вместе с отдельными постсоветскими странами), но недовольство (или рефлексия) остальных начало нарастать. К концу первой декады ХХI в. Соединенные Штаты столкнулись с проблемой невозможности управления мировой системой во всех сферах: экономической, политической, военной. А значит, наступил момент, когда надо было договариваться с остальным миром или его частью, отказавшись хотя бы на время от раздвоения в политике.

Бифуркация особенно сильно затронула отношения США и России в период деятельности администрации Буша, когда реализация глобальной стратегии стала более откровенной и жесткой, в том числе из-за совершенных терактов в 2001 г. Бифуркация проявилась на двух уровнях: концептуальном и дипломатическом. Наметилось серьезное расхождение во взглядах США и России на формирование мирового порядка и место держав в новой системе международных отношений. Соединенные Штаты видели порядок моноцентричным (американоцентричным), объявляли себя главным творцом новых институтов и норм. Россия не соглашалась с таким видением, и ее критическое отношение постепенно нарастало. Кроме того, на политико-академическом уровне невозможно стало продолжать говорить о данных России обещаниях (членство в ВТО, поправка Джексона-Вэника, нерасширение НАТО за счет отдельных стран СНГ, невмешательство во внутренние дела ряда постсоветских стран и т.д.), так как ни одно из них за 15 лет не было выполнено. После 2005 г. российские политики и эксперты (значительное большинство) перестали соблюдать политическую корректность и откровенно заявили о несогласии [5], о неправомерности нарушения суверенитета стран под предлогом демократических преобразований, об интересах России в разных регионах мира, вступающих в противоречие с американскими. Заявка на одну из ведущих позиций в мирорегулировании вместе с другими растущими державами (Индией, Китаем, Бразилией) свидетельствовала о том, что Россия сохранила свою великодержавную идентичность и начала ее укреплять и реализовывать в новых исторических условиях.

В данной работе, говоря об идентичности России, мы имеем в виду, прежде всего, ее внешнеполитическую составляющую, традиционно имеющую глобальный и региональный компоненты. Глобализм российской деятельности состоит в том, что она не отказывается от активной мирорегулирующей роли, от вовлеченности в глобальные институты и встраивания в глобализационные процессы, но устанавливает определенные пределы своей деятельности, не желая перенапряжения сил и ресурсов. Возврат России в мировую политику, как об этом написал американский политолог Э. Качинс [6], оказался нежелательным и неожиданным для многих американских политиков и вызвал лишь усиление критики. К 2006-2007 гг. можно было сказать, что бифуркация существенно сузилась на официальном уровне, так как речи политиков стали еще более откровенными в области критики российской политики, а дружба президентов утратила былую привлекательность и значение. Как писал об этом А.Д. Богатуров: «Нерв ситуации – в изменившемся политико-психологическом фоне. Очарование «внезапного союзничества» прошло, а шарм «дружбы президентов» приелся. Вернулась подзабытая атмосфера холодных расчетов. Время поеживаться» [7].

На экспертном уровне все было сложнее, так как существовали серьезные расхождения с Россией (и другими странами тоже) по проблеме демократии и демократизации, в вопросе об универсальности американской политической и экономической модели. Большие расхождения были и внутри американского сообщества аналитиков относительно правильности трактовки демократии, а также по вопросу о праве США на насильственное преобразование мира в заявленных масштабах. Поднимался и вопрос о том, что на самом деле являла собой американская глобальная деятельность, чего в ней было больше: геополитики или идеологии, почему США использовали разные стандарты в оценке различных стран [8].

Трудности в реализации американской глобальной стратегии, усугубленные нараставшим экономическим кризисом, отодвинули отношения с Россией на задний план, но без решения «российского вопроса» в контексте общей проблемы контроля над деятельностью незападных ведущих мировых держав, не все из которых входят в НАТО, ЕС, ВТО, решить проблему будущего управления мировыми процессами представлялось невозможным. Дилемма виделась в том, что делать с Россией: вовлекать и сотрудничать, невзирая на недемократичность, или выталкивать и блокировать. При этом многие американские политологи не скрывали, что вести себя подобным образом с Китаем США не могут из-за сильной экономической зависимости, с Индией не хотят, так как видят в ней будущего союзника.

Как отмечал, характеризуя ситуацию, Э.Я. Баталов, «Стратегия Запада в отношении России складывается из трех взаимосвязанных компонентов, а именно: вовлечения ее (в разных областях – на разную глубину) в западную сферу; ограничения возможностей ее развития и пространства для маневра; и в этих целях – максимально возможного окружения России по периметру ее границ государствами, выступающими в роли форпоста Запада. Говоря коротко, современная стратегия Запада на российском направлении – это стратегия вовлечения, ограничения и окружения» [9].

Действительно, трудно объяснить, почему действия России в энергетической сфере называются американскими политиками «энергетическим шантажом», а действия ОПЕК так не характеризуются; почему незаконный забор газа Украиной и ее препятствия свободному газовому потоку в Европу никак европейскими странами не осуждаются. Не всегда поддается логическому объяснению факт принятия в ВТО экономически очень слабых стран (практически «неудавшихся стран»), но в этом отказывается России, занимающей ведущие позиции по природным ресурсам в мире, признанной стране с рыночной экономикой. Непонятно не только нам, но и многим американским специалистам, почему демократиями именуются страны с фактически отсутствующей нормальной политической системой (Афганистан, Ирак, Грузия, Украина). Складывается впечатление, что демократизация по-американски часто отождествляется с полной дестабилизацией политической системы стран, когда проведение так называемых свободных выборов вообще невозможно.

Часто американские политологи обращают основное внимание на то, что мы по-разному понимаем демократию, что у России существует свое определение демократии, не совпадающее с западным, и в этом они усматривают бифуркацию. Думается, что имеет место нечто иное. Речь идет не о демократии как форме государственного правления, а о демократичности или недемократичности поведения той или иной страны в мировой политике. У России нет особого определения демократии, но есть особая позиция по вопросу о форме мирорегулирования, которую вводят Соединенные Штаты. Политологи и политики в России оперируют теми определениями, которые существуют в мировой научной литературе и практике, и концепции, предложенные ими, («суверенная демократия», «управляемая демократия»), касаются не столько существа демократии, как таковой, сколько условий, в которых может развиваться демократическая модель правления, и темпов ее становления в трансформационных условиях.

Считается, что Соединенные Штаты являют собой идеальный демократический образец, где в полном объеме существуют все составляющие демократического правления, то же относится к высокоразвитым европейским странам (Западу). У остальных стран либо не было демократии как формы государственного устройства (диктатура, авторитарное правление), либо она существовала в усеченном варианте, когда отсутствуют полностью или находятся в ограниченном состоянии отдельные элементы демократической системы. У России, по западным оценкам, не имевшей или почти не имевшей опыта демократического правления, демократия начала развиваться с серьезными отклонениями от западной нормы.

Однако даже отдельные американские и европейские политологи начали признавать, что американская демократия не может быть универсальной моделью; что внедряемая модель демократии представляет собой упрощенный вариант демократического управления, внедряется нелиберальными методами; используются двойные стандарты при оценке демократичности той или иной страны. Известный американский публицист Ф. Закария определил американскую демократию как нелиберальную в политике внутри страны и за рубежом, прежде всего в том, как устанавливаются демократические институты и нормы в отдельных странах и как оценивается их деятельность [10]. Непонятно, какая «доля» демократии необходима, чтобы объявить страну демократической по западному образцу. Такой «долей» США считают систему свободных выборов власти, политический плюрализм, гражданские свободы (хотя и реализуемые в разной степени в разных странах, объявленных демократическими). Как отмечалось выше, такой подход дает противоречивые результаты.

Представляется, что у России и США нет расхождения в понимании того, что такое демократия, но есть разный взгляд на то, как сочетаются классические (западные) демократические институты и нормы с традицией и конкретным историческим периодом развития той или иной страны, а также на то, правомерно ли насильственное внешнее вмешательство и насаждение демократии, что может быть сопряжено с дестабилизацией политической и экономической систем. Вопрос сложный, дискуссионный, но это не означает, что он должен оставаться камнем преткновения в отношениях России и США, мешать выходу на иной, более конструктивный уровень взаимодействия.

К 2008 г. сохранялось сходство взглядов на Россию у демократов и республиканцев (оно существовало уже в 2000 г., хотя в то время противников ужесточения критики в адрес РФ было больше, и они выступали активнее [11]). Если и можно было заметить отдельные нюансы в формулировании тезисов о России, то основная мысль была одна и та же – Россия не самая важная страна для США, но в то же время – проблема [12].

Так, Б. Обама заявил о том, что будет работать с разными политическими деятелями и лидерами стран, взаимодействие с которыми необходимо Америке для выполнения поставленных внешнеполитических задач [13]. Дж. Маккейн хотя и говорил о возможности российско-американского взаимодействия, объявил Россию «реваншистской» державой и заявил: «Вместо того чтобы терпеть ядерный и кибернетический шантаж России, западным странам следует четко заявить, что солидарность НАТО от Балтики до Черного моря непоколебима, и что двери организации открыты для всех демократий, приверженных делу защиты свободы. Мы также должны расширить программы поддержки свободы и законности в России и сделать акцент на том, что реальное партнерство остается возможным для Москвы, если она этого захочет, но при условии, что она будет ответственным актором, как в международных отношениях, так и внутри страны» [14].

Ф. Закария, проанализировав высказывания Дж. Маккейна, отметил: никто не обратил внимания на то, что сенатор выдвинул одну из самых радикальных идей, которая напрямую касается России. Предложенный Маккейном план построения новых международных институтов на основе демократических ценностей исключает две важнейшие мировые державы – Китай и Россию. По мнению политолога, такая позиция известного политика может быть расценена во многих странах как стремление американского руководства начать новую холодную войну [15].

Аналогичное беспокойство звучит в словах Э. Качинса: «Во время холодной войны я верил, что вероятность войны между Россией и Соединенными Штатами равна нулю. Сегодня эта возможность может составить 1-2% и имеет тенденцию к росту. Я считаю такое положение дел очень рискованным, требующим смелого, изобретательного и очень мудрого мышления со стороны США для снижения степени риска. … Если Соединенные Штаты продолжат настоящую политику в отношении России, вероятность лобового столкновения двух глобальных держав возрастет» [16].

Таким образом, для России в американских концепциях построения новых мирорегулирующих институтов места не оставлено, что существенно усложняет двусторонние отношения и может лишить их какой-либо созидательной перспективы.

Позиция представителей американского политико-академического сообщества

Американские политологи неоднократно указывали на несовместимость российских и американских подходов к решению большинства проблем управления мировыми процессами, на несовпадение российских и американских ценностей. Из этого делался вывод о том, что полноценное взаимодействие с Россией невозможно, и оно может быть только ограниченным и выборочным. Как свидетельствовали публикации, Россию оставляли вне рамок американской политики, а предложения по развитию отношений с ней больше напоминали сдерживание и противодействие, чем взаимодействие [17]. Даже сторонники сохранения сбалансированных отношений с Российской Федерацией говорили в основном о возобновлении стратегического диалога по контролю над ОМУ [18]. Было очевидно, что главное все-таки не недемократичность России, а то, что она начинает твердо отстаивать свои интересы в регионах и сферах, где США хотели бы иметь полный контроль. Это относится к сфере энергетики, торговле вооружениями, доступу к ресурсам, стратегически важным регионам в Евразии, где США хотели бы иметь контроль над территориями и определенную свободу в размещении военных баз и обеспечении благоприятных условий для своих компаний (Ирак, страны Восточной Европы и Балтии, Южный Кавказ и Средняя Азия).

В американском политико-академическом сообществе продолжаются дискуссии о российской политике. У отдельных специалистов по международным отношениям, желающих сохранить как можно дольше превосходство Соединенных Штатов, попытки обострить отношения с Россией, т.е. вернуться к конфронтации, вызывают тревогу. Известный политолог-геополитик К. Лэйн, критиковавший администрацию Буша за гегемонию и призывавший к разумному ограничению, считает, что Соединенным Штатам не следует вмешиваться во внутренние дела Российской Федерации, идти на конфронтацию из-за отсутствия демократии и рыночной экономики; нужно признать законное право России на сферу влияния в «ближнем зарубежье» и в Центральной Азии. «Соединенные Штаты, – пишет политолог, – заинтересованы в хороших отношениях с Россией. Хотя – не в первый раз – Россия в упадке и не участвует в политике великих мировых держав, она вернется, как и прежде, в большую политику. В рамках стратегии свободного балансирования для Соединенных Штатов Россия является геостратегическим ключом, так как она может играть решающую роль в поддержании баланса между тремя региональными центрами силы: в Европе как противовес ЕС или возрожденной Германии, если интеграционный проект провалится; в Восточной Азии как противовес Китаю; в Персидском Заливе и Центральной Азии» [19].

К. Лэйн считает, что пока Россия и Китай не действуют открыто, но в долгосрочной перспективе могут использовать свою экономическую и военную мощь, чтобы оспорить американское могущество. Политику КНР и РФ он определяет как «непрозрачное – скрытое балансирование», так как не всегда те или иные действия держав прямо направлены против конкретного государства, и трудно отделить коммерческие интересы от стратегических (например, торговля оружием и технологиями). К. Лэйн пишет: «Китай и Россия преследуют политику, не ограниченную во времени. Они относительно слабы сегодня, но могут стать достаточно сильными завтра; лежат в сорной траве и ждут подходящего момента, когда расстановка сил станет более благоприятной, чтобы открыто бросить вызов США» [20]. Такая позиция расходится с мнением членов администрации Буша и приближенных к ней экспертов, отрицающих важность российского участия в мирорегулировании и в стабилизации мировой системы.

Почему же антироссийская позиция, сходная с позицией политологов времен холодной войны, получила такое распространение и укоренилась в стенах Белого дома? Ответ на этот вопрос требует детального анализа истории двусторонних отношений, политических культур США и России, традиций ведения внешней политики. Быстрый и верный ответ дает британский публицист А. Ливен: «Что касается многих членов американского истеблишмента, падение коммунизма и конец Советского Союза едва ли изменили их враждебное отношение к России-государству; ситуация могла бы измениться только в том случае, если бы Россия приняла положение полного подчинения желаниям Америки не только в мире, но и в своем регионе (Евразии – Т.Ш.)» [21].

Очень откровенные слова, в которых отражена суть главного противоречия в отношениях России и Запада: нежелание подстроиться друг под друга путем отказа от исторически сложившихся традиций и ментальности. Фактор истории – очень важный при анализе сложившейся в двусторонних отношениях ситуации. Все российские исследования зарождались и развивались в США на основе сильной привязки к историческим фактам и аналогиям. Главными политическими фигурами, от которых отталкивались американские советологи и затем руссологи, были Иван Грозный, Петр Великий и Сталин, проводившие политику репрессий и террора внутри страны и политику экспансионизма за пределами государства. Конечно, указанные исторические фигуры сыграли противоречивые роли в российской истории, и их нельзя просто «выбросить» на историческую свалку, как что-то неприятное. История – это непреходящая данность, которой можно гордиться и о которой можно спорить, но, наверное, не следует использовать историю выборочно, выхватывая из нее нужные факты, помещая их в нужный контекст, чтобы обосновать нужные выводы. Не следует использовать историю и в качестве «палки», которой постоянно размахивают и бьют. Конъюнктурное использование исторических фактов опасно всегда, так как не позволяет реально оценить современную ситуацию и подсказать правильное решение или выход.

Как показывает анализ американских публикаций (в основном научных, так как СМИ, к сожалению, почти никогда свою независимую точку зрения не высказывают), одержимость «зловещими тенями российского прошлого» сохраняется и в новом столетии, в новых международных условиях. Можно предположить, как это сделал А. Ливен, что для наших оппонентов не важно, в каком качестве пребывает российское государство, так как его историческая великодержавная идентичность не меняется. И это верно. Вопрос только в том, как разные стороны трактуют эту нашу идентичность, и что хотят с ней сделать.

Во введении к одному из новейших фундаментальных изданий по России Р. Легволд, ветеран советских и российских исследований, пишет: «Исторический взгляд позволяет сделать вывод о том, что до того, как Россия сможет обрести полную и убедительную идентичность в мировой политике, она должна, прежде всего, завершить переход от одного этапа своего существования к другому. Если и когда возникнет эта новая идентичность, если она будет фундаментально отличаться от прежней российской идентичности, тогда факторы, которые определяли прежнее поведение, поблекнут или исчезнут совсем» [22]. Исходя из содержания книги, написанной группой довольно разнородных авторов, главное из прошлого России, до сих пор не позволяющее ей обрести новую идентичность, которая удовлетворит западных историков и политиков, состоит в «зависти» к былому величию и могуществу и попытках вернуть это величие с ущербом для страны, используя нефтедоллары не для повышения благосостояния людей, а для укрепления центральной власти в стране и для проявления жесткости в отношениях с другими странами, при отсутствии глубоко продуманной стратегии деятельности государства.

Именно поэтому в Мюнхенской речи В.В. Путина главным тезисом стало заявление о том, что «Россия – страна с более чем тысячелетней историей, и практически всегда она пользовалась привилегией проводить независимую внешнюю политику» [23]. Сохранить эту независимость и становится важнейшей задачей международной деятельности Российской Федерации, а стоит ли бороться США с этим – дилемма для будущего американского руководства.

Российская Федерация сохраняет приверженность своей исторической парадигме, поэтому желание и попытки ее сломать или руками самой России, или чьими-то другими руками, на наш взгляд, контрпродуктивны. Также тщетны попытки все объяснить только «темными тенями российского прошлого». Отсюда и просчеты, и удивление по поводу того, как Россия быстро встает на ноги, движется в «неверном» направлении, требует уважения и раздает все долги, своими силами стремится завершить преобразования, делает новые открытия в науке и технике. Более бережное и непредвзятое отношение к истории России позволило бы американским политологам и политикам меньше удивляться, делать приближенные к реальности прогнозы.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что главной причиной бифуркации в отношениях между Россией и Соединенными Штатами было, прежде всего, нежелание обоих участников «сломать парадигму своего существования и деятельности». Наверное, этого не следует делать ни одной из сторон. Но это не означает, что единственной альтернативой взаимодействию может быть только непримиримая конфронтация или постоянное давление («крестовый поход»). Возможен, на наш взгляд, и другой выход, о котором пытаются писать отдельные российские и американские политологи: путь разумного и ограниченного взаимодействия в решении конкретных проблем мировой политики без опоры на идеологию, которая у русских, китайцев, американцев культурно-исторически разная, но необязательно враждебная. Сложность глобальных и региональных проблем диктует именно такой подход, а не переход к острой конфронтационной конкуренции с сильным идеологическим компонентом. История показывает, что озабоченность идеологией пагубно сказывается на жизни отдельных государств и на мировом сообществе в целом.

* * *

В конце первой декады ХХI в. мы стоим перед дилеммой выбора: как развивать отношения в будущем, усиливать ли конфронтационную часть, или избрать конструктивный формат, основанный на общих угрозах и проблемах глобального порядка. Высказывая свою точку зрения, хочу отметить, что в осложнении ситуации в двусторонних отношениях вина лежит на обеих сторонах, хотя по моим представлениям, более сильная и благополучная сторона всегда несет большую степень ответственности. У сильного и благополучного игрока больше возможностей для маневра и даже для рискованных шагов, так как имеется высокая степень защиты от возникающих сложностей. Также важно, чтобы все основные мировые игроки признали коллективную ответственность за современное состояние мировой политики, так как в противном случае вряд ли можно ожидать позитивных сдвигов в мире и в отношениях России с Соединенными Штатами.

Россия никогда не пойдет по пути разрушения своей исторической парадигмы развития, и ее политика всегда будет глобально и регионально значимой. Не откажутся от своей исторической парадигмы и Соединенные Штаты. Из этого следует, что взаимодействовать державам придется в рамках и в соответствии со своими исторически сложившимися традициями и культурой, и тратить время на то, чтобы «сломать» друг друга, наверное, не стоит.

В признании факта статусной независимости каждой из сторон состоит главная дилемма будущего развития отношений между Россией и США. В ХХ в. к признанию этого факта нас подвела жизнь и опасность ядерной катастрофы. Стоит ли тратить время на силовую политику, чтобы подтолкнуть друг друга к осознанию этого факта в условиях усложнившейся действительности? Ответа на этот вопрос со стороны США пока нет. Россия уже заявила, что не заинтересована ни в какой конфронтации, готова к взаимодействию, открыта на Восток и на Запад, но не откажется от независимости в осуществлении политики по обеспечению жизнедеятельности государства.

Работа выполнена в рамках научно-исследовательского проекта по гранту РГНФ «Российско-американские отношения в глобальном контексте» № 06-03-02085а.

Примечания:

[4] См.: Баталов Э.Я. Мировое развитие и мировой порядок. - М.: РОССПЭН, 2005; Богатуров А.Д. Лидерство и децентрализация в международной системе // Международные процессы. Том 4. № 3 (сентябрь-декабрь 2006). С. 5-15; Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. М., 2002; ее же. Статус-кво как оппозиция миропорядку // Международные процессы. Том 4. № 1 (январь-апрель 2006).

[5] Рогов С.М. Конец однополярного мира. Новый этап в международных отношениях // НГ - НВО. 15 декабря 2006.

[6] Kuchins A. Look Who’s Back // The Wall Street Journal. May 9, 2006 / http://www.carnegie.ru/en/74116.

[7] Богатуров А.Д. Очарование «внезапного союзничества» прошло // Независимая газета. 11 февраля 2005 / http://www.ng.ru/politics/2005-02-11/2_usa.html.

[8] Carothers Th. The Democracy Crusade Myth // The National Interest online. June 5, 2007 (http://www.nationalinterest.org); idem. The Democracy Crusade Myth. The National Interest online. 2007, 6 May (http://www.nationalinterest.org).

[9] Баталов Э.Я. Какая Россия нужна Западу // Свободная Европа № 4 (октябрь-декабрь 2005). С. 5-20.

[10] Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. Пер. с англ. под ред. В. Иноземцева. М., 2004. С. 89.

[11] См. по этому вопросу: Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. М., 2002.

[12] Подробнее о дебатах в ходе предвыборной президентской кампании в США в 2008 году см.: Шаклеина Т.А. Американские выборы и будущее российско-американских отношений // Индекс безопасности. № 3. Том 14 (осень 2008). С.15-32 / http://si.pircenter.org

[13] Remarks of Senator Barack Obama to the Chicago Council on Global Affairs. 2007, 23 April http://www.thechicagocouncil.org/dynamic_page.php?id=64 (последнее посещение 25 мая 2008) Barack Obama’s Foreign Policy Speech. 2007, 2 October http://www.cfr.org/publications/14356.

[14] McCain J. An Enduring Peace Built on Freedom. Securing America’s Future. Foreign Affairs. 2007, November/December /www.foreignaffairs.org/20071101faessay86602/john-mccain/an-enduring-peace.

[15] Zakaria F. McCain Vs. McCain. Newsweek. 2008, 26 April / www.newsweek.com/id/134317.

[16] Kuchins A. Time to Treat Russia as a Partner // The Moscow Times. 22 September 2008 / http://www.moscowtimes.ru/articles.

[17] Russia’s Wrong Direction: What the United States Can and Should Do. Report of an Independent Task Force. Council on Foreign Relations, 2006 / http://www.cfr.org

[18] Kuchins Andrew. Alternative Futures for Russia to 2017. A Report of the Russia and Eurasia Program. Center for Strategic and International Studies. Washington, D.C.: CSIS, 2007.

[19] Layne Ch. The Peace of Illusions. American Grand Strategy from 1940 to the Present. Ithaca-London, 2006. P. 188.

[20] Ibid. P. 145-146.

[21] Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. London, 2004. P. 162.

[22] Lieven A. America Right or Wrong . P.31.