ОКО ПЛАНЕТЫ > Версия для печати > Чтобы лучше понять, куда движется Европа, с которой мы часто берем пример, спецкор «КП» Дарья Асламова отправилась в самое сердце западной цивилизации

И обнаружила: будущее Евросоюза может быть совсем не таким, как многие его представляют.

Февральская пятница в Париже. С неба льет дождь со снегом. В нескольких кварталах от Монмартра тысячи суровых мужчин раскатывают на тротуарах ковры и снимают обувь. Улочки рядом с бульваром Барбес перекрыты. «Не стоит вам туда ходить, мадам, - советует мне молоденький полицейский. - Они не любят, когда за ними наблюдают. А главное, спрячьте камеру». И оказывается прав. Как только я достаю фотоаппарат в самом сердце мужской толпы, на меня прыгает здоровенный негр с воплем: «Если не уберешь, разобью!» «Руки прочь, ублюдок!» - кричу я и размахиваю белым зонтом, следуя советам одного моего приятеля-француза. «Когда тебя атакует черный, - объяснял он мне, - веди себя, как он: вопи, жестикулируй перед его носом, подпрыгивай, выражай агрессию. Они не любят, когда кто-то играет по их правилам, особенно если это белая женщина».

Мгновение спустя я зажата в кольцо тяжко дышащих мрачных мужчин. Один из них с повязкой «секьюрити» на руке спрашивает меня по-английски: «Что вы здесь делаете, мадам?» - «Гуляю, я туристка». - «Тогда проходите быстрей». - «Почему? Мне здесь понравилось, я останусь». - «Вы не можете наблюдать за людьми, когда они молятся». - «Если люди не хотят, чтобы их видели, они могут молиться дома. Я в центре Парижа, на общественной улице. Только попробуйте меня тронуть!» «Я вас не трогаю, но не смогу обеспечить вашу защиту», - мягко говорит охранник. «А я в ней не нуждаюсь! Я в свободной стране под защитой законов!» Охранник что-то объясняет толпе, и она расступается.

«Аллах Акбар!» - мощный тысячегласный крик сотрясает парижские улицы и вдавливает меня в стену ресторанчика «Еврокебаб». Сотни людей распластались на земле в религиозной лихорадке, и мокрый снег падает на их спины. Эти люди верят не с оговорками и сомнениями, а всем существом! Ни в Кандагаре, ни в Багдаде, ни в Секторе Газа я не встречала столь неистовой веры в Аллаха, какую увидела в католическом Париже, самом беспечном и насмешливом городе на свете, в стране, выставившей Бога за дверь 200 лет назад! Как известно, Бог всегда возвращается в том или ином виде.

Пока парижские мусульмане строят мечети и собираются на пятничные молитвы, демонстрируя свою силу и сплоченность, изысканная и безбожная Франция проводит дебаты на тему французской идентичности: «Кто мы есть? Куда мы идем и чем француз отличается от остального человечества?» Дебаты затеяло правительство, напуганное приливом чуждой арабской крови, с намерением встряхнуть коренное общество, раскисшее и безвольное, и дать ему какие-то ориентиры, поводы для национальной гордости. «Мы пожинаем плоды закона 1974 года о воссоединении семей, когда рабочие-иммигранты из стран Северной Африки получили право привозить во Францию своих жен, детей и родителей, - говорит депутат Национальной ассамблеи Тьерри Мариани. - Вдруг выяснилось, что француз - это не происхождение, не религия и не цвет кожи, это просто человек с французским паспортом».

«Франция - это не только вино и сыр камамбер, - говорит известный французский писатель, автор книги «Мир без богов» Андре Гржебин. - Франция - это открытое общество, где нет религиозных или идеологических принципов. Мы знаем, что законы и даже религию - это мы придумали, человечество, а не Бог, не Карл Маркс и не Магомет. Именно этим Франция отличается от других стран, именно в этом я француз, а не потому, что я пью шампанское. Вы можете быть во Франции католиком, протестантом, мусульманином, евреем или коммунистом, но государство вас признает только как француза. Был во время Французской революции депутат, который сказал: «О евреях как о нации мы слышать не хотим. Но еврей как человек и гражданин для нас важен, как и все остальные». Был озвучен четкий принцип для всех. А если вам не нравится страна, уезжайте.

И никаких уступок! Однажды мой знакомый алжирский писатель (его дед был имамом в Алжире, а сам он атеист) поехал выступать во французскую школу. Директор школы ему говорит: «Ученики-мусульмане требуют специальный зал для молитв. Что делать?» А он - ему: «Вы не должны соглашаться. Нет зала для католиков или евреев, почему должен быть для мусульман?» Писатель приехал через полгода в эту школу, зал уже существует. И таких примеров масса. Я возмущаюсь, когда полиция стоит и смотрит, как целую улицу закрывают из-за пятничной молитвы. Хотите молиться, идите в мечеть». «Выражаясь языком Библии, ваши «пришельцы стали обнаруживать прихоти», - замечаю я.

«Вот-вот. Каждая такая уступка опасна. Но ведь дошло до того, что об этом нельзя говорить. Не потому, что государство запрещает, а потому, что неприлично. А вдруг тебя заклеймят кличкой расист?»

«Господин Гржебин, к вам приезжают люди, у которых уже есть своя идентичность. А что вы можете им предложить, чтобы они покорились обаянию новой родины?» - «Мы должны им показать силу свободы. Многие говорят, что у нас больше нет ценностей. Слепцы! Наша ценность в том и состоит, что у нас нет ценностей!». - «И тут ваше уязвимое место. У новых французов из Северной Африки есть Бог. А вы не можете убить их Бога, если у вас нет собственного. В вопросах религии вы неконкурентоспособны». - «Но это они едут к нам, а не мы к ним! Наша экономика процветает, потому что Бога нет, а есть свобода. Нет ни одной мусульманской страны, которая бы процветала. Это мы открыли нефть у них, а они эти деньги даже не сумели с умом употребить!» - «А мусульмане вам скажут, что вы были лишь орудием в руках Господа. Они сидели в пустыне и молились, и Бог послал им богатство - нефть и газ. Ага? Однажды в Пакистане меня с одним коллегой-журналистом местные люди позвали на обед. А за обедом спросили, указывая на мой крест: «Ты - христианка?» «Да», - ответила я с гордостью. А мой коллега испугался и ответил: «Я атеист». Его с оскорблениями выгнали из-за стола. То, что я христианка, люди приняли: Христос в Коране - вообще почитаемый пророк. Но они отказались обедать с безбожником. Для верующих мусульман вы, французы-атеисты, стоите ниже обезьяны, поскольку обезьяна хотя бы не отвечает за свои поступки. Меня повеселил ваш министр иммиграции Эрик Бессон, который заявил: «Светский ислам может и должен найти место в нашем обществе». Само выражение «светский ислам» абсурдно. Ислам светским быть НЕ МОЖЕТ! Это только в христианстве заложена возможность секуляризма: «Богу богово, кесарю кесарево». Молитесь Богу, но подчиняйтесь законам страны. В исламе государство, суды, школы, семья - все часть божьего промысла».

«Здесь я с вами согласен. Надежды на то, что мусульманский мир пойдет на реформы, как в свое время христианский, мало. Я был на одной лекции, где алжирский профессор говорил о необходимости изменений в исламе. Тут в зале поднялась возмущенная дама и заявила: «Как вы можете толковать о реформах, когда Коран нам диктовал сам Бог. Кто же решится изменить слова Бога?» Это только в христианстве есть поле для сомнений, поскольку Библию писали люди. Мы сомневаемся, а они уверены. Но сомнение - это самое важное в жизни. Без него нет науки и движения вперед».

В последнее воскресенье января Елисейские Поля в Париже взорвались. Тысячи арабов били в барабаны и плясали с египетскими, алжирскими и марокканскими флагами в руках. «Что здесь происходит?» - спросила я симпатичного араба по имени Юзеф. «Мы празднуем окончание Африканского кубка по футболу. Египет победил!» - радостно объяснил мне Юзеф. «А ты египтянин?» «Что ты, - слегка обиделся он. - Я француз. Но мой папа приехал из Марокко». - «Тогда почему у тебя египетский флаг?» - «Это же свои, мусульмане. Я сначала мусульманин, а потом француз». - «А что ты думаешь о том, что во Франции хотят запретить «бурку» (паранджу)?» - «Почему ты спрашиваешь, ты откуда?» - «Из России». - «Так вы христиане!» - «У нас 20 миллионов мусульман». «Вот это да! - восхитился Юзеф. - Великая страна! Не думал, что Москва - мусульманский город!» Я дипломатично молчу.

«Я тебе вот что скажу, - говорит Юзеф, и лицо у него темнеет от гнева. - Эти французы никого не уважают. Их женщины летом ходят прямо голые, с пирсингом на животе и в татуировках. Волосы они красят в красный цвет! (Я потуже натягиваю шапочку на свои огненные кудри.) У них замужние женщины заводят любовников, а мужчины бросают семьи из-за шлюх. Они даже собственного Бога не уважают и хотят, чтобы мы плевали на своего. И вот эти люди возмущаются, когда наши девушки надевают «бурку»! Требуют, чтобы полиция таких девушек хватала, раздевала и вела в участок, где оштрафуют на 750 евро! Где у людей стыд?!»

Гнев Юзефа разделяют пять миллионов мусульман-французов. Дебаты о запрете «бурки» всколыхнули всю страну, и впервые красноречивые французы потерялись из-за отсутствия аргументов. Если Франция декларирует себя как атеистическое государство, то почему она позволяет католическим монахиням покрывать голову, евреям носить кипу, но ведет войну с хиджабами? «Потому что «бурка» - религиозный символ, ограничивающий свободу женщин», - заявил мне знаменитый французский писатель Марек Халтер.

В этой истории с «буркой» французы мне напоминают людей, у которых гости засиделись до полуночи. И хозяева начинают выдумывать предлоги, чтобы выставить их за дверь, но у них не хватает мужества сказать: «Убирайтесь к чертовой матери! Мы спать хотим!» Запретить «бурку» можно только на основании того, что это противоречит христианским традициям, но для этого Франция должна ПРИЗНАТЬ эти традиции. «У нас, русских, есть поговорка: «Свято место пусто не бывает». А у вас святое место оказалось пустым, - говорю я Халтеру. - Кто его займет?» «Да, у нас все чаще себя спрашивают: что такое быть французом и могут ли мусульмане стать французами? А это уже расизм». - «Что же в этом расистского?». - «Когда немцы стали задавать себе вопрос «Кто мы есть?», пришел Гитлер и ответил им: «Вы самые лучшие». Мы знаем, чем это закончилось». - «Почему это обязательно должно закончиться Гитлером?» - «Потому что между словом и действием нет границ. Я расист, как и все, но борюсь со своим расизмом. Мы должны контролировать то, что мы говорим».

«У нас во Франции только одно мнение. И оно - политкорректное, - говорит демограф Мишель Трибала. - Люди боятся говорить правду, потому что не знают, что с ней делать. Чувство патриотизма умерло во Франции. Мы проиграли Вторую мировую войну, мы оставили Алжир и влачим колониальное чувство вины. Мы живем в музее великого прошлого и стыдимся настоящего. И это разрушительно. Иммигранты говорят: если французы такие плохие, почему мы должны быть такими, как они?»

Парламентская комиссия во Франции по вопросу о запрете «бурок» заседала долго и пришла к бессмысленному решению: «Надо какое-то решение принять». «У них яиц не хватило!» - так выразилась консьержка в доме моей подруги, португалка по имени Мадлен, женщина прямая, набожная, с католическим крестом на обширной груди. У кого «хватило яиц», так это у швейцарцев. В прошлом году Швейцария на референдуме постановила запретить строительство новых минаретов.

«Минарет прежде всего политический символ, означающий вот что: мы здесь и сейчас, мы готовы распространить свою религию и мы хотим изменить общество по нашим законам, - говорит Ульрих Шлиэр, депутат парламента от Швейцарской народной партии, выдвинувшей идею о запрете минаретов. - Когда мусульмане в 1453 году захватили Константинополь, первое, что они сделали, - установили в Святой Софии минареты, чтобы показать: времена и власть изменились». - «Но у вас в Швейцарии всего-то 4 минарета». - «И хватит. Проблему нужно решать вначале, а не когда уже поздно, как в Германии, где 500 минаретов». - «А если на Швейцарию подадут в Страсбургский суд?» - «Уже подали 7 жалоб! Но кто отменит решение, принятое народом?» - «Чиновники Евросоюза жестко осудили вас». - «Я рад, что мы не члены Евросоюза. Все наши политики страстно пропагандируют вступление в ЕС. К счастью, они должны спросить своих граждан, а народ категорически против. Вся Европа ждала результатов нашего референдума по минаретам. И это важно, что хотя бы одна с

трана набралась храбрости. Знаете ли, премьер Турции Эрдоган как-то сказал: «Демократия - это только поезд, в который мы садимся, чтобы достичь цели: мечети - это наши казармы, минареты - наши штыки, купола мечетей - наши шлемы, а верующие - наши солдаты». Разве можно выразиться яснее?»

Переименуют ли Евросоюз в Соединенные Мусульманские Штаты Европы?..

Чтобы лучше понять, куда движется Европа, с которой мы часто берем пример, спецкор «КП» Дарья Асламова отправилась в самое сердце западной цивилизации - Париж [видео + обсуждение]

В последнее воскресенье января Елисейские Поля в Париже взорвались. Тысячи и тысячи молодых арабов били в барабаны и дудели в трубы, плясали и пели с египетскими, алжирскими и марокканскими флагами в руках. Некоторые горячие головы лезли на деревья, чтобы водрузить флаги прямо над толпой, а машины гудели в знак одобрения. «Что здесь происходит?» - спросила я симпатичного араба по имени Юзеф. «Мы празднуем окончание Африканского кубка по футболу. Египет победил!» - радостно объяснил мне Юзеф. «А ты египтянин?» «Ну что ты, - слегка обиделся он. - Я француз. Но мой папа приехал из Марокко». «Тогда почему ты держишь в руках египетский флаг?» «Так это ж свои, ну, наши люди», - слегка растерялся Юзеф. «Что значит «свои»?» - «Мусульмане. Я сначала мусульманин, а потом француз». - «А что ты думаешь по поводу того, что во Франции хотят запретить бурку (род паранджи) для женщин?» - «А почему ты спрашиваешь, ты откуда?» - «Я из России». - «Так вы же христиане!» - «У нас 20 миллионов мусульман». «Вот это да! - восхитился Юзеф. - Великая страна! Никогда не думал, что Москва - мусульманский город!» Я дипломатично молчу.

«Я тебе вот что скажу, - говорит Юзеф, и лицо у него темнеет от гнева. - Эти люди, французы, никого не уважают. Их женщины летом ходят прямо голые, с пирсингом на животе и в татуировках. Волосы они красят в красный цвет! (Я потуже натягиваю шапочку на свои огненные кудри.) У них замужние женщины заводят любовников, а мужчины бросают семьи из-за шлюх. Они даже собственного Бога не уважают и хотят, чтобы мы плевали на своего. И вот эти люди возмущаются, когда наши девушки надевают бурку! Ты пойди в Булонский лес: там стоят трансвеститы в женских платьях и всем члены показывают, и никто их не трогает. А когда порядочная мусульманская девушка закрывает свое лицо из скромности, французы требуют, чтобы полиция ее хватала, раздевала и вела в участок, где она должна заплатить штраф 750 евро! Ну где у людей стыд?!»

Гнев Юзефа разделяют пять миллионов мусульман-французов. Дебаты о запрете бурки всколыхнули всю страну, и впервые красноречивые французы потерялись из-за отсутствия аргументов. Если Франция декларирует себя как атеистическое государство, равнодушное к религиозным ценностям, то почему она позволяет католическим монахиням покрывать голову, а евреям носить кипу, но ведет войну с хиджабами и бурками? Если все религии равны, почему запреты касаются только ислама? «Потому что бурка - религиозный символ, ограничивающий свободу женщин», - заявил мне знаменитый французский писатель Марек Хальтер. «А мусульмане вам скажут, что крест тоже религиозный символ». - «А вы им скажите, что носите крест как красивую бижутерию». - «Во-первых, это будет вранье и оскорбление моей религии, во-вторых, мусульмане со своей стороны могут заявить, что бурка - всего лишь этническая мода. Что тогда? В этой истории с буркой французы мне напоминают людей, у которых гости засиделись до полуночи. И хозяева начинают выдумывать предлоги, чтобы выставить их за дверь: «Нам завтра рано вставать», «Мы не спали всю прошлую ночь» и т. д. У них не хватает мужества сказать: «Убирайтесь к чертовой матери! Мы спать хотим!» Запретить бурку можно только на основании того, что это противоречит христианским традициям, но для этого Франция должна ПРИЗНАТЬ эти традиции. У нас, у русских, есть хорошая поговорка: «Свято место пусто не бывает». А у вас святое место оказалось пустым. Кто же его займет?»

«Это святое место опустело не так давно, - говорит месье Хальтер. - Человек не может жить без мечты, потому что жизнь - трагедия, и придет день, когда мы умрем, а умирать никому не хочется. Сначала были мечты религиозные, которые разбила революция, на смену им пришли нерелигиозные: социализм, фашизм, либерализм, коммунизм (хотя я считаю коммунизм своего рода религиозной верой). Но все эти идеи провалились. Мы согласились с тем, что трудно найти что-то лучше демократии, но по-прежнему нуждаемся в мечтах. Трагедия смерти существует, а мечты нет, и люди возвращаются к Богу. Немножко религии - это хорошо, но слишком много религии - это война. Мы все расисты и боимся людей, не похожих на нас, которые одеваются по-другому и ходят в мечеть. Человечество со времен Вольтера мечтало о создании международного универсального человека, и вот это время пришло: в Европе больше нет границ и виз. Но с финансовым и моральным кризисом каждый начинает спрашивать: мы - универсальные люди, но почему мы - французы? И тут перед обществом встают два вопроса: что такое быть французом и могут ли мусульмане стать французами? Первый вопрос позитивный, определяющий наше место в мире, второй - расистский. Французы не хотят мусульман во Франции, поскольку страна - традиционно христианская». - «Что же в этом расистского? Нормальная националистическая позиция». - «Потому что, когда немцы стали задавать себе вопрос «Кто мы есть?», пришел Гитлер и ответил им: «Вы самые лучшие». И мы знаем, чем все это закончилось». - «Почему это обязательно должно закончиться Гитлером?» - «Потому что мы, люди, работаем словами и между словом и действием нет границы. Если мы говорим: эти люди не такие, как мы, и мы лучше их, значит, мы можем их убивать. Я расист, как и все, но борюсь со своим расизмом. Я боюсь слов, и мы должны контролировать то, что мы говорим».

«Контроль над тем, что я говорю» - основная характеристика либеральной французской элиты, и писатель Марек Хальтер - ее яркий представитель. «У нас во Франции существует только одно политкорректное мнение, а все вопросы иммиграции медиа рисуют в розовом цвете, - говорит демограф Мишель Трибала. - У нас даже правых не осталось, они тоже ударились в политкорректность. Люди боятся говорить правду, потому что не знают, что с этой правдой делать. Чувство патриотизма умерло во Франции. Мы проиграли Вторую мировую войну, мы оставили Алжир и влачим колониальное чувство вины. Мы живем в музее великого прошлого и стыдимся настоящего, пытаясь наказать себя за ошибки, которые совершили давным-давно. И это состояние умов разрушительно не только для французов, но и для иммигрантов, которые пытаются стать французами. Если французы такие плохие, почему мы, иммигранты, должны быть, как они?» «Я всегда считала, что раскаяние и чувство вины губительно для любой нации, - замечаю я. - Это мнимое «очищение» от ошибок прошлого полностью разрушает иллюзии и мечты молодого поколения, которое вырастает с чувством стыда за свою родину. Обычно ничего хорошего из этого не выходит». - «Я иногда завидую американцам, которые культивируют чувство национальной гордости. А мы, французы, слабые, терпимые и всего боимся. Мы думаем, если мы целуем всех соседей, это сработает. Мы не уверены в наших ценностях, зато те, кто приезжает к нам, уверены в своих. Слабые общества не могут бороться с сильными чувствами».

Парламентская комиссия во Франции по вопросу о запрете бурок заседала долго и пришла к знаменательному, но бессмысленному решению: «надо все-таки какое-то решение принять». Одним словом, рассудили! «У них яиц не хватило!» - так выразилась консьержка в доме моей подруги, португалка по имени Мадлен, женщина прямая, набожная, с католическим крестом на обширной груди. У кого «хватило яиц», так это у швейцарцев. Осенью прошлого года Швейцария всеобщим референдумом постановила запретить строительство новых минаретов в стране. «Во Франции пресса немедленно начала кричать, какие эти швейцарцы ужасные и недемократичные, - говорит французский писатель Андре Гржебин. - Мы в очередной раз продемонстрировали собственное лицемерие».

В поезде на Цюрих моим соседом оказался бывший латыш, получивший швейцарское гражданство десять лет назад. «Вот скажите мне как местный житель, - спросила я его. - Почему во всем мире людей палками не загонишь на выборы раз в пять лет, а в Швейцарии граждане добровольно ходят на референдумы по четыре раза в год?» - «Да им даже ходить не надо, все документы доставляет на дом безупречная швейцарская почта. В Швейцарии действует система так называемой «прямой демократии». Ни один вопрос, от строительства общественного туалета до глобальных политических перемен, не может быть решен без прямого народного голосования. Вам присылают вопросы трех уровней: коммуны, где вы живете, вашего кантона (области) и федерального масштаба. Ко всем вопросам прилагаются документы, освещающие все «за» и «против». Вы спокойно, на досуге изучаете ситуацию, голосуете и отправляете свое решение почтой. А теперь, когда к делу подключился Интернет, голосование будет занимать пару минут. Но если говорить о последнем референдуме по минаретам, я, если честно, голосовал против запрета». - «Почему? Не хотели «дразнить гусей»?» - «Точно. В Швейцарии коммуны и кантоны обладают серьезной властью и могут сами запрещать строительство мечетей и минаретов, по-тихому. А такой громогласный референдум - вызов всему мусульманскому обществу». - «Так, может, в Европе пришло время вызовов?» - «Может, и так. Но теперь швейцарцы опасаются террористических атак на их посольства и представительства по всему миру».

«Минарет прежде всего политический символ, означающий вот что: мы здесь и сейчас, мы готовы распространить свою религию, и мы хотим изменить общество в соответствии с нашими законами, - говорит Ульрих Шлиэр, депутат парламента от Швейцарской народной партии, выдвинувшей идею референдума о запрете минаретов. - Минарет - символ победы, если хотите. Когда мусульмане в 1453 году захватили Константинополь, первое, что они сделали, - установили в Святой Софии минареты, чтобы показать: времена и власть изменились». - «Но у вас в Швейцарии всего-то стоит четыре минарета». - «Всего?! Этого достаточно. Проблему нужно решать в самом начале, а не когда уже поздно, как в Германии, где возведены 500 минаретов, и около ста из них - звучащие». - «А если на Швейцарию подадут в Страсбургский суд, что вы будете делать?» - «Так уже подали семь жалоб! Но Страсбургский суд не может нам помешать. В нашей конституции главное - власть народа, а народ принял решение прямым всеобщим голосованием. У нас действительно особая форма демократии, не сравнимая ни с какой другой страной. Когда Швейцария стала членом Совета Европы, у нее уже была конституция. Это европейцы должны решать, что делать с нами, если их не устраивает наша демократия, а не мы. Теоретически они могут выгнать нас из Совета Европы, но мне очень интересно посмотреть: как Страсбургский суд, который запретил христианские кресты в итальянских школах, разрешит строительство минаретов в Швейцарии?»

«Ваши мусульмане в основном иммигранты из Балканских стран и Турции, люди, близкие к европейской культуре и не настолько агрессивные, как выходцы из стран Магриба, живущие во Франции». - «Верно, но это не значит, что у нас нет с ними проблем. Следующий вопрос, который мы должны решить, - это трагедия семнадцати тысяч мусульманских женщин, выданных замуж против их воли. Как только швейцарской девушке-мусульманке исполняется 18 - 19 лет, семья решает выдать ее замуж и отправляет в Косово или Турцию, откуда через две недели она возвращается уже замужней со своим супругом, которого она в глаза не видела до церемонии бракосочетания. Фактически девушку выгодно продают, поскольку ее швейцарский паспорт может обеспечить гражданство и ее мужу. Брак по принуждению - это нарушение нашей конституции, это против фундаментальных свобод и наших законов. Мы должны настаивать, чтобы гражданская церемония брака совершалась в Швейцарии и чтобы только такой брак признавался нашими законами». - «Когда вы приняли решение о минаретах, многие официальные чиновники Евросоюза осудили вас за недемократичность». - «И я рад, что мы не члены Евросоюза. Весь наш политический класс страстно пропагандирует членство в ЕС. Будь на то воля наших политиков, Швейцария уже завтра вошла бы в Евросоюз. К счастью, они должны спросить своих граждан, а народ категорически против вступления и страстно защищает независимость своей страны. Мы не миссионеры и говорим другим странам: решайте сами. Но, пожалуйста, уважайте и наше решение: мы хотим жить сами по себе и своей головой. Все европейские страны ждали результатов нашего референдума по минаретам. Я получил сотни и сотни электронных писем, где люди говорили: это очень важный факт, что одна страна набралась храбрости вынести столь сложный вопрос на голосование, и мы надеемся, что теперь и в наших странах начнется дискуссия. Премьер-министр Турции Эрдоган как-то сказал: «Демократия - это только поезд, в который мы садимся, чтобы достичь цели: мечети - это наши казармы, минареты - наши штыки, купола мечетей - наши шлемы, а верующие - наши солдаты». Разве можно выразиться яснее?»

P.S. В 1683 году, во время осады турками Вены, венские булочники пекли ночью свежий хлеб и услышали, как турки роют под землей туннель. Бдительные пекари вовремя подняли тревогу и тем самым спасли город. В знак победы над врагом в Вене выпекли новые булочки в виде полумесяца - символа ислама. В таком виде булочка пришла во Францию, где ее так и назвали - круасан («полумесяц»). Спустя столетия новые солдаты ислама покоряют Европу, и перед Евросоюзом вновь встает важный вопрос: что же станет символом новой Римской империи - безобидная булочка к завтраку или грозный полумесяц?