Нет у революции конца

Журналист Максим Соколов — о том, можно ли ждать завершения египетского кризиса

Современная история Египта подтверждает это с большой наглядностью. Свержение в феврале 2011 года многолетнего правителя Х. Мубарака сперва привело к более чем годичному интермеццо, когда власть принадлежала Высшему военному совету, в июне 2012 года в ходе более или менее демократических выборов президентом стал брат-мусульманин М. Мурси. Процарствовав всего год с копейками, он также был свергнут в результате волнений на всё той же площади Тахрир. Власть опять перешла к военным, которые, очевидно, были не удовлетворены годичным правлением демократического брата-мусульманина. Ныне объявлено о победе революции и об очередном интермеццо с переписыванием Конституции.

Либеральный агитпроп, в 2011 году на 150% отыгравший судьбу раиса в смысле «Урок царям», «Будет и на нашей площади Тахрир», «Сегодня в Каире, завтра в Москве», сегодня попытался возобновить те же призывания, лишь заменив Мубарака на Мурси. У беззаветных освободителей даже появился термин «перезагрузка революции», но в общем и целом продолжение агитационного приема оказалось вялым. Всё же нельзя эксплуатировать твиттер-интернационализм до бесконечности, слишком частые революции приедаются, тем более что если Мубарак был плох и за то заслуженно свергнут, спустя малое время Мурси оказался плох и тоже оказался свергнут — причем не менее заслуженно, то где же гарантия, что новый, еще неведомый избранник будет хорош. Ведь Мурси по всем параметрам был антиподом Мубарака и тем не менее отряхнулся в ту же яму. Тут даже непонятно, говорить о революции, либо о контрреволюции.

Само по себе наступившее ныне правление военных, не будучи, конечно, маслом сливочным, в то же время и не является чем-то совсем ужасным. 30-летнее правление Мубарака тоже было de facto военной диктатурой, но страна развивалась достаточно динамично, а деспотия Мубарака была относительно мягкой. По меркам региона даже либеральной.

Беда в том, что все рано или поздно кончается — в том числе и просвещенный деспотизм. Дело даже не в том, что раис приедается подданным — народы, как и жены, алчут новизны. Брат-мусульманин Мурси тоже, как видим, приелся, причем гораздо быстрее. Беда в том, что близок к исчерпанию экономический ресурс просвещенного деспотизма. Ведь «арабская весна» началась на фоне общемирового кризиса, который ударяет прежде всего по периферии мирового сообщества. Кризис быстро разрушает основу негласного социального договора — рост благосостояния в обмен на лояльность. Когда подкупательная политика больше невозможна, арабская улица быстро оказывает себя во всей красе.

Это тяжкая проблема для любого правительства. При серьезном урезании благ не то что арабская — западноевропейская и американская улицы могут в смысле разнузданности не уступить своим братьям меньшим. Но судьба Египта особенно тяжкая, поскольку страна, где для жизни пригодна лишь узкая полоска земли вдоль Нила, давно уже страдает от перенаселенности. Где занять и чем прокормить всевозрастающее население, не знает никто. Теоретически спасением было бы преобразование природы и превращение пустыни в цветущий сад, практически — это требует огромного труда и мощной воли правителя. Настолько мощной, что трудно себе представить, кто мог бы ее явить. Генерал? Либерал? Исламский радикал?

Мурси не строил несбыточных планов, пытаясь прожить на займы, которые он был готов брать где угодно — но не слишком в этом преуспел, что и ускорило его падение. Пришедшие на смену ему военные и, возможно, имеющие далее прийти на смену военным жесткие исламисты столкнутся с той же проблемой прокорма, простого решения которой нет, и неизвестно даже, существует ли сложное.

Вследствие чего народный праздник на площади Тахрир обещает повторяться с томительной неизбежностью. Это та революция, которую можно перезагружать вечно.