Сергей Есин: «Судить о нас будут по тому, что мы написали о России»

Интересный собеседник. Сергей Есин: «Судить о нас будут по тому, что мы написали о России»   Нина Катаева Роман мастера современной прозы Сергея Есина «Имитатор» в своё время так всколыхнул читательскую общественность, что на обсуждениях шли настоящие бои на тему «имитации как универсальной системы жизнеспасения в обществе кругового самообмана». Трагическое мироощущение русской интеллигенции в современном мире стало главной темой Сергея Есина, автора романов «Гладиатор», «Казус, или Эффект близнецов», «Затмение Марса», «Гувернер», «Марбург», «Хургада», многие из которых переведены на иностранные языки. Сегодня писатель – гость «Файла-РФ».

Сергей Есин. Фото ИТАР-ТАСС.

С 1987 года Сергей Есин преподаёт в Литинституте, ректором которого являлся с 1992 по 2006 год. Заслуженный деятель искусств РФ. Лауреат многих литературных премий, в том числе международной премии имени М. А. Шолохова. Сергей Есин – среди основателей кинофестиваля «Литература и кино», который в следующем году отметит двадцатилетие. На XIX «ЛиКе» писатель возглавлял читательское жюри.  

– Сергей Николаевич, а почему такой знаковый фестиваль, как «Литература и кино», не появился раньше?! Что думаете о взаимосвязи двух этих искусств из разных времён?

– Задумывая этот фестиваль, мы исходили из того, что первейшая составляющая тандема «литература и кино» – литература, запечатленная история, память человечества и человеческий опыт. Базовое искусство, на котором держатся и другие искусства. Прежде только литература могла описать то, что сейчас способны «описать», скажем, фотография и телевидение, но литература описывала происходящее своеобразно, не буквалистски, она оставляла лакуны для читательского домысливания. Как ни крути, литература всегда была основой кино, потому что в основе любого фильма всегда лежит рассказ о человеческой судьбе. И несмотря на то, что с течением времени кино отпочковалось от литературы – как, собственно, и от театра, и от изобразительного искусства, – и стало создавать собственное представление о самом себе, факт остался фактом. В основе любого большого кинопроизведения лежит роман или факт литературы,  которые порой обрастают грузом толкований, и на фоне этого возникает совершенно новое произведение. Все эти явления нам было интересно исследовать на новом фестивале.

 

Напомню, что фестиваль зародился во времена кризиса как кино, так и литературы. В литературе, как и везде, все бросились зарабатывать деньги – и в массе своей проиграли. И я помню, как для меня, многократного председателя основного жюри на фестивале, окружённого мэтрами, на первом месте всегда были интересы литературы. Другое дело, литература должна была быть достойным образом воплощена на экране. Потом, когда кино становилось всё более автономным, у нас появилось читательское (библиотекари) и зрительское  жюри, выражающие мнение народа. И это было чрезвычайно важно, потому что когда сходится много мнений, выясняется истина. А читатель всегда взыскателен – как интерпретировали его любимое произведение, что добавил другой художник и смог ли он сохранить смысл, особо ничего не меняя? Сейчас, когда создаётся такое большое количество фильмов «по мотивам» тех или иных произведений, с этим все обстоит просто – берут готовое произведение, которое плывёт в шлейфе многих толкований, и добавляют ещё одно. Через 100 или 200 лет «дописать» литературное произведение значительно проще, чем написать самому, но мой совет молодым – надо пробовать.

– Вы упомянули кризис кино – в мировом масштабе?

– Конечно, в мировом. Я хорошо помню, как в 60–70-х годах мы ждали выхода определённых картин : «Выйдет новый фильм Феллини… Висконти… Антониони». Так же с литературой. Мы ждали: «Выйдет новая повесть Трифонова… Белова… Распутина».

А сейчас есть такие ожидания? Разве что на уровне: «Каким будет новый фильм Спилберга?» Или: «Что расскажут на этот раз о Гарри Поттере»? Задача, в принципе, понижена, кино стало менее элитарным и озаботилось не столько зрителем, сколько сбором.

– Кино, вы хотите сказать, потеряло идеологическую составляющую?

– Такими терминами не оперирую, просто кино стало иным. Недавно я слушал директора «Мосфильма» Карена Шахназарова, и когда его спросили, с чем связано то, что мы допустили так много американских фильмов на наши экраны, он ответил: «А нам нечем заполнять экраны».

Если в советское время на экраны ежегодно выходило не менее сотни фильмов, – конечно, там много было и средних картин, но наше кино было востребовано, – то сейчас выходит вполовину меньше. Этого недостаточно для такой большой страны.  

–  И всё-таки, что не так, по-вашему, с нашим кино и с нашей литературой? Почему между ними нет хорошего контакта, вы сами говорите о понижении задачи?

–  Контакт как раз есть, но дело в том, что раньше и читателями, и кинематографистами был востребован более полный свод литературы, а сейчас мы пользуемся литературой другого сорта. С начала «перестройки» прошло более 20 лет: назовите хотя бы одно литературное произведение, которое прочитала вся страна! А раньше, напомню, было так – выходило значительное произведение, его прочитывала интеллигенция, а потом неловко было не прочитать остальным.

 

Большая  литература существует и сегодня. Вот я каждый год сижу в жюри Международной литературной премии «Москва-Пенне» и могу назвать несколько блестящих произведений, которые вышли в прошлом году. Роман петербургского писателя Валерия Попова «Плясать до смерти»; прекрасная повесть «Мальчики под шаром» Фарида Нагима, окончившего Литинститут; роман израильского писателя Давида Маркиша, пишущего на русском языке, «Тубплиер» – о туберкулезном санатории советских времён; блестящий роман Юрия Буйды «Синяя кровь». Эти четыре вещи были в шорт-листе – и это настоящая литература, не хуже той, что выходила в советское время.

Получилось так, что каждый год я читаю сливки того, что выходит в свет. На «Большой книге» и «Букере» тоже бывают неплохие вещи, но там в ходу клановость, групповые принципы.

– А имена вы можете обозначить?

– Сделать это не берусь, но могу назвать авторов, которых не читаю. Например, читаю Улицкую – но не читаю Акунина. Никогда не читаю Донцову, перестал читать Маринину, хотя лет 15–20 назад она была интересным писателем. Блестяще начинал Быков. Правда, каждый его роман я дочитывал ровно до половины. Так же было у меня со знаменитым романом «Дети Арбата», когда я взялся, спустя время, читать его во второй раз.

Встречаются блестящие вещи в нашей литературе, которые можно обозначить  – в «ЖЗЛ» очень здорово Павел Басинский написал о Толстом, этот роман у меня записан на диск, слушаю его в машине. В Петербурге есть несколько блестящих писателей – Павел Крусанов с его «Укусом ангела»; очень нравится мне молодой писатель Андрей Аствацатуров, который, как и я, любит писать автобиографии;  ещё – Дмитрий Орехов, который написал роман «Будда из Бенареса». И не забывайте, что сейчас в России действует один из самых крупных писателей – Эдуард Лимонов, пишущий в своеобразном жанре. Либеральные писатели, конечно, могут называть его как им вздумается – на самом деле это писатель, имеющий своего читателя, и читателя непростого. Всё более мифологизируется тот же Пелевин – ну, это особый вид литературы, и она не входит в круг моих интересов.

– Вы согласны, что в литературе XXI века превалировать во всех жанрах будет документалистика?

– Согласен, над вымыслом перестают обливаться слезами, ему перестают доверять и литература всё чаще маскируется под документалистику. Но это не значит, что она стала документальной. Например, я пишу дневники, в которых даю своё понимание политики, литературы, событий сегодняшнего дня. У меня много цитат. Часто пишу о вещах, которые быстро уходят, о скандалах, пишу о том, что меня волнует, о чувстве справедливости и социальном неравенстве. По натуре я социалист, и считаю, что мир движется к социализации, а не к капитализации.

Сначала это был просто «Дневник», печатать я его не собирался, – но когда увидел на компьютере выведенные несколько глав, понял, что это готовый текст. И напечатал его в «Нашем современнике». Потом написал «Дневник ректора». А сейчас вышел «Дневник Не ректора» – о том, какой веер предательств, другого отношения и других слов, переоценки людей начинаете вы встречать, когда перестаёте быть большим начальником.

 

Дневники мои стали выходить во многих журналах, и я не одну премию получил за них. Пресса большая, но читателей мало, вещь не раскрученная и не коммерческая. Тем не менее, я это делаю, и есть точка зрения, что, как бы мы ни пыжились, пройдёт время, и судить о нас будут не по тому, что мы о себе думаем, а по тому, что мы написали о России.

– Вам не кажется, что понятие интеллигенции с горизонта уходит, люди интеллектуального труда стали совсем не в цене?

– Как угодно назовите, но не будем забывать, что мы в России, которая всегда была обеспокоена чувством справедливости и служения народу. Я не мыслю интеллигента без обострённого чувства совести. Человек интеллектуального труда может быть программистом, зарабатывать огромные деньги, но для меня интеллигент не тот, кто только придумает или сформулирует идею, а тот, кто приложит все силы для её воплощения.

– За какой литературой будущее?

– За настоящей. Мы много раз хоронили театр, кино и литературу, а она, литература-то, крыльями взмахнёт – и опять окажется на месте. Вот все говорят – уйдёт книжная литература… И действительно, она перемещается в электронные носители, но пишут-то  все от руки или на машинке. По моим ощущениям, в ближайшее время что-то произойдёт с литературой. Потребность в общем воспарении духа, она всегда будет. Вы заметили, люди вновь стали больше читать?..

– Как вы считаете, ваш «Имитатор» навсегда ушёл в прошлое?

– Признаюсь, я думал, что этот персонаж вместе с книгой довольно быстро свернёт свой смысл, но идеи имитаторства прочно овладели обществом. Люди сейчас имитируют всё – труд, работу, политическую деятельность гуманность, кино, искусство, любовь… Думаете, почему так много разводов? Всё не так просто, и в этом смысле я расстроен тем, что «Имитатор» в своё время как явление литературы указавший на процесс, существует в жизни.

– Вас волнует нравственное состояние общества? Где находите объяснение всем этим ужасам, происходящим в последнее время с детьми?

– Большая литература и большое кино всегда занимались обществом. Недавно в энный раз пошёл на «Вассу Железнову» во МХАТе имени Горького. Содержание пьесы знаю хорошо – распад буржуазного общества, возникновение революционеров в буржуазной среде, – и вдруг через пять минут в моём сознании высвечивается новый смысл: оказывается, весь клубок в этой пьесе завязывает тема педофилии! Так оно и было, только называлось по-другому – немолодой дядя востребовал молодую девицу. Увы, такое встречалось во все времена.

А что касается нравственного состояния общества… Вы хотите, чтобы оно устоялось? Но общество не может жить без идеалов. Рубль – не идеал, богатство – тоже не идеал. Причём мы все наблюдаем, что богатство требует потери нравственных критериев. Вот недавно много говорили про Березовского – и то, и другое, и третье, – только забыли сказать, что он – вор.

 

Или сообщают про Полонского, вышедшего из камбоджийской тюрьмы, а в этот момент женский голос по радио произносит: «Что вышел – хорошо, отдал бы он ещё дольщикам те деньги, которые взял на строительство квартир».

На эту тему в программе фестиваля был фильм режиссёра Анашкина, и несмотря на разные точки зрения, большинство учителей хотели бы показать этот фильм ребятам.

– Каково ваше мнение по поводу дебатов о 100 фильмах, рекомендованных к просмотру в школах?

– На мой взгляд, регламентировать ребёнка в том, какие фильмы ему смотреть, нельзя. В желании ряда  кинематографистов организовать для детей 100 фильмов усматриваю стремление создать некий искусственный успех. Внедрение этих фильмов повлечёт за собой множество процессов – напечатать, купить и т. д.

…Первой книжкой, которую я прочитал самостоятельно, был толстый том Золя «Жерминаль» с массой эротических сцен. Помню, как к маме приходила мама приятеля с разборками, почему родители «не следят». И знаете, этот факт не помешал мне стать первым человеком с высшим образованием в нашей семье. Я читал всё подряд, и меня раздражало, когда меня пытались заставить читать только «детскую литературу».

Куда важнее то, как родители общаются с ребёнком, куда и что смотреть они ходят вместе. А сегодня очень важно следить за тем, чтобы ребенок не черпал грязную информацию из интернета.

– В спектакле «Васса Железнова» главную роль играет Татьяна Доронина. Вы могли бы определить роль и место этой актрисы в русском театре XX и XXI веков? Идёт её юбилейный год.

– Татьяна Доронина – одна из тех великих русских актрис, которые обладают огромным внутренним магнетизмом. Ей дан дар – но не думайте, что она им как хочет, так и пользуется.

Однажды я сидел на вечеринке в театре и узнал, что Татьяна Васильевна собирается играть с Зельдиным «Дядюшкин сон». И вдруг этого спектакля не случается – он случается с этим артистом в другом театре. Годы спустя я спросил Доронину: «Татьяна Васильевна, а почему не получился тогда спектакль с Зельдиным?» Она ответила: «А я не знала, что я понесу в этот момент зрителям».

Чувствуете, какая ответственность? Талант, который не ходит рядом с ответственностью – это пустой талант.