Мы живём в уникальный момент развития человеческой популяции, когда она максимально оторвалась от законов естественного демографического движения и вышла в какое-то необычайное состояние. Никогда в истории, на Земле не жило столько стариков, ни в процентном отношении к остальным возрастам, ни в абсолютном количестве! Стариков сейчас не просто много, а фантастически много. Ни одна популяция живых существ никогда не переживала такого феномена, когда старики, в течение долгого времени, преобладают над детьми, причём значительно.
И если ещё пару десятилетий назад всё сказанное было актуально, главным образом, для стран «глобального севера», то есть для Европы, Северной Америки, и России, то сейчас даже в Бразилии резко упала рождаемость и началось старение, стареет Иран, Турция столь же резко притормаживает свою рождаемость и становится старше, даже в Индии снижается доля молодых возрастов и продолжает падать рождаемость. Лишь Иордания, Палестина, Лаос, Парагвай и государства, лежащие к югу от Сахары, пока ещё отличаются от общемировой картины. Тем не менее, средний возраст большинства землян уже очень высок, а в Европе есть страны, где живут только старики, одни лишь старики, (это микрогосударства – Монако и прочие), однако и в более крупных странах Европы, с каждым годом становится всё больше местностей, где живут только старики.
Нынешняя мировая демография преподносит порой забавные сюрпризы и казусы. К примеру, в Китае сейчас рождаемость ниже, чем во Франции, где картину, отчасти, «спасают» приезжие мусульмане и африканцы, хотя и их рождаемость далеко не так высока, как принято считать, и хотя она выше, чем у современных европейцев, но гораздо ниже, чем у европейцев, живших сто лет назад. И, как я сказал уже чуть выше, в большинстве мусульманских стран рождаемость нынче стремительно падает и наблюдается процесс демографического старения общества.
Демографическую пирамиду сейчас будто кто-то взял и перевернул, ведь в течение всей истории развития человеческого общества, старики составляли незначительное меньшинство, а большинством были дети и молодёжь. Однако нынешние чудеса не ограничиваются внешней стороной дела, куда любопытнее внутренняя, глубинная трансформация социума, ведь «перевёрнутость» процесса поистине необычайна. Судите сами: во все века, когда молодые возраста составляли абсолютное большинство населения планеты, доминировали в обществе, однако же, старики, то есть главенствовали социальные и ментальные установки, сформированные стариками, людьми старших возрастов. В культуре средневековья, скажем, вообще отсутствовал отдельный образ ребёнка, на картинах детей рисовали как уменьшенных взрослых.
Стариков было мало, молодёжи было много, но она ничего не определяла, практически не имела своей субкультуры, не являлась движущей силой социальных прогрессов, вплоть до эпохи революций, то есть почти до конца второго тысячелетия нашей эры, а все века, долгие века, тысячелетия, старики сами затевали войны, сами бросали в них людские массы, сами диктовали миру моду на образ мыслей, образ поведения и религиозных обычаев, и даже если среди выдающихся лидеров находился человек относительно молодой, то он играл по законам социума, который сложился веками и был продиктован стариками, зрелыми людьми.
Некоторое исключение из «диктатуры стариковства» (хотя и с натяжкой) можно разглядеть в греческой античности, но, подчеркну, лишь в некоторых её периодах и в некоторых полисах, однако римская античность была диктатурой зрелых людей, а уж средневековье явилось «классической» эпохой старческого социума, в котором старость является сутью социального феномена, несмотря на то, что самих стариков очень мало, а большинство-то составляют, напомню, молодёжь и подростки.
Чего же мы видим нынче? Каков доминирующий стереотип культуры в нынешний момент?
А он, как ни странно, являет собой субкультуру подростка! Это могло бы показаться удивительным, но подростковость, то есть ювенильность - феномен затянувшейся, неестественной молодости, сделался сутью культуры и социальных установок того общества, в котором мы живём, общества, большинство которого – люди зрелые.
Оглянитесь вокруг и вы увидите подростков. Не важно сколько этим подросткам лет, порой им за пятьдесят, но они одеты как подростки, они пострижены как подростки, они порой и ведут себя как подростки, они насквозь пропитаны ювенильным стереотипом существования. Подросток победил старика, но получилось, что какая-то фальшивая молодость вырвалась на доминирующие позиции, сделавшись чем-то уродливым.
Но как же это удивительно, странно, чудно и пожалуй забавно!!! Тут поистине проявляется ирония судьбы: когда старики были незначительным меньшинством, в человеческом обществе, вся суть жизни была «заточена» под стереотипы, формируемые стариками и зрелыми людьми, но когда старики, всё более и более приближаются к тому, чтоб стать большинством, вся суть социального процесса, вся суть общественного бессознательного становится существом подростка! Вот ведь чудеса-то, вот ведь чехарда смыслов и процессов!
Но объяснить доминирование стариковского начала и стариковской воли, которая главенствовала в древности и в средневековье, пожалуй, не так и сложно, ведь молодёжи-то было много, но абсолютное большинство этих людей умирало, или трагически погибало в молодости, а те индивидуумы, которые ухитрялись дожить до старости, оказывались наиболее умелыми в науке выживания, наиболее стойкими, по-своему пассионарными, они ухитрялись заполучить себе высокое социальное положение, и с этой высоты формировали общество, в котором жили.
Кстати, ещё одна интересная деталь! Старики-мужчины, на фоне общего количества стариков, как нынче в России, так и во всех европейских обществах прошлого, были меньшинством, женщин-старух было больше, но определяли-то социальный контекст именно мужчины-старики, женщины же были замечены в этом гораздо реже, хотя их и было гораздо больше.
Нынче же, в немалой части стареющих обществ, к примеру в Китае, стариков-мужчин делается больше, чем женщин-старух, и это ещё один удивительный феномен, (ведь мужское существо так устроено, что оно не приспособлено для пассивной старости, не может жить без активной деятельности; мужчины умирают раньше женщин но это закономерно, ведь мужское начало – субъект активного, резкого движения, интенсивной работы; женщина легче переносит монотонный, длительный труд, мужчины же более способны к высокой нагрузке, в том числе интеллектуальной, главное, чтоб она несла с собой интенсивное движение). В старости женщины могут занять себя вязанием, спокойными занятиями, мужчины же, и выйдя на пенсию, мечтают вернуться на работу, или найти себе какое-нибудь применение, ведь очень трудно просто сесть и сидеть.
Нынче же удивительные феномены социальной трансформации общества обусловили такое положение, что едва ли не все категории людей, включая стариков, всё более и более играют роль подростков, ведь вся среда стала подростковой. Выйдите на улицу и вы увидите это. Не хотите идти на улицу, включите телевизор, там вообще вам пропоют гимн подростковой сущности, там всё будто слеплено из сущности трудного подростка, потерявшегося в джунглях современной феноменологии надтреснутого развития человечества. А одна из черт подростковости – праздность. Причём не всё так просто и с праздностью, ведь подросток всегда хочет деятельности, он даже жаждет её, но ему нужна какая-то особая, увеселительная, иная деятельность, подростку далеко не всегда интересно то, чего может увлечь зрелого человека.
Нынешнее человеческое общество продолжает стареть, и если говорить о чисто демографической стороне дела, то процесс идёт к катастрофе, ведь коль всё будет продолжаться так, как идёт сейчас, то есть коль динамика старения сохранится на нынешнем уровне, однажды человечество станет планетой стариков, которые будут обладать всевозможными развлекательно-электронными прибамбасами, но вынуждены будут умирать от голода, ведь работать будет некому, немощность большинства обусловит уничтожение популяции.
Об этом давно догадались в европейских странах (потому-то и завозят людей из стран «глобального юга», надеясь на то, что их присутствие что-то изменит, хотя на самом деле оно не меняет ничего), в таких странах как Швеция идут по пути «агрессивного» стимулирования местной рождаемости создавая максимум условий и платя неплохие деньги, но почти ни в одной из стран, где демография уже «надломилась и упала» её не удавалось «вернуть» в растущий вектор, исключение пока составляет лишь одна страна – Россия, здесь после демографической катастрофы девяностых, люди, как ни странно, откликнулись на путинскую программу «материнского капитала» и рождаемость выросла, почти устранив естественную убыль к настоящему моменту. Это явилось удивительным, почти обескураживающим сюрпризом для многих европейских и американских демографов, ведь, повторюсь, рождаемость можно «уронить», но поднять её обратно почти никому не удавалось, тем более, коль речь идёт об одном из стареющих европейских обществ.
Впрочем, я зря затронул тут тему России, ведь это отдельная история, и говорить о ней нужно отдельно. Она, будто бы, и включена в феноменальный процесс нынешнего превращения глобального общества в старика-подростка, но будто бы имеет какое-то отличие, не проявлявшееся, на полную мощность, в последние двадцать лет ввиду стрессовой ситуации, обрушившейся на наше общество благодаря подлой политической провокации Горбачёва и Ельцина и их заокеанских «заказчиков»; но тем не менее Россия, по всей видимости имеет потенциал для возникновения, а вернее развёртывания, а может и возрождения некого давнего процесса, заложенного в код развития её уникального социального организма, в основе развития России лежит иная философская модель, чем в основе развития основной части западноевропейских обществ.
Однако нельзя обманывать себя и нужно признать, что в общем и целом, в нынешний-то момент, и Россия следует курсом той странной программы старческой ювенильности, которая, казалось бы, так ценит молодость, делает культ из молодости, ведёт себя как подросток, живёт как подросток, думает как подросток, смотрит на вещи как подросток, ищет развлечений как подросток, но… всё более и более стареет и дряхлеет.
Люди зрелого возраста и старики стали самой многочисленной категорией населения Европы и мира, но они сделали то, чего никогда не делали, будучи меньшинством – они переняли субкультуру подростков.
Должен сказать, что этот вопрос, который я поднимаю здесь, является, на нынешнем этапе, одной из ключевых тем моей науки – социологии (я имею в виду серьёзную, теоретическую социологию, а не те спекуляции, которые нам порой выдают всякие шулера, под видом социологов). Есть немало серьёзных научных исследований, где феномены, о которых я вскользь упоминал тут, описаны системно, разложены на составляющие, обозначены, проанализированы, однако, несмотря на ценность таких работ, мало кто из их авторов может внятно и конкретно ответить на вопрос: «А почему же, всё-таки, так случилось, что человеческое общество вошло вдруг в столь удивительную фазу социально-демографического развития, который характеризуется странным доминированием подростковой стереотипической модели существования на фоне увеличивающегося количества стариков, как абсолютного, так и относительного? Почему, в конце концов, человеческое общество, всю свою жизнь стремилось к мудрости и зрелости, а тут вдруг погналось за подростковостью?»
И я понял, что ответ на этот вопрос, пожалуй, не может быть сформулирован лишь академическим языком, а звучать настоящий ответ будет, наверное, так: «Нынешняя цивилизация просто впала в детство, став демографически старой, потому и тянется она к тому, что характерно для ребенка или подростка». Вот такой ответ. И следующей темой, непосредственно связанной с этим разговором, является вопрос: «А что это есть, чем всё это является, и к чему всё это идёт? Означает ли всё это гибель цивилизации и вымирание, или это лишь окончание фазы развития не всей цивилизации в целом, а текущей (и критически постаревшей) формации, на смену которой должно прийти нечто иное, перпендикулярное нынешнему, а может просто другое?»
Но это уже следующая тема, которая непременно должна включать в себя прогнозы, прогностическую компоненту, а сегодня я хотел всего лишь, в очередной раз удивиться, обрисовав текущий момент, ведь момент этот необычайный, никогда прежде не возникавший, не случавшийся, поскольку ни в одной из популяций, когда-либо существовавших на планете Земля, не бывало так, чтоб зрелые существа и старики становились большинством, такое бывает только в зоопарке и в цирке, где животные не размножаются, или делают это очень неохотно. Выходит, вся человеческая цивилизация похожа сейчас на один большой цирк, потому-то и ведёт себя так абсурдно, алогично, несётся к какой-то неведомой черте.
Весь нынешний политический процесс, как и социальный, а уж тем более процесс финансовой драмы, основанный на долговых пирамидах «развитых стран», характеризуется чумным абсурдом, каким-то цирковым, безудержным абсурдом, всё абсурдно до невозможности. И лишь где-то на отшибе, в отдалении от основных потоков доминирующей жизни, текут какие-то иные процессы, почти не заметные, маргинальные, как сейчас принято говорить, то есть процессы почти не согласующиеся с общим течением нынешней формации и её жизненного цикла, вот они-то эти процессы, и люди, носители этих свойств, и будут определять следующий период истории, как и водится, когда махина сбрасывает прежний вектор, оборачивается, и последние становятся первыми.
Удивительно, но даже Западная Европа, которая во времена главного расцвета человеческой цивилизации, то есть в эпоху цивилизационных прорывов Индии и Египта, была почти безлюдным, холодным позаброшенным захолустьем, в своё время стала претендовать на то, чтоб называться центром цивилизации. Вот ведь чудеса! Хотя закончить она решила цирковой программой. Ну что ж, тоже любопытно, хотя пожалуй это делается уже скучновато.
Вернуться назад
|