Два борца

Журналист Максим Соколов — об отношении нынешних оппозиционеров к Борису Ельцину

Максим Соколов. Фото: Глеб Щелкунов

Киберактивист А.А. Навальный в данном им на прошлой неделе обширном интервью изложил наконец свое отношение к первому президенту России, которое оказалось острокритическим: «Вот советский народ, когда Союз развалился, избрал Ельцина, на которого возлагались большие надежды, я и сам был ярым ельцинистом. Но он оказался отвратительным лицемерным алкоголиком и в итоге обменял то, что было достигнуто, во что люди верили и чего добивались, на безопасность для своих жуликов-родственников Тани, Вали и всех остальных».

На автора этих строк почему-то наибольшее впечатление произвела характеристика «отвратительный лицемерный алкоголик», причем не своей негативностью — Г.А. Зюганов и А.А. Проханов еще и в период правление Б.Н. Ельцина выражались не слабее, а уж сегодня охранители выражаются как бы и не покрепче. Поразила она именно своей неестественностью — как будто обратный перевод с американского. И это русский националист, которого сам язык должен вдохновлять на то, чтобы метко сказанное русское слово кипело, билось и животрепетало. Тут же унылый газетный штамп, причем не русский. Впрочем, А.А. Навальный тут не очень виноват. Канцелярит — это болезнь языка, благополучно пережившая СССР, просто теперь канцелярит и заштампованность все больше выражаются в кальках с американского, причудливо чередуясь с пацанскими оборотами речи. Официальные вожди тоже подвержены этой манере, и, очевидно, куда конь с копытом, туда и трибун с клешней. Все изъясняются на чудовищном наречии.

Сообщение А.А. Навального, что в момент, когда СССР развалился, он и сам был ярым ельцинистом, несколько комично, потому что в период восхождения Б.Н. Ельцина к высшей власти (1990–1991 годы) будущему киберактивисту было 14–15 лет. Возраст достаточно нежный, чтобы не отвечать за свои отроческие заблуждения — всякий может вспомнить, каким проницательным умом он сам отличался в столь юные лета.

Дело совершенно в другом. Как бы ни относиться к первому российскому президенту, необходимо заметить, что среди либерального бомонда господствует либо вовсе положительное отношение к Б.Н. Ельцину, либо, по крайней мере, готовность понять и отчасти простить грехи первого президента. «С одной стороны, с другой стороны, время было сложное, коридор возможностей узок etc.»

У некоторых это связано с тем, что радикальное отвержение той эпохи и того президента, логически влекло бы за собой личное покаяние, и тогда не очень понятно, стоит ли сейчас — с такими личными былыми ошибками, чтобы не сказать грехами — претендовать на интеллектуальное возглавление  освободительного движения. Не все же были в то время столь юны, как А.А. Навальный. Другие, будучи еще кое-как готовыми не возражать против неслыханной простоты, с которой объясняется современная эпоха, — «всюду жулики и воры, когда мы их спихнем, увидите, порядок какой мы заведем», — всё же не способны идти на дальнейшее интеллектуальное жертвоприношение, объясняя все беды 1990-х алкоголизмом, Таней и Валей. «Ради того, чтобы они сохранили свои 300 миллионов, которые где-то скрысили на каких-то нефтяных компаниях, и остались в безопасности, Ельцин сдал всё то, во что верили миллионы людей, которые голосовали за него». Есть, наверное, какой-то предел примитивности миросозерцания, если он перейден, то определенной породе людей снести его достаточно трудно.

Для племени младого, незнакомого, которое обретается в твиттере и чьи реакции сводятся к «Ура!» и «Долой!», трудностей, конечно, нет. Они сами находятся в фазисе юного Навального — то есть возлагают большие надежды, сами будучи ярыми навальнистами. Представителям более образованного класса — повторимся, вне зависимости от того, как они сами оценивают Б.Н. Ельцина, ибо дело тут не в плюсе или минусе, а в степени примитивизма, — чтобы достичь неслыханной простоты, придется всерьез перековаться, Как говорили встарь, повариться в рабочем коллективе.