С. Черняховский: Что отличает культурного человека от дикаря

Политика Система запретов     СЕРГЕЙ ЧЕРНЯХОВСКИЙ доктор политических наук Культурного человека от дикаря отличает не отрешённость от жизни и погружение в мир эстетического удовольствия, а знание того, что делать нельзя. Обладание и владение «системой табу».

Сергей Черняховский. Фото: Алексей Исаев / «Файл-РФ».

Казалось бы, наличие «табу» – элемент мира примитивных цивилизаций. Это отчасти верно. В том смысле, что именно с осознания существования запретов начинается цивилизованность.

То есть цивилизованный и культурный человек – это не человек, который утверждает своё право жить без ограничений, а человек, который знает, что есть вещи, которые делать нельзя и не принято: то есть, принимает над собой власть тех или иных запретов.

Отсюда культурная политика, тем более культурная политика государства – это не некая сфера обслуживания мира тех, кто объявляет себя творцами искусства. Хотя поддержка тех, кто действительно создаёт культуру и искусство, естественная задача государства. В сути своей – это содействие распространению культуры и просвещение, создание для каждого человека возможности доступа к миру культуры и погружения в неё, то есть – знания и погружения в систему запретов.

С точки зрения системной политической теории, культура это не некая «организация досуга и развлечений», культура – это производство того, что называется латентными образцами, то есть сохранение и утверждение норм и обычаев своей страны вместе со знакомством с нормами и обычаями других стран. И государственная политика в этой сфере – это организация такого производства. Но организация не в смысле менеджерства, а в смысле поощрения производства тех образцов поведения и ценностных норм, которые решают задачи, стоящие перед страной, усиливают страну и воспроизводят её ценности и начала самоидентификации.  

Это не значит, что государство лишь охраняет обычаи: если оно начинает ограничиваться этим, утверждаемая и распространяемая культура может оказаться неспособна выдерживать ценностную конкуренцию с иными, внешними культурами, окажется неспособна обеспечивать адаптацию в меняющийся мир. Но проблема состоит в том, что обеспечивать эту адаптацию она должна в рамках целей своего развития, с сохранением своей значимости, памяти и идентификации.

В этом отношении задача государственной политики в области культуры – это просвещение, доведение «до масс» того, что формирует человека, знакомого с достижениями культуры мировой, но в первую очередь признающего значимость культуры своей. И мировую культуру умеющего рассмотреть с точки зрения преимуществ своей. Точка зрения, согласно которой задача государственной политики в этой сфере – не вмешиваться и не мешать возникать и развиваться тому, что возникает само по себе – неверна просто потому, что «само по себе» вообще ничего не возникает и не развивается. Всё это происходит под влиянием тех или иных распространяемых образцов.

Эти образцы могут, с одной стороны, отражать некую практику «облегчения запретов», к которой всегда существует определённое тяготение. Просто потому, что делать то, что делать легче, проще и удобнее. Но распространение практики такого «облегчения», расширение зоны разрешённого как раз и разрушает то, в чём состоит и значимость, и сила сложившейся национальной культуры. Не мыть руки перед едой – всегда легче, чем их мыть. Не чистить зубы – легче, чем их чистить. Биться в истерике – легче, чем держать себя в руках. А плеснуть на полотно краску, предложив зрителям любоваться узорами, – много легче, чем учиться классической живописи.

С другой стороны, если рассмотреть культуру и искусство с точки зрения доставляемого наслаждения, то более просты и соответствуют более «примитивному уровню». Стриптиз проще для восприятия, чем классический балет, бульварный роман – нежели роман Бальзака или Достоевского. А Пелевин воспринимается легче, чем «Евгений Онегин».

И третий аспект: в условиях того, что принято называть «Открытым обществом», и свободы распространения информации уже иные субъекты и иные государства могут осуществлять распространение в твоей стране тех «латентных образцов», которые выгодны им. Либо чтобы привить твоей стране свою систему ценностей, либо чтобы  ослабить систему твоих мотиваций, твоей готовности защищать свою страну и ценить свою культуру.  

То есть сфера культуры страны – это не сфера развлечений и углубления комфорта. И министерство культуры любой страны, особенно в  нынешних условиях в России, это ведомство защиты духовного и интеллектуального национального суверенитета. То есть, ведомство политическое. Ведомство, которое ведёт борьбу за страну и за её суверенитет. Возможно, на наиболее сложном участке.

И одновременно – ведомство производственное. Потому что оно, обеспечивая производство латентных образцов поведения и жизни, производит и воспроизводит страну. И его задача – не «не мешать художникам». Его задача – содействовать производству и принятию тех образцов и тех запретов в области интеллектуальной жизни, которые усиливают страну и её граждан, и препятствовать создавать те, которые могут её ослабить.

В условиях России, ценностная жизнь и смысловые основы которой поверглись жёсткой агрессии в конце 1980-х годов, это – Министерство восстановления страны и сохранения и её памяти, и её исторической самоидентификации. Только ему работать сложнее, чем спецслужбам. Потому что те, кто разрушают страну в ценностном плане и осуществляют интеллектуальную и смысловую агрессию против нее, формально в большинстве случаев юридически ничего не нарушают. И формально, с правовой точки зрения, неподсудны. Хотя, может быть, стоит задуматься и о том, правильно ли такое положение дела?