Глазьев: США, Великобритания, Европа и Япония перешли к политике безграничной денежной эмиссии под отрицательный процент. То есть получатели кредитов еще имеют премию за то, что они берут кредит, чтобы его куда-то вложить.
Панарин: Долго это может продолжаться?
Глазьев: Объявлено, что это будет продолжаться как минимум до 2015 года. Масштаб этой кредитной экспансии впечатляет. Скажем, за один прием Европейский центральный банк печатает триллион евро.
Панарин: Это гигантская цифра.
Глазьев: Что такое триллион евро? Нам надо 10 лет экспортировать нефть, чтобы получить триллион евро. Поэтому и в названии этой статьи мы образно представили ситуацию как войну печатных станков. То есть для того, чтобы захватить экономическое пространство, нужны деньги.
Панарин: Интересно: России нужно 10 лет продавать нефть, чтобы получить то, что они делают за один день.
Глазьев: За одно мгновение.
Панарин: За одно мгновение Европейский банк печатает триллион евро. Этот пример наиболее ярко характеризует войну печатных станков.
Глазьев: В этом колоссальное преимущество эмитентов мировых валют. Их пустые бумаги, даже записи на счетах, виртуальные деньги превращаются в реальный продукт после того, как они обмениваются на импорт нефти, каких-то других материальных благ и приобретение собственности.
Я не разделяю оптимизма некоторых экспертов, которые рассказывали, что была проведена величайшая успешная сделка - продажа 7 процентов акций Сбербанка каким-то трем американским фондам. И еще на этом получили астрономические комиссии те, кто этим занимался.
Что это такое, если посмотреть с другой стороны? Три американских фонда, имеющих неограниченный доступ к печатному станку, получающих годовые кредиты под 2 процента, для них это просто вопрос переговоров с Федеральной резервной системой 2-3 дня, и купить любую собственность где угодно в мире. Что это как не финансовая война? Война за обладание реальным ресурсом.
Панарин: А как нам защититься в этой финансовой войне?
Глазьев: Во-первых, хотел бы сначала проследить логику. У экономистов она обрывается в момент трансформации денег в реальные активы. Экономисты в большинстве своем не понимают реальных политико-экономических последствий трансформации пустых денег в реальные активы. Они просто не отличают реальные ценности от виртуальных. Так устроено современное основное течение экономической мысли.
Конечно, не для всех экономистов, а для тех, кто исповедует теорию монетаризма, и сторонников либеральной теории рыночногофундаментализма рынок - в любом случае хорошо. Они не отличают виртуальный рынок от реального. А неэкономисты видят последствия, что наши геоэкономические, даже геополитические конкуренты за здорово живешь все у нас скупают.
Мы пришли к ситуации, когда, как сказал президент в своем послании, девять из десяти сделок проходят в оффшорных зонах. А что это за сделки? Кто их финансирует? Если они в оффшорных зонах, в иностранной юрисдикции, они все в долларах или в евро, значит...
Панарин: То есть фактически в тех валютах, которых мы не имеем...
Глазьев: Получается, что оборот нашей собственности, наших заводов, месторождений, проходит мимо, в другой юрисдикции, не в нашей, за нашей спиной, можно сказать. И доминируют в этом обороте те, кто печатает деньги из воздуха, потому что у них неоспоримое конкурентное преимущество. Они могут выложить на стол столько денег, сколько нужно, чтобы купить любую страну.
Но здесь эта трансформация туго осознается, потому что, казалось бы, мы продаем за доллары и евро наши активы и наши реальные ценности. Но мы же эти доллары и евро потом можем использовать и купить что-то по импорту, купить у них активы. То есть мы вроде как не просто за воздух торгуемся.
Панарин: То есть вроде бы все на равных?
Глазьев: Но в действительности мы понимаем, что эта игра - неравная, несправедливая. То есть они печатают бесконечно, а мы должны пахать, добывать реальный актив. В этом смысле это похоже на фокусничество, когда заставляют одни, как в фильме "Кин-дза-дза!", помните, кто умеет одеть лиловые штаны, может заставить того, у кого нет лиловых штанов, работать на себя.
Панарин: Судя по всему, мы пока не в тех штанах. Как нам одеть те штаны?
Глазьев: Что здесь важно понимать? Важно понимать, что, печатая такое количество денег, конечно, никто в Америке, Европе, Англии и Японии не говорит, что эти деньги печатаются для захвата чужой собственности. Они так даже и не думают. То есть для денежных властей этих стран важно сохранить свою банковскую систему.
Панарин: Сергей Юрьевич, как нам защититься в этой финансовой войне?
Глазьев: Я бы хотел сначала показать логику. Банковская система испытывает перенапряжение, потому что огромная часть активов, куда были вложены деньги, обесценилась. Ипотечные кредиты рухнули, рынок недвижимости рухнул. Люди потеряли дома. Два миллиона потерь - это немалая сумма.
Панарин: Два миллиона? Это в Америке? Если умножить на четыре, гигантская цифра получится.
Глазьев: Двадцать миллионов людей потеряли пенсионные сбережения. В Америке просто катастрофа в некоторых сегментах общества. Это не шуточки. Поэтому они печатают деньги для поддержания своей банковской системы. Потому что если банковская система лопнет, это будет уже конец света.
Панарин: Причем не только для Америки, но и для всего мира.
Глазьев: Для поддержания банковской системы они печатают деньги. Но объективно, даже если мы предположим, что у этих банкиров нет денег скупать российскую собственность, то они оказываются в ситуации, когда для того, чтобы свести концы с концами они должны занимать огромное количество денег. И хотя эти деньги даются им практически бесплатно, но тем не менее все-таки номинальный один процент, но есть. Поэтому они должны будут рассчитываться этой суммой.
Поэтому, естественно, возникает объективная потребность распихивать деньги куда-то, чтобы хоть где-то получить доходы. И наш недооцененный, недокапитализированный рынок - это, естественно, приманка, которая обязательно будет использована. А дальше - тоже, как хотите, вопрос приоритета.
Мы знаем, что в ходе приватизации почему-то американские компании, близкие к американским спецслужбам, благодаря своим советникам, сидевшим в Росимуществе, ухитрились скупить именно те предприятия авиационной промышленности, которые выпускали критически значимые комплектующие.
Панарин: Для национальной безопасности собственной промышленности?
Глазьев: Да. И дальше эти предприятия начали закрываться. Я помню, я некоторое время работал в Совете безопасности, вынужден был придумывать, каким образом вернуть эти предприятия обратно России. Даже не государству, а просто в российскую юрисдикцию. Потому что на этих предприятиях просто прекращалось производство.
Панарин: То есть фактически это форма такого экономического давления?
Глазьев: Это просто блокирование нашего оборонного потенциала. Например, кварцевое стекло. Мы знаем, что в Гусь-Хрустальном делают красивые изделия из хрусталя. Но главной сферой деятельности было изготовление космического стекла для высокоточных, высокопрочных конструкций. И где эти люди? Их просто уже нет физически. Этих инженеров, кто захотел, отправили в Америку, предложили им там работу, и они там спокойно работают на нашего геополитического конкурента.
Если есть гигантский поток денег, который ваш центральный банк печатает как бы для своих нужд, ничего не мешает соответствующим структурам, ориентированным на другие цели - на захват влияния, на удержание лидерства в мире, на подавление геополитических конкурентов - направить эти деньги именно на эти цели. Денег так много, что манипуляция даже небольшой частью этого потока позволяет получать гигантские преимущества в любой стране мира. Поэтому это и назвали войной печатных станков.
Панарин: Наш президент, выступая 12 декабря с ежегодным посланием, произнес слово "деофшоризация". Это и есть некий защитный барьер в борьбе с потенциальной агрессией печатных станков, с вашей точки зрения?
Глазьев: Во-первых, я хочу привести один пример, который покажет, что эта финансовая агрессия - это не пустые слова. Премьер-министр Малайзии Мохаммед Махатхир, создавший экономическое чудо, два десятилетия воевал с Валютным фондом и с международной финансовой системой. Почему он это делал? Потому что в период предыдущего структурного кризиса, когда тоже были финансовые пузыри и была аналогичная картина, страны с открытым валютным режимом, как у нас, полностью либеральный валютный режим, у нас нет ограничений по трансграничным движениям денег.
Так вот, избыточные деньги приходили в некую страну, предположим в Малайзию. Приток этих денег вызывал вздутие фондового рынка. Здесь закон спроса-предложения: чем больше спрос на какие-то активы, тем больше цены на финансовом рынке. Появлялись финансовые пузыри, они вздувались, переходили в режим финансовых пирамид, Потом иностранные спекулянты, контролирующие ситуацию, уходили с рынка со сверхприбылями. И все обваливалось многократно.
Панарин: Прежде всего Сорос, да?
Глазьев: В том числе. Он же это описывал в своих книжках. Не думайте, что это где-то за океаном. Именно это произошло у нас в период приватизации, вспомните: пирамида МММ, спекуляции на фондовом рынке. Это только нам казалось, что там российские махинаторы. На самом деле, 70 процентов сделок на российском фондовом рынке проходило в пользу американского капитала. Для этого и сидели американские советники в соответствующих ведомствах. Они подсказывали американским спекулятивным фондам, где что покупать.
Чем это кончилось? Это кончилось катастрофой 1998 года. Что мы потеряли, мы помним, - сбережения, курс рубля полетел. А что выиграли спекулянты? Я как-то посчитал: за один доллар, вложенный в покупку приватизационных чеков и затем в раскрутку финансовых пирамид, к моменту финансовой пирамиды ГКО спекулянты уже получили около 10 долларов. Затем они это дело на пирамиде ГКО увеличили еще в 30 раз. Договорившись с Центральным банком, они обеспечили себе режим вывода денег из России, как будто для того, чтобы привлечь спекулятивный капитал, отменили валютный контроль по этим бумагам.
Валютный контроль тогда был. Но если вы купили ГКО и продали потом ГКО, то с этой операцией вы потом могли безо всяких препятствий обменять доллары и вывести деньги, что они и сделали за два месяца до краха. Пользуясь своими связями в некоторых наших властных структурах, они ухитрились даже под занавес просто договориться с людьми, которых вскрыла комиссия Совета Федерации, кто этим занимался. Договорились, что они просто обменяли свои рублевые гкошки на долларовые облигации российского государства.
Такое мошенничество тоже имело место. Иными словами, мы остались с разрушенной финансовой системой, наши банки обанкротились, страна обанкротилась.
Панарин: А они получили гигантскую прибыль.
Глазьев: Они получили прибыль один к тридцати. У нас фондовый рынок упал в 10 раз. Они через год опять заходят и покупают десятикратно подешевевшие активы.
Панарин: Фактически за копейки.
Глазьев: Мы имеем в виду, конечно, успешную операцию. Были успешные операции и неудачные. Но если мы возьмем траекторию, что каждая сделка является успешной, на самом деле, риски были небольшие, таких сделок было большинство, то на один доллар, вложенный в 1994 году, в 2002 году можно было купить активов уже на 300 долларов.
Панарин: То есть, получается, в 300 раз. Как нам прикрыть эту лавочку?
Глазьев: Это все происходит на наших глазах. И наши денежные власти этому рукоплещут. Это не считается угрозой национальной безопасности, и продолжается линия, что давайте будем держать наши ворота открытыми, потому что если мы начнем фильтровать, то они, дескать, от нас убегут и к нам не придут....
Продолжение интервью в этом видеоролике.
https://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=z-VGTLp1J4w