«Мы из года в год с семьей 19-е число проживаем в «предвкушении» очередной порции мерзости. Сколько можно склонять фамилию моего брата? Использовать его фамилию для совершенно мерзких, низменных политических целей?» – заявил в интервью газете ВЗГЛЯД депутат Госдумы Михаил Маркелов. Так он комментирует действия организаторов шествия, приуроченного к годовщине гибели его брата.

 

Днем в субботу в центре Москвы, на Тверском бульваре, намечено шествие в память об убитых адвокате Станиславе Маркелове и журналистке «Новой газеты» Анастасии Бабуровой. Окончательно согласовать шествие с мэрией удалось накануне. Разрешенное число участников акции – до 700 человек.

 

Напомним, Станислав Маркелов и Анастасия Бабурова погибли 19 января 2009 года на Пречистенке в центре Москвы, когда выходили с пресс-конференции. Убийца расстрелял их в упор из пистолета. За это преступление спустя два года были осуждены один из основателей журнала «Русский образ» Никита Тихонов и активистка организации «Русский вердикт» Евгения Хасис.

 

По данным следствия, преступление было совершено в качестве мести за активное участие Маркелова в антифашистском движении и осуществление им профессиональной деятельности по защите лиц, придерживающихся антифашистской идеологии. Бабурова же была застрелена как очевидец убийства адвоката. На суде Хасис полностью отрицала свою вину, Тихонов признавал лишь факт торговли оружием.

В апреле 2011 года коллегия присяжных большинством голосов вынесла обвинительный вердикт.

 

Как сообщили «Вести», утром в пятницу антифашисты вывесили напротив Кремля, на Большом Каменном мосту, баннер в память о Маркелове и Бабуровой с лозунгом «Если ты помнишь, то знаешь, что делать». Затем участники акции несколько минут жгли файеры и скандировали: «Помнить – значит бороться». На плакате также была указана информация о месте и времени проведения памятного шествия 19 января.

 

О своем отношении к шествию в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал брат убитого адвоката, депутат Госдумы Михаил Маркелов («Единая Россия»).

 

ВЗГЛЯД: Михаил Юрьевич, ваше отношение к организаторам шествия и к самому мероприятию?

Михаил Маркелов: Какое у меня к этому может быть отношение? Мы из года в год с семьей 19-е число проживаем в «предвкушении» очередной порции мерзости. Сколько можно склонять фамилию моего брата и притягивать за уши различные политические ситуации? Использовать его фамилию и нашей семьи для совершенно мерзких, низменных политических целей?!

ВЗГЛЯД: Как бы отнесся ваш брат к лозунгам, которые готовят организаторы шествия?

М. М.: Да, мой брат имел самое непосредственное отношение к такой организации, как «Антифа». Со многими был знаком там и сотрудничал. Но к политике в чистом виде, к этим оголтелым правозащитникам, людям, которые сегодня поднимают его фотографию и носятся с требованием свержения государственного строя, смены режима, – вот к ним он никакого отношения не имел и всегда относился либо с иронией, либо с пренебрежением. Более того, с омерзением.

В силу профессии – он работал адвокатом – ему приходилось общаться с самыми разными людьми и организациями. Он был очень хороший адвокат, профессионал в своей профессии и симпатизировал только «Антифе», но никак не этой совершенно ошалелой публике, которая пытается сделать из него политическую икону.

Все это, конечно же, вызывает не только у меня, но и у всей семьи чувство омерзения и брезгливости. Никто не давал им такого разрешения использовать фотографию брата во время этих шествий: ни его вдова, ни я, ни кто-то другой из наших родственников.

В ответ отдельные товарищи говорят мне, что фамилия моего брата мне не принадлежит. Да неправда. Принадлежит. Она моя, потому что я ношу эту фамилию, мой сын носит эту фамилию, моя дочка носит эту фамилию – фамилию нашей семьи. Я научен горьким опытом – никогда не вступать в полемику с этими идиотами.

К следующему году я буду обращаться в судебные органы для того, чтобы запретили использовать изображения и фотографии моего брата во время любых публичных мероприятий либо чтобы это делалось бы с согласия семьи.

Самое нормальное, что можно сделать: прийти на кладбище и положить цветы, что мы как родственники делаем регулярно. Все остальное – это мишура и помойка. Я не думаю, что он одобрил бы такие действия, все эти игрища в политику...

В сослагательном наклонении трудно говорить: где бы он оказался, по какую сторону баррикад, чем занимался бы. Неважно. Человека нет.

 

ВЗГЛЯД: Меняется ли с годами ваше отношение к деятельности, которую вел ваш брат? Может, вам кажется, что он напрасно так рисковал?

М. М.: У меня ни в коей мере не меняется никакого отношения, потому что это была его жизнь, его работа. За это время я успел пообщаться со многими людьми. Да, мы были разными, но мы все равно были одной семьей. Собственно говоря, он выполнял свою работу – и не более того. Конечно же, по-человечески очень тяжело. Его семья живет отдельно, очень далеко – вынуждена жить в другом государстве.

Самое главное – убийцы найдены. Я этого добивался в течение очень долгого времени. И спасибо тем людям, которые помогали мне в этом. Это в большей степени силовики, которые были заинтересованы раскрыть преступление. Это было делом чести.

Все получили по заслугам, кто имеет отношение к этому жуткому преступлению. И уж не говорю я про несчастную Настю Бабурову... Тоже известный политический деятель в стране, понимаете ли. Молодая, маленькая девчонка – журналистка. И точно уж ни в какую политику она не ввязывалась...

В отличие от этих ребят, которые получают западные гранты и бегают сегодня по улице, мой брат всего один раз за границей был – в Швеции. Никогда не получал никакой грантовой поддержки. Вот разница между моим братом и этой швалью.

 

ВЗГЛЯД: Со временем у вас не смягчается отношение к тем, кто был осужден за его убийство? Не появилось желания простить? Или, может, возникли сомнения по поводу их виновности?

М. М.: Слово «простить» в этом контексте неверное. Есть закон. По закону они осуждены. Сплю ли я спокойно? Не всегда. Не потому, что меня обуревает чувство ненависти, а потому, что я вспоминаю многие эпизоды из нашей жизни.

В последние годы мы общались не так часто, как хотелось бы. Когда мама была жива, это происходило регулярно. А когда мама ушла, мы строили планы, как жить дальше и что делать...

А эти люди понесли наказание. Я не сторонник того, чтобы на всех местах свастики выжигали. Один сидит в тюрьме пожизненно, вторая – 18 лет. Они добивались суда присяжных, и вердикт выносил суд присяжных, поэтому «виновен или невиновен» – у меня нет никаких сомнений с самого начала процесса. Я бы не допустил, чтобы за смерть моего брата пострадали невинные люди.