Игорь Фроянов: Освоение пространства. Покорить, не завоёвывая. Часть I

Освоение пространства. Покорить, не завоёвывая. Часть I     ИГОРЬ ФРОЯНОВ  профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор исторических наук Развитие нашей страны наитеснейшим образом связано с расширением государственной территории, с освоением пространств, составивших впоследствии Российскую империю. Собираемые земли не были однородными по климату, почвам, естественным богатствам, поэтому оказывали различное влияние на историческое движение.

Игорь Фроянов.

Расширение Руси осуществлялось по трём главным направлениям: на Север, Юг и Восток. По ходу движения в северные края наши предки колонизовали Поморье, бассейны Онеги и Печеры, вышли к «дышучему море-окияну». Идучи на Юг, освоили всё Поволжье и тучные черноземные степи, пробиваясь на Восток – малолюдную и труднодоступную Сибирь.

Важно заметить, что этому предшествовало довольно длительное время расселения на землях Восточной Европы, освоение обширных территорий многочисленными племенами полян, древлян, кривичей, словен, вятичей, северян и пр. На своем пути они встречали этносы балтов и финно-угров, которых сумели включить в процесс культурного и государственного строительства, обретя, таким образом, бесценный опыт общения с иноязычными народами, столь необходимый для успехов колонизации, понимаемой не в смысле установления господства метрополии, а как производственное, политическое и культурное освоение пространства. С этой точки зрения колонизация русским племенем Севера, Юга и Востока в среднее и «новое» время являлась прямым продолжением расселения славян по лику Восточной Европы. Следует признать правоту крупнейших представителей досоветской историографии, понимавших средневековую Россию как страну колонизующуюся.

Описание экономической, политической и культурной экспансии в указанных трёх направлениях следует начать с освоения Севера, поскольку туда наши предки стали проникать раньше, чем на Юг и Восток.

Крепостная стена Великого Новгорода.

Первые русские насельники, облюбовавшие заонежские, а затем и «самоедские» земли, вышли из Великого Новгорода. Когда там пробудился интерес к этому краю, как первоначально шло его заселение, мы не знаем. Но уже на исходе XI века они добрались до югры – инородческого племени, обитавшего далеко на северо-восток от Новгорода, и обложили её данью. Под 1096 годом «Повесть временных лет» упоминает некоего новгородца Гюряту Роговича, который рассказывал летописцу о партиях «отроков», посылаемых за данью «в Печеру и в Югру». Новгородцы, возвращавшиеся из подобных экспедиций, сообщали дивные истории, будто собственными глазами видели, как «на полунощных [северных] странах спаде туча, и в тои тучи спаде веверица [белка] млада, аки топерво рожена, и възрастеши, и расходится по земли, и пакы бывает другая туча, и спадають оленци мали в неи, и възрастають и расходятся по земли». То есть участники походов были поражены богатством и обилием животного мира – белок и оленей.

Известный историк Сергей Платонов обратил внимание на то, что приведённый рассказ не случайно обращён к далёким северо-восточным землям. В этом он видел указание на раннее оскудение лесов и вод в пределах Новгородских пятин, составлявших тогдашнюю государственную территорию. Быть может, это некоторое преувеличение, потому что и на коренных землях было достаточно всякого зверя, особенно по сравнению с нынешними временами. Но как бы ни было, северный край, богатый и обильный, пусть и суровый, сулил счастливую добычу, которая влекла предприимчивых новгородцев.

С большим напряжением сил они проложили ряд путей на Северную Двину и Белое море. Рекою Свирью входили в озеро Онего, вдоль его западного и восточного берегов наладили «судовой ход на обе стороны по погостам» (опорным пунктам). Шли речками и озёрами, поскольку «тележных дорог» не было.

Новгородские ушкуйники на северных реках.

Один из путей шёл от Онежского озера рекою Водлою, притоком её Черевою, затем озером Волошевом (Волоцкое), Почей, Кеноозером и Кеной. Он выводил на Онегу пониже Каргополя. По ней колонисты шли далее к Белому морю. А рекою Ямцою – в Северную Двину.

Второй путь неизвестными нам волоками приводил к озеру Лаче и Каргополю, а оттуда – к морю и на Северную Двину, в заонежские погосты на реки Выг, Суму, Нюхчу и к берегам Онежской губы.

Наконец, от городка Корелы – в «дикую Лопь», то есть северо-западный угол Олонецкого края, а потом на Карельский берег Белого моря. В поисках рыбы, морского зверя, соли и мехов новгородцы оседлали Поморский, Терский и Мурманский берега.

Добраться сюда было чрезвычайно трудно. Устроить промысел – пуще того. Но и это – полдела. Надо было ещё вооружённой рукой удержать за собой облюбованные места, обеспечить безопасность доставки товаров.

Всё это было по силам только крупным предпринимателям – боярам, которые посылали сюда отряды своих «холопов-сбоев», как их тогда называли. Те производили заимки, строя промысловое хозяйство. Партиями, снаряжёнными всем необходимым, шли в ушкуях (ладьях) к морскому берегу. Как только находилось место для становища, устраивали промысел на имя своего боярина. Именно так возникали соляные варницы, рыбацкие посёлки, ловчие станы.

Отсюда понятно, что на первых этапах основным типом русского посёлка в Поморье была промысловая заимка, а главные поселенцы – боярские люди, то есть холопы. Разумеется, хозяйство развивалось там, где природа предоставляла необходимые условия. Вот почему мы наблюдаем разбросанность посёлков, которые «сидели в розни», отделяясь дикими лесами и болотами. «Большая часть новгородских вотчин в Поморье, – говорил Василий Ключевский, – даже у мелких собственников не представляла сколько-нибудь округлённых земельных владений, сосредоточенных в одной местности, а состояла из многих раздробленных, мелких участков, рассеянных по прибрежным островам, по морскому берегу и по рекам морским…» Как следствие, бояре контролировали большие области. Примером может служить семейство Борецких, обладавшее огромными земельными владениями на Севере.

Следом за боярскими людьми сюда шли в поисках счастья и лучшей доли крестьяне, а также иночествующая братия. Возникали монастыри, в частности, широко известный Соловецкий, основанный в 1436 году святыми Зосимой и Савватием. К XVI веку относится появление Троицкого монастыря на реке Коле, в том же столетии святой Трифон поставил обитель на Печенге. Значение этих событий трудно переоценить. Монастыри стали хозяйственными и культурными средоточиями, притягательными центрами колонизационного движения и, помимо того, военными опорными пунктами – крепостями, их строительство нередко осуществлялось при участии и контроле со стороны государства. Известно, например, что Иван Грозный часто совершал длительные поездки по монастырям. Историки обычно говорят о том, будто эти походы являлись проявлением великой набожности государя. Но нельзя забывать, что подобные вояжи были своеобразной инспекцией монастырей как оборонительных сооружений.

Соловецкий монастырь.

Итак, Поморье стало русским вследствие совокупного действия боярской, крестьянской и монастырской колонизации. При этом обращают внимание некоторые особенности географического размещения переселенцев. Ещё Сергей Платонов приметил, что боярский захват «особенно характерен по южному и западному побережью Белого моря». Но чем теплее места, чем пригоднее они для хлебопашества, тем сильнее крестьянские поселения. Особенно прочным был мир свободных крестьян на Северной Двине и её левых притоках, где имелась плодородная почва. Этот край стал своего рода житницей Севера. И можно с уверенностью предполагать, что главными колонистами Подвинья были крестьяне. Иногда появлялись тут и новгородские бояре, но чаще как завоеватели и грабители. Любопытен эпизод, отмеченный летописцем под 1342 годом, когда некий Лука Валфромеев, вопреки воле Новгорода, набрал «холопов-сбоев» и отправился за Волок на Двину. Там он поставил городок Орлец, откуда повёл наступление на окрестные погосты и брал их «на щит», то есть захватывал и разорял. Но вскоре «заволочане» убили насильника. Доброхоты Луки, которые, как оказалось, были в Новгороде, узнав о его смерти, затеяли в городе настоящую смуту, которая, по словам летописца, едва улеглась: «и възвеличан бысть крест, а диавол посрамлён бысть».

Надо сказать, что в бассейн Северной Двины новгородские бояре проникали и с мирными целями. В заселении Поважья, например, большую роль сыграли бояре Своеземцевы. Одному из них в 1315 году четверо чудских (финских) старост передали всю Вагу за 20 тысяч белок да за 10 рублей в придачу. В первой половине XV века Василий Своеземцев основал тут Богословский Важский монастырь, где в монашеском чине и окончил свой век.

И всё же в Подвинье воздействие Великого Новгорода ощущалось сравнительно слабо. А в конце XIV века эти земли даже отложились от Новгорода, «задавшись» за московского великого князя, причём местные воеводы Иван и Конон «со своими други волости Новгородские и бояр поделиша себе на части».

Это, безусловно, сильно задело Новгород. Против мятежных воевод двинули  трехтысячную рать. Новгородцы разгромили московскую «засаду», находившуюся в городке Орлеце, после чего двиняне сдались, а Иван и Конон «с други» были схвачены и казнены. Прочих же «коноводов, кто водил Двинскую землю на зло» доставили в Новгород, где они были частью замучены, частью заточены по монастырям. Двинскую землю наказали огромной по тем временам контрибуцией в 2000 рублей и 3000 коней. Городок же Орлец «разгребоша», т.е. срыли.

До крайнего северо-востока, до Печеры и северного Урала, русские колонисты тогда не доходили – дальность и трудность расстояния, активное сопротивление иноязычных племён препятствовали колонизации в том виде, в каком она осуществлялась в Поморье и Подвинье. Здесь сложился иной, даннический строй отношений, поддерживаемый усилиями государственной власти Великого Новгорода, ибо отдельным частным лицам это было не под силу. Правда, некоторые бояре на свой страх и риск посылали данщиков «в Печеру и Югру». Но держать в повиновении строптивых и непокорных туземцев мог только сам Господин Великий Новгород. И ему это давалось не просто. Новгородские данщики часто платили головой за свои предприятия. В качестве примера можно привести летописный рассказ, как в 1187 году «избиени быша Печерьские и Югорьские даньницы». В 1193-м Новгород послал воеводу Ядрея в Югру. Осадив укрывшихся в крепости, новгородцы после пяти недель бесплодного стояния поддались на хитрость послов, через которых Югра говорила так: «Сбираем сребро, и соболе и иная узорочиа, а вы не губите нас, своих смердов и своеи дани». Усыпив таким образом бдительность новгородцев, осаждённые собрали войско и всех данников перебили. Отсюда явствует, за чем ходили новгородцы в Югру, – за серебром и соболиными мехами.

Новгородцы проникали на северо-восток двумя путями: северным (очень неудобным) по Пинеге, Пезе и Цильме и южным по Сухоне и Вычегде, который рано подпал контролю ростовских князей. Поэтому здесь не всегда удавалось ходить беспрепятственно. Так, в 1323 году «заратишася устюжане с новгородцами, изымаша, кто ходил на Югру, и ограбиша их». Аналогичные события произошли в 1329 году.

Эти помехи затрудняли организацию экспедиций из Новгорода Великого. Но кроме него в освоении тогдашних окраин участвовала Северо-Восточная Русь, которая впоследствии сгруппировалась вокруг московского центра. Еще в домонгольский период заметен интерес, проявляемый Ростово-Суздальскими князьями в отношении Севера. Как и новгородцы, они поначалу ходили сюда за данью. Это породило длительную борьбу. Пути соперников обычно скрещивались в Заволочье – области, расположенной восточнее Онежского озера. Древний летописец под 1148 годом засвидетельствовал устами князя Изяслава Мстиславича (внука Владимира Мономаха), что «Гюргии [Юрий Долгорукий] из Ростова обидить мои Новгород, и дани от них отоимал, и на путех им пакости дееть».

Массовое передвижение на Север людей с Волги началось несколько позже. До появления орд Батыя население Суздальской земли, по наблюдениям историка Матвея Любавского, сгущалось главным образом в средней её части и восточной, в междуречье Оки и Волги. Западные пределы, где потом поднялись Московское и Тверское княжества, были заселены слабо. Подтверждение своей мысли историк находил в размещении княжений Ростово-Суздальской волости XIII века. Большинство населения располагалось именно на востоке. «Если собрать все летописные указания на населённые пункты в Суздальской области заXI–XIII века, то совершенно ясно вырисовывается, что в этой области раньше и гуще заселились бассейны средней и нижней Клязьмы и Поволжье от впадения Шексны до впадения Оки», – пишет Любавский.

Естественно, татар должен был привлечь этот богатый и хорошо обжитый край. Так и произошло. Они частенько сюда захаживали, грабили и убивали, оставляя за собой пепелища. И вот под нажимом орд население пришло в движение. Оно покатилось на север под прикрытие лесов. Отход продолжался и в дальнейшем. Тогда-то, по всей видимости, и завязались первые этапы «низовской» (Северо-Восточная Русь называлась в ту пору Низовской землей) колонизации Заволочья и Поморья. Как и в Новгороде, её деятелями выступали различные социальные группы: князья, бояре, духовные лица и крестьяне.

Богатства Севера возбуждали воображение владимирских и московских князей. Судя по грамоте князя Андрея Александровича, составленной на рубеже XIII–XIV столетий, он, по соглашению с Новгородом, пользовался правом направлять «ватаги» на море, «на Терскую сторону» за ловчими птицами. Из серии грамот внутреннего управления Новгорода, связанных с именем Ивана Даниловича Калиты, узнаём, что «ватаги» сокольников ходили и в «Печерскую сторону». На основании этих и других источников, можно заключить о проникновении южных князей в Поморье и на далекий северо-восток.

Варлаамиев Важский монастырь. Фотография. 30-е гг. XX в.

По мнению Сергея Платонова, ранее других и далее их ушли на север ростовские князья. Теснимые московскими собирателями русских земель, они отодвигались, вознаграждая себя за утраченные территории новыми заимками. За ростовскими потянулись князья ярославские. Эта колонизация шла через Мологу, Суду, Шексну, Кубенское озеро, на Вагу и Подвинье вплоть до самого «моря студёного».

Но на север перемещались и крестьяне. Заволжское пространство между Шексной и Унжою было заселено без особого труда: в некоторых местах люди здесь сидели исстари. Последующее продвижение на север осложнялось для низовского люда двумя обстоятельствами. На северо-запад идти было некуда, там лежали новгородские погосты, откуда шла встречная колонизационная волна. На севере стояли громадные леса, а за ними тоже «волости новгородские», которые ревниво оберегались. В длительной напряжённой борьбе низовские колонисты сдвинули границу с водораздела Кострома – Сухона ближе к Ваге, вследствие чего Вологда, Тотьма и Устюг оказались в сфере низовского, то есть московского влияния.

В попытках пробиться на восток от Унжи наши предки встречали ещё большие трудности. В этих землях, поросших лесами, сидели черемисы. Они решительно оборонялись от проникновения русских переселенцев, а в XV веке, подчинившись казанским татарам, даже стали нападать на порубежные галицкие места и разбойничать на волоках к Сухоне. Нужно было принимать крутые меры для обеспечения безопасности, и мы знаем, что в 1462 году войско великого князя Ивана III«пустошило» черемисскую землю, прошло её всю и «много зла учиниша: людей иссекоша, а иных в плен поведоша, а иных изожгоша…»

Коренной перелом во взаимоотношениях русских с черемисами произошёл только после подчинения в 1552 году казанского ханства. Теперь «московиты» быстро образумили беспокойных инородцев. В их стороне появилось несколько крепостей: Козмодемьянск, Цивильск, Кокшайск, Сангурск, Уржум. Сложилась благоприятная обстановка для продвижения на восток. Прилив населения в близлежащие Костромской и Галицкий уезды усилился. Недаром во второй половине XVII века эти земли числились среди наиболее населённых в государстве. Из 128 сочтённых уездов европейской России Костромской стоял на первом месте. В нем было 40122 двора. Галицкий уезд занял пятое место, имея 31204 двора. Когда Поморье полностью перешло в руки Москвы, отсюда, из Костромских и Галицких краёв, а также из Ярославского Заволжья, устремились новые потоки колонистов. Освоение Севера, его естественных богатств, поставило этот край на уровень тогдашних высокоразвитых экономических районов.

Во второй половине XVI века экономический рост ещё более усилился. Это было связано с развитием внешней торговли, осуществлявшейся через северные русские порты. До середины XVI века наши товары шли за границу главным образом через Новгород и Псков, а также «немецкие» порты Балтики. Ливонская война, одной из целей которой было решение вопроса о выходе к Балтийскому морю, закончилась неудачей. В 1581 году была потеряна Нарва, а два года спустя – всё Финское побережье. Поэтому появление иноземных купцов в северных гаванях русское правительство всячески приветствовало. Известно, что в 1553 году в Белое море случайно, бурей был занесён корабль англичанина Ричарда Ченслера. Капитан достиг затем устья Северной Двины, завязал отношения с местными властями в Холмогорах. Ченслера пропустили в Москву, где обласкали. Через капитана московское правительство установило непосредственные торговые связи с Англией. А в 1565 году в северных русских гаванях появились голландские корабли, затем датские и норвежские.

Особенно оживлённую торговлю развернули англичане. Они быстро освоились на новом месте, поставили свои дворы в городах, расположенных на торговых путях, обзавелись конторами. Укреплению торговых связей с иноземцами во многом способствовало то обстоятельство, что северные моря были свободны для плавания торговых судов. Контролировать эти пути, как, скажем, на Балтике, а тем более регламентировать их, по тем временам было невыполнимой задачей.

Спустя некоторое время русские стали подумывать, как устроить торговлю к собственной выгоде. С этой целью в 1584–1585 годах московское правительство решило урезать товарооборот на Мурмане. Придерживаясь правительственной инструкции, кольский воевода заявил датчанам, что государь «в Коле волости торговати велел троскою [треской] и палтасом [палтусом] и салом троскиным и китовым; а … никакими бóльшими товары торговати не велел». То было стремление поставить внешнюю торговлю под контроль и поближе к центру, к своим землям, чтобы извлекать соответствующие доходы. В 1586 году датский король просил московских правителей отменить это решение, на что получил следующий ответ уже от царя Фёдора: «мы ныне торг изо всего Поморья, из своей вотчины с Двинские земли и из Колы и из иных мест перевели и учинили в одном месте на усть Двины реки у нового города у Двинского…»

Поход новгородцев под предводительством Улебы в Югру.

Свёртывание торговли на Мурмане создавало монополию Архангельску, основанному в 1584 году. Это не могло не привести к весьма важным последствиям. Северная Двина превратилась в главную транспортную артерию. Из Москвы к Архангельску путь лежал через Ярославль, Вологду, Устюг. К ним тянулись и боковые магистрали. Возле Устюга сходились дороги с Востока, с Вычегды, и с Юга, подключавшие к торговому обороту Вятку, Пермь и Урал, а потом и Сибирь. Получив такую выгодную позицию, Устюг быстро разросся и стал даже крупнее Холмогор. Из городов, стоявших в Подвинье, Устюг уступал лишь Вологде, положение которой было исключительно важным. Вологда являлась посредницей между землями, воротами русского Севера. Отсюда начинался «судовой ход» к Архангельску для всех товаров, подвозившихся к Вологде сухопутьем. Город получил значение главного перевалочного пункта всех грузов, прибывающих как с юга, то есть с Поволжья, так и с севера, от Архангельска. С юга торговые люди ехали зимой на санях, а с севера в период навигации – на речных судах. Всем товарам производился таможенный досмотр.

Англичане, не желая посредников, предпочитали являться для закупки товаров именно в Вологду. Здесь они устроили свои склады в доме, по словам голландца Исаака Массы, «обширном, как замок». Иван Грозный посетил Вологду, построил в ней большой каменный кремль, даже столицу государства хотел туда перенести.

Русский Север стал своеобразным «окном в Европу». Благосостояние Новгорода, а потом и Московского государства во многом держалось на ресурсах этого края.

Он являлся и культурным авангардом с широко распространённой грамотностью населения. Не случайно жители Севера донесли до нас замечательные творения устной народной поэзии – былины, составившие корпус произведений национального героического эпоса.

Экономическим и культурным достижениям Севера способствовало отсутствие здесь крепостничества, сковывавшего народную энергию. Свободный от неволи крестьянин сеял рожь, ячмень и лён, разводил скот, ловил рыбу и охотился на дичь, обеспечивая себя и окрестные земли продуктами. И ещё одна особенность колонизации Севера: местные этносы пользовались большой самостоятельностью, жили по собственным законам, традициям и укладам. Русские же несли им грамоту, письменность, культуру, новые орудия труда и технологии.

К сожалению, начиная с XVIII века, северные территории стали приходить в упадок. С основанием Петербурга, выходом России в Балтийское море внимание государства к Северу заметно ослабло. И он стал превращаться в отсталый край, усвоивший общее наименование Пошехонье, означавшее глухомань, захолустье, медвежий угол.

Печорский путь на Русский Север.

Об освоении этих земель вспомнили, по сути, уже во времена Советской власти, когда стране, переходящей на индустриальные рельсы, понадобились полезные ископаемые, а международная обстановка требовала обозначения и защиты государственных границ. Создание мощного Северного флота СССР потянуло за собой экономическое развитие края, прежде всего, в сфере кораблестроения. Эксплуатация лесных богатств вызвала подъём бумажной и деревообрабатывающей промышленности. Тем не менее, и в советский период, особенно в первые послереволюционные десятилетия, Север по-прежнему воспринимался как глубокая провинция, где при старом режиме была ссылка, а при новом организовали одну из первых баз печально знаменитого Гулага.

С началом XXIвека Русский Север словно обрёл второе дыхание после разрушительных горбачёвской перестройки и гайдаровских реформ. Возрождаются базы Северного флота, Центр кораблестроения в Северодвинске, Мурманский и Архангельский порты. Снаряжаются экспедиции по добыче углеводородов с шельфовых месторождений. Оживает Северный морской путь. Обновляется флот, военный, гражданский и ледокольный, в том числе атомный. О том, что государство уже не оставит без должного внимания Север, свидетельствуют и возобновление патрулирования Россией вод Ледовитого океана, и её обращение в ООН с обоснованием расширения собственных территорий на шельфе, и установление на дне в точке Северного полюса титанового флага РФ, и предложение общественности переименовать Ледовитый океан в Русский.