Взлет и падение «постмодернистского рейха»

Потеря Германией своего суверенитета будет означать конец целого периода в истории Европы

  Нынешняя осень оказалась богата на знаковые события, которые указывают на переход глобального кризиса в новую, более острую фазу. Волнения в исламском мире после раскрутки провокационного фильма «Невинность мусульман», предвоенная ситуация на турецкосирийской границе, ожесточенная перепалка между Китаем и Японией из-за спорных островов, включение в США печатного станка ФРС — вот главные «новостные бомбы», взорвавшие мировое информационное пространство в последние недели. Неудивительно, что на таком ярком фоне в тени остались не столь броские, но при этом не менее важные события — решение Европейского центрального банка (ЕЦБ) начать неограниченную скупку долговых облигаций стран-должников и одобрение Конституционным судом ФРГ масштабной программы по спасению еврозоны. Звучит буднично, не правда ли? Вот только эти события означают не что иное, как скорый крах объединенной Европы в ее нынешнем виде и грядущий закат Германии как неформального лидера ЕС.

«Европейский кризис стал немецким»

Кризис евро, превративший в зону стихийных бедствий жизнелюбивую Южную Европу, всерьез взялся за экономную Германию, доселе считавшуюся ≪островком стабильности≫ среди бурлящего финансового моря. Времена, когда немецкие концерны богатели на фоне греческих бунтов, испанской безработицы и итальянских увольнений, грозят окончательно уйти в прошлое. Согласно данным Евростата, германская экономика выросла на 0,3% во втором квартале, что выглядит не столь впечатляюще по сравнению с 1,7-процентным ростом в начале года. ≪Кошмарный сон нации воплощается в жизнь — европейский кризис стал немецким≫, — отмечает мюнхенская газета Die Suddeutsche Zeitung.

Ледяные порывы финансового шторма все явственнее ощущаются и в просоленном морском воздухе города-порта Гамбурга, считающегося ≪экспортными воротами≫ страны. На первый взгляд мегаполис продолжает купаться в лучах своей ганзейской славы: портовые краны методично ставят контейнеры на палубы судов, в сияющие офисные высотки важно вышагивают клерки, а ночные клубы района Репербан набивают преуспевающие менеджеры, готовые обменять весело шелестящие купюры на бурные вечеринки. Но стоит копнуть чуть глубже, как выясняется, что за завесой традиционной немецкой энергичности прячется страх перед будущим. ≪Наши боссы бьют тревогу: если в начале года грузопотоки увеличивались на 5%, то теперь только на полтора, — жалуется сотрудник гамбургского порта Генрих Детлеф. — Получается, за границей перестали покупать немецкие товары. И что мы будем делать, когда эти краны вообще остановятся?≫

По мере того как замедляется пульс германской экономики, в стране растут протестные настроения. Когда гуляешь по Гамбургу, создается ощущение, что вольный город вот-вот превратится в колыбель революции. ≪Почему мы должны платить за кризис, устроенный политиками и банкирами? 50% немецкого богатства находится в руках 10% семей! Я спрашиваю вас: сколько можно это терпеть? Мы долго еще будем терпеть?» — надрывно кричит в микрофон начинающий бородатый Че Гевара из Левой партии, организовавшей в Гамбурге серию подиумных дискуссий о будущем еврозоны. «Не-е-ет!» — в едином порыве отвечают ему слушатели, среди которых встречаются как неформальные юноши с пирсингом, так и седовласые пенсионеры в аккуратных беретах. Экономические дискуссии, которые в России собрали бы от силы парочку скучающих профессоров, в Германии почти сравнялись по популярности с баварским пивным праздником Октоберфест.

Для более активных ниспровергателей капиталистических устоев неподалеку от гамбургской ратуши уже целый год «работает» лагерь леворадикального движения «Оккупируй Гамбург!» Десяток разрисованных палаток, плакаты с надписями «Мы — 99%», длинноволосые революционеры, которые отличаются от классических бомжей лишь наличием навороченных ноутбуков, — так выглядит эта причудливая смесь цыганского табора и коммуны хиппи. Дипломированный экономист, а ныне безработный бродяга по имени Маркус ставит на паузу электронную долбежку и объясняет корреспонденту «Однако» философию протеста: «Это несправедливо, когда кучка мошенников распоряжается судьбами человечества. Банкиры с Уолл-стрит готовы высосать из мировой экономики все соки. Я не хочу, чтобы Германия превратилась в финансового вассала Америки!»

«Германский картежник» против англосаксонского «казино»

К сожалению, мрачные прогнозы Маркуса сбылись в этом сентябре, когда Берлин скрепя сердце пожертвовал львиной долей своего экономического суверенитета ради спасения заокеанской и части европейской финансовой элиты. В течение всего года Германия была тем игроком, от хода которого зависел дальнейший сценарий азартной игры под названием «мировой финансовый кризис». И как бы ни блефовал и ни упирался опытный «германский картежник», почти все козыри пришлось выложить на стол под вежливые аплодисменты хозяев «казино».

Так в чем же состояла суть «немецкой игры»? Используя свою недюжинную промышленную мощь, Германия пыталась конвертировать экономическое лидерство в Европе в полноценную политическую власть. Берлин всячески форсировал федерализацию ЕС, понимая, что в общем доме роль хозяина неизбежно достанется самому платежеспособному жильцу. Кроме того, немцы наслаждались своим положением европейского кредитора в последней инстанции, навязывая греческому, испанскому и итальянскому «пациенту» шоковую антикризисную терапию. Как избавиться от лишних долговых килограммов? У сурового немецкого доктора рецепт один: нужна строгая диета (сокращение бюджетных расходов) и изнуряющая физкультура (структурные реформы).

Итогом повсеместного «затягивания поясов» стало еще большее погружение европейской экономики в кризисную трясину — континент охватила жесточайшая рецессия, галопирующая безработица, увольнение тысяч госслужащих и отчаянные акции протеста в Греции и Испании. Главный врач «берлинской клиники» так и не смог исцелить европейского «пациента», поскольку с присущим ему педантизмом боролся с симптомами, а не с причинами болезни. Тем не менее немецкому доктору удалось слегка приостановить долговую эпидемию, худо-бедно поддерживая жизнь европейского больного с помощью аппарата искусственного финансового дыхания. Это позволило Германии сохранить относительную платежеспособность, спасая утопающих так, чтобы самой не утонуть в кризисной пучине. Кроме того, немцы слегка замедлили отток капиталов в «тихую американскую гавань» из бушующего «европейского моря».

С точки зрения США такое поведение Германии — не просто подрыв мифической евроатлантической солидарности, а неприкрытая угроза их финансовой гегемонии. Накануне важнейших президентских выборов Америка рисковала получить ситуацию, при которой ей могло не хватить внешних капиталов для удержания на плаву своей «долларовой пирамиды». Мириться с таким положением дел было невозможно, и США на пару с Британией развернули против ФРГ самую настоящую войну. Они поставили перед собой цель — во что бы то ни стало навязать Европе другую, противоположную немецкой, стратегию борьбы с долговым кризисом.

В чем состоял англосаксонский курс лечения? Вместо режима жесткой экономии, который действительно вогнал Старый Свет в мрачный тоннель «великой рецессии», «добрые дяди» рекомендовали бросить силы на поддержку экономического роста — пусть и ценой дальнейшего расширения долговой пирамиды. Вместо жесткой финансовой аскезы «доброжелатели» советовали включить на полную катушку печатный станок Европейского центрального банка (ЕЦБ) для скупки долговых облигаций стран-должников — пусть и ценой возможной гиперинфляции и паники на биржах. Вместо ответственности каждой отдельной страны еврозоны за свои долги они «любезно» предлагали выпустить евробонды и объединить суверенные долги в общую европейскую кубышку — пусть и ценой разорения Германии.

В течение всего лета ожесточенная борьба между немцами и англосаксами периодически становилась достоянием гласности. Все хорошо запомнили, как канцлер ФРГ Ангела Меркель воскликнула в сердцах: «Пока я жива, евробондов не будет». В свою очередь, британская газета The New Statesman поместила статью, в которой объявила госпожу канцлера «угрозой мировой стабильности» и сравнила ее (только не смейтесь!) с… Адольфом Гитлером. Такой накал страстей объясняется тем, что в борьбе между Германий и англосаксами решался вопрос жизни и смерти, а именно: кто первым попадет под раздачу в ходе следующей волны мирового финансового кризиса.

Сдача экономической цитадели

Казалось бы, ФРГ имела все шансы выйти победителем из схватки — для этого достаточно было стоически выдержать информационно-психологические удары соперника. Однако осенью, когда президентская гонка в США вышла на финишную прямую, Берлин, к удивлению многих, стал сдавать позицию за позицией.

Сначала ЕЦБ объявил о запуске программы по неограниченной скупке долговых облигаций проблемных стран ЕС, то есть включил на полную катушку печатный станок. Глава Бундесбанка Йенс Вайдеманн вяло посопротивлялся, ряд членов правящего блока ХДС/ХСС картинно повозмущались в парламенте, однако канцлер Ангела Меркель одобрила рискованную европейскую авантюру. «Мы стали свидетелями заката германского ЕЦБ, который зорко следил за тем, чтобы инфляция оставалась на низком уровне. На наших глазах родился новый ЕЦБ, который не считается с возникшим в 1920-е годы вечным немецким страхом перед гиперинфляцией», — полагает директор Гамбургского института мировой экономики профессор Томас Штраубхаар.

Дальше – больше. 12 сентября Конституционный суд в Карлс руэ признал, что Европейский стабилизационный механизм (ЕСМ) не противоречит основному закону Германии и не нарушает ее государственного суверенитета. В переводе на русский язык это означает, что немцев раскрутили на гигантскую милостыню в пользу стран-должников, которая составляет 700 млрд евро. «Спасать Грецию, Испанию, Италию и Португалию, безусловно, нужно. Но важно, чтобы эти страны наряду с освоением финансовой помощи меняли свой внутренний уклад. В противном случае мы получим огромную «черную дыру», в которой будут исчезать немецкие деньги», — прогнозирует профессор Гамбургской школы бизнеса Хеннинг Вёпель.

Конечно, Конституционный суд дал в руки Берлина важный козырь, оговорив, что вклад Германии в общий фонд не должен превышать ранее согласованных 190 млрд евро. А все, что свыше, — только с согласия бундестага. Однако затем журнал Der Spiegel, со ссылкой на свои источники в правительстве, сообщил, что фонд Европейского стабилизационного механизма в скором времени могут увеличить с 700 млрд до 2 трлн евро, что грозит денежным властям ФРГ новой душераздирающей сценой в многосерийной драме «Дяденька, дай копеечку!» И хотя в министерстве финансов «эксклюзив» опровергли, нельзя забывать, что в редакции такого уровня шальные «утки» обычно не залетают.

По сути, после сентябрьских событий цитадель немецкого экономического суверенитета держится исключительно за счет единственного бастиона — системы суверенных долгов, которая позволяет ФРГ сохранять относительное финансовое здоровье на фоне тяжелобольной Южной Европы. Но долго ли так будет продолжаться? После того как стало ясно, что Германия согласна на уступки, она подверглась беспрецедентному давлению со стороны «друзей и партнеров», которые хотели бы объединить европейские долги, заставить Берлин выкинуть последние деньги на спасение ЕС и с чувством исполненного европейского долга утонуть в мутной воде кризиса плечом к плечу с греческими и испанскими сибаритами. Именно такую идею — под видом Банковского союза — активно рекламирует президент Франции Франсуа Олланд. И судя по нынешним тенденциям, Германию рано или поздно додавят — слишком мало пространства для маневра остается у страны с усеченным суверенитетом.

Страна победившего постмодерна

По общепринятому мнению, трудолюбивая Германия смогла захватить лидерство на капитанском мостике «европейского лайнера» за счет великолепной промышленности и экономической мощи. Однако эта банальная истина — лишь одна сторона медали. Германии позволили стать лидером объединенной Европы во многом благодаря болезненной культурной трансформации, которой она подверглась во второй половине ХХ века. Ведь что такое ЕС? По сути, это главное политическое детище западного постмодерна и гигантская «социальная лаборатория», в которой отрабатываются новейшие технологии по упразднению национальных государств, христианского мировоззрения и классической культуры — «пережитков прошлого», которые препятствуют наступлению «прекрасной эпохи». Германия же с ее аллергией на национальные традиции, леволиберальными интеллектуалами и «парадами любви» оказалась в авангарде этого процесса, больше других европейских стран продвинувшись на пути в «светлое будущее».

Превращение немецкого государства в форпост европейского постмодерна было продиктовано всем ходом истории ХХ века. Особую роль здесь сыграл Адольф Гитлер, который с помощью Второй мировой войны и холокоста изрядно дискредитировал само понятие патриотизма и национальных традиций. И англосаксы после оккупации Западной Германии в 1945 году с легкостью навязали побежденному народу свой «исторический проект». Причем союзники СССР во Второй мировой войне проявили тонкое понимание немецкой психологии. Как признавался Уинстон Черчилль, «мы воюем не с Гитлером, а с духом Шиллера — чтобы он никогда не возродился».

Глубоко символично, что фамилия германского гения переводится как «перелив красок», «игра цветов», «искристое вино», что указывает на глубину и противоречивость немецкой души. С одной стороны, в ней живет аккуратный, работящий, приземленный лавочник. С другой стороны, немецкая душа — это обитель возвышенного поэта-романтика, рыцаря и философа, способного перейти от бескорыстного служения великим идеалам к горделивому утверждению своего мятежного духа. Осознавая, что в Германии романтическое начало почти всегда берет верх над прагматичным элементом, США и Британия били не по «лавочнику», а именно по «философу».

Обратите внимание, какую политику проводили союзники в Западной Германии! Они милостиво разрешили немцам сохранить свой экономический суверенитет — за редким исключением крупные концерны, небольшие фабрики, розничная торговля и банки остались под контролем старинных купеческих и аристократических фамилий. Зато средства массовой информации, книгоиздание и университеты, если верить бывшему генералу бундесвера и автору нашумевшей книги ≪Немецкая карта≫ Герду-Гельмуту Комоссе, перешли в руки победителей. Используя искреннее раскаяние большинства немцев в причастности к преступлениям Третьего рейха, англосаксы смогли привить им комплекс вины. Многих из них убедили в том, что вся немецкая история, пропитанная прусским казарменным духом, была тысячелетней прелюдией к нацистскому безумию, а значит, нуждается в ≪преодолении≫.

Затем наступили времена ≪секса, наркотиков, рок-н-ролла≫, когда западный мир захлестнула волна культурной революции, которая нанесла сокрушительный удар по традиционной христианской Европе. Но когда речь заходит о ≪бунтарском духе шестидесятых≫, в голове обычно возникает образ французских студентов, возводящих баррикады рядом с Сорбонной. Но мало кто помнит, что ≪движение 1968 года≫ перекинулось на Францию из Западной Германии, где молодежь бунтовала против поколения ≪дедушекнацистов≫ с их ≪ханжеской моралью≫, ≪тупым патриотизмом≫ и ≪авторитарным стилем поведения≫. Именно поколение нарциссических шестидесятников стало тем бульдозером, который перепахал немецкое культурное поле, вырвав с корнями вековые самобытные ≪деревья≫ и расчистив почву для ≪сорняков≫ безликой постмодернистской культуры. Остепенившиеся участники ≪движения 1968 года≫ сегодня имеют большую власть над умами и сердцами людей — именно они задают тон в СМИ и университетах.

Безусловно, в результате инспирированной извне духовной трансформации немцы отказались от многих отрицательных черт своего национального характера, став намного мягче и дружелюбнее. Однако вместе с водой был выплеснут и ребенок — лишенная национальных корней немецкая культура перестала давать миру новых Бахов, Гeте, Гегелей и Гессе. В духовном плане Германия — это постмодернистская страна, которая гордится преодолением нацистского прошлого, чтит свои либеральные завоевания, не верит в Бога, любит читать правозащитные нотации, заслушивается модными ритмами берлинских клубов и умиляется парадам всевозможных меньшинств. Какое христианство? Какой патриотизм? Какой немецкий дух? Продвинутые граждане ФРГ считают, что эти штучки из дедушкиного сундука попахивают авторитарным прошлым.

По стопам доктора Фауста

После роспуска Организации Варшавского договора, развала СССР, объединения Германии и расширения ЕС на Восток именно немцам суждено было стать не только экономическим, но и культурным ядром объединенной Европы.

Собственно, хозяева проекта позволили им объединиться и захватить лидерство в Старом Свете только потому, что они в отличие от многих других европейских народов отреклись от своего духовного ≪я≫ в пользу постмодернистской культуры и растворились в западной ≪либеральной нирване≫. Скажем, Франция на роль базовой страны европейского проекта подходит слабо — уж слишком она цепляется за свое былое величие и бережет национальную культуру. А вот Германию, искренне почитающую свое отречение от немецких традиций торжеством демократии и прогресса, можно использовать как краеугольный камень общеевропейского дома. Ведь кем ощущает себя большинство носителей языка Гeте и Ремарка? Скорее немецкоговорящими европейцами, нежели собственно немцами. Ни один народ не ассоциирует себя так с Европой, как жители ФРГ. Поэтому когда немцев спрашиваешь: ≪В чем национальные интересы Германии?≫, они недоуменно пожимают плечами, искреннее полагая, что они бескорыстно отстаивают общеевропейские интересы.

Под чутким руководством англосаксов в 90-е годы постмодернистская Германия с рвением взялась за обустройство ЕС по своим лекалам. Нудные комиссии, дотошная бюрократия, изнурительные саммиты и заседания — во всем этом угадывается почерк педантичного немецкого ≪лавочника≫. Отказ от упоминания в Конституции ЕС христианских корней, правозащитный пафос, толерантность к всевозможным меньшинствам и леволиберальная риторика —это уже плоды стараний немецкого ≪философа≫, который с истинно германской страстью проповедует соседям великое учение.

Никто не мог сделать столько для подрыва национальных государств и размывания суверенитета в Европе, сколько сделала Германия. Когда ты сам отказался от ≪атавизмов прошлого≫, ты без сожаления и благоговения относишься к патриотизму других народов. Это ведь не более чем предрассудок, который мешает строить свободный и демократический Евросоюз! Именно Германия способствовала регионализации Старого Света, в результате чего на место ослабленных национальных государств стали приходить экономические и культурные регионы под эгидой ЕС. В ≪бархатной≫ форме мы наблюдаем этот процесс в Бельгии, где франкоязычные и нидерландоязычные области фактически ведут автономное существование. Этот же сценарий был реализован в брутальной форме во время югославской гражданской войны, в которой Берлин сыграл вместе с Вашингтоном против Сербии.

Стоит отметить, что представители традиционных немецких элит, под контролем которых остается промышленность и отчасти государственный аппарат, воспринимают в штыки строительство ≪нового дивного мира≫. Уж кто-кто, а эти люди намного лучше понимают последствия происходящих перемен, чем истеричные журналисты, самовлюбленные правозащитники и важные университетские профессора. Ведь несмотря на краткосрочный выигрыш, в долгосрочной перспективе новые тенденции сулят окончательное растворение Германии в ≪леволиберальной нирване≫.

Тем не менее дальше эпизодического недовольного ворчания германский истеблишмент не пошел — введение евро и превращение ФРГ в экономический локомотив ЕС позволило ему сказочно обогатиться. А зачем сотрясать воздух, когда можно прямо сейчас пожить в свое удовольствие? Недаром великий философ Освальд Шпенглер называл германскую культуру фаустовской — в очередной раз Германия, подобно доктору Фаусту, пошла на сделку с «дьяволом», отдав ему свою уникальную душу в обмен на земную, экономическую власть.

У Берлина не выдержали нервы

До поры до времени ситуация в Европе полностью устраивала англосаксов и авторов проекта ЕС. Подумаешь, Германия усиливается экономически! Главное — она служит превосходным тараном для подрыва национальных государств, суверенитетов, классической культуры и христианского мировоззрения. В развитии постмодернистского проекта ФРГ проявляла истинно немецкое усердие и основательность — как в свое время ГДР при строительстве социализма советского образца.

Однако с началом мирового финансового кризиса чрезмерная экономическая мощь Германии перестала устраивать США и Великобританию, ведь мощный европейский игрок мог ненароком выйти из-под контроля и похоронить раньше времени «долларовую пирамиду». В итоге в этом году Вашингтон и Лондон развернули против Берлина войну, вновь проявив себе тонкими знатоками немецкой психологии. Они стремились убедить Германию и ее соседей в том, что немцы — не те, за кого выдают себя уже полвека. Мол, этот народ так и не стал благородным европейским альтруистом, оставшись заурядным национальным эгоистом.

Наступление на Берлин развернулось в 2012 году как на внутреннем, так и на внешнем фронте. Леволиберальные СМИ начали обличать правительство Ангелы Меркель. «Всем своим благополучием Германия обязана только Европе, которая нас приняла и простила после всех злодеяний. А теперь мы из-за своей жадности не хотим спасать соседей. Когда же мы извлечем уроки из прошлого?» — эта цитата из еженедельника Die Zeit весьма показательна для немецкой прессы. Параллельно страны Южной Европы, доведенные до отчаяния навязанной Берлином «жесткой экономией», накрыла мощная волна германофобии. Местные газеты стали изображать Ангелу Меркель не иначе как в нацистской униформе, а на многотысячных демонстрациях появились плакаты со свастикой и надписью «Германия — Четвертый рейх». Наконец, после победы на президентских выборах во Франции социалиста Франсуа Олланда трещину дал франко-германский тандем — новый хозяин Елисейского дворца в отличие от Николя Саркози выступает против немецкого «затягивания поясов» и призывает вливать в экономику деньги ради оживления роста. В итоге Германия, несмотря на свою платежеспособность и промышленную мощь, оказалась одинокой и изолированной.

Выйти из блокады она могла бы лишь в том случае, если бы у нее за душой был собственный «исторический проект», великая идея и мечта, которая помогла бы ей снискать симпатии европейцев и заставила бы их добровольно признать немецкое лидерство. Но откуда взяться такому самобытному проекту, если страна давно уже поставила крест на собственной индивидуальности и отказалась от исторического творчества? А раз у вас нет своего проекта, вы неизбежно становитесь частью чужого. И вам приходится уступать его авторам, которые распоряжаются вашей судьбой. Именно это и произошло с Германией, когда США и Великобритания, умело играя на «философских» струнах немецкой души, вынудили Берлин в дополнение к духовному суверенитету принести им на блюдечке с голубой каемочкой суверенитет экономический.

Конечно, англосаксам пришлось в 2012 году изрядно постараться, чтобы сломить сопротивление защитников «немецкой крепости». Так, буквально накануне решающего заседания Конституционного суда в Карлсруэ американцы «вдруг» объявили о своем желании оставить на территории ФРГ ядерное оружие. Затем Афины «внезапно» пригрозили Берлину репарациями за Вторую мировую войну. И наконец, известный «филантроп» Джордж Сорос, считающийся выразителем интересов заокеанской финансовой элиты, в нашумевшей статье для The New York Review of Books совершенно «случайно» призвал немецкие власти заплатить за банкет на тонущем «Титанике» или покинуть капитанский мостик. Неприкрытый и грубый шантаж, не правда ли? Но он сработал. Сработал потому, что Германия оказалась в ситуации, когда под сомнение была поставлена ее с таким трудом возникшая послевоенная идентичность. Нервы у Берлина не выдержали, и он скрепя сердце принял решение, которого весь год от него добивались многочисленные «доброжелатели». Это решение повлечет за собой тектонические сдвиги — ускорение темпов европейского кризиса и закат безоговорочного лидерства Германии в Европе.