Худший кошмар в Азии - война между Китаем и Японией

Худший кошмар в Азии - война между Китаем и Японией

The National Interest   ДжеймсХолмс                                               5. 01. 2014

(Параллельные места в тексте перевода для удобства анализа отмечены цифрами. - Перевод.)

Не будем преуменьшать вероятность войны в Восточной Азии или обманывать себя, что Соединенные Штаты смогут остаться в стороне в случае конфликта между Китаем и Японией. Западу трудно проникнуть в глубину и природу этого соперничества, страстей, его разжигающих. С интеллектуальной точки зрения мы без особого труда понимаем эти разногласия, настраивающие азиатских конкурентов друг против друга. Например, тот факт, что и Токио, и Пекин заявляют о своем суверенитете над островами Сэнкаку/Дяоюйдао – крошечным архипелагом неподалеку от Тайваня и Рюкю. Китай хочет контролировать оффшорные воздушные и морские перевозки, т. е. свою новую Зону Идентификации ПВО (ADIZ) в Восточно-Китайском море, а также переписать правила, регулирующие использование «морских зон глобального наследия» (nauticalcommons). К тому же, особенности залегания подводных энергетических ресурсов порождают трения по поводу того, где проводить линии, ограничивающие «исключительные экономические зоны» (EEZs).  И т.д., и т.п.

Канва событий внешне проста. Это все о том, как поделить территории и остальное. Понятно и обывателям. Но здесь есть опасность – в том, что все материальные, измеримые вещи ведут в тупик. Это вдвойне верно, когда территории и прочие предметы разногласий обладают ничтожной ценностью. По логике затрат и выгод стратега Карла фон Клаузевица, эти мели Сэнкаку и Скарборо вряд ли заслуживают времени и ресурсов любой из сторон возможного конфликта (1). Здесь комментаторы и задаются вопросом, почему компромисс кажется таким трудным, если объективно ставки столь малы. Им непонятно, почему великие державы готовы начать войну из-за каких-то «голых скал в Восточно-Китайском море». Ряд наблюдателей в Азии обреченно критикуют готовность сообществ к борьбе за «бесполезные, по сути» географические объекты.

Почему, вопрошают они, соперники не могут пойти на компромисс, восстанавливая договором согласие в регионе и избавляясь от ненужных сложностей. Цепляться за объекты, имеющие далеко не очевидную ценность, просто глупо, если не сказать абсурдно, - это обречено на провал.

Так ли? Фантаст Роберт А. Хайнлайн мог шутить, что западные люди понимают эти затруднения, но не  в н и к а ю т (grok) в них. Большие вопросы охватывают не просто конкретные интересы в дискурсе, но более широкие принципы. Хайнлайн придумал слово “grok” для своей образцовой вещи «Чужой в чужой стране». Оно означает «понимать настолько полно, что наблюдатель становится частью наблюдаемого (объекта)». Это значит не только сознавать умственно, но чувствовать нутром. Термин возник с ощущением безысходности: способен ли вообще один человек по-настоящему понять другого? “Togrok” «означает почти все, что можно усмотреть в религии, философии и науке». Но такое «глубокое понимание», какого удостоился Хайнлайн, ускользает от большинства людей, как цвет ускользает от слепого. Отсюда дефицит спонтанной эмпатии равно к союзникам и возможным противникам.

Но мы должны  п о с т и г а т ь  неумолимые стратегические реалии: этот спор распространяется на нечто большее, нежели островки и Зоны Идентификации ПВО. Под угрозой сама сущность азиатского порядка. Созидание безопасного мира является основным стимулом внешней политики любого находящегося у власти режима, будь то демократия или олигархия. Еще со времен Фукидида народы не жалея средств сохраняли и устанавливали региональные порядки, благоприятные для своих национальных интересов, устремлений. Окружая себя политическими единомышленниками, народ старался закрепить благоприятный, мирный статус-кво. Как повелось в древности, так сохраняется и поныне. В 1894-1895 гг. Императорская Япония перевернула в Азии всю иерархию, наголову разбив флот Династии Цин и отхватив лакомый кусок, – Порт-Артур на Ляодунском полуострове. Так началось создание Азии, безопасной для Японской империи.

Военные победы порой не достигают политических целей. Но, как говорит моя коллега и друг Салли Пэйн, 1-я китайско-японская война была ограниченной, а вот последствия ее ограниченными не назовешь. Режим Цин после поражения остался у власти, но Договор Симоносеки, положивший конец конфликту, ознаменовал возвышение Японии над Китаем в качестве центральной власти в Азии. Условия договора – в частности, передача о.Тайвань Японии – изменили порядок в регионе таким образом, что многое не теряет актуальности до сего дня. В самом деле, профессор Пэйн подчеркивает: внешняя политика Китая с 1895 года имела своей целью отмену Симоносеки, тогда как усилия Японии были направлены на удержание существующего порядка.

Короче говоря, Императорская Япония посредством ограниченной войны вытеснила Китай с его места на вершине азиатской иерархии. Китай хотел бы компенсировать ситуацию, возвращая себе законную (по его мнению) позицию посредством такой же ограниченной дипломатии принуждения. Классический стратег Сунь-Цзы предписывает военачальникам искать возможности непропорциональных воздействий путем применения малых сил (2). Очевидно, Пекин видит такую возможность в Восточно-Китайском море. Он надеется сделать Азию безопасной для своего бренда - коммуно-авторитарного капитализма.

Но геометрия любого будущего конфликта будет сложнее китайско-японской войны «один на один». Интересно, что Соединенные Штаты вовсе не являются таким уж безропотным партнером, - гарантом того, что осталось от Договора Симоносеки, который претерпел изменения в результате русско-японской войны 1904-1905 гг., 2-й китайско-японской войны 1937-1945 гг. и Тихоокеанской войны 1941-1945 гг. Американские представители постоянно говорят о том, что у Вашингтона нет своего бастиона с флагом, развивающимся над островами и атоллами, разбросанными в азиатских водах. Это так, но он имеет большой интерес сохранять систему, которой руководил с 1945 года.

Позволяя какому-нибудь одному прибрежному государству менять договорные правила своим декретом (ограничивать свободу передвижений в морях и воздушном пространстве, отчуждать территорию или воды от другого государства), можно создать опасный прецедент. Если Пекин выйдет из затруднения, изменив систему один раз, почему бы не повторить то же самое снова и снова. И если это делает Китай, то почему не могут сделать другие региональные державы во всем мире? (Замечание совершенно справедливое, но, если Соединенным Штатам выгодно, они всегда ссылаются на международные договоры и здравый смысл, в остальных же случаях легко игнорируют и то, и другое. – Перевод.) Так что для Соединенных Штатов эти раздоры – никак не мушиные кладки на карте, но дело принципа. Т.е. Сэнкаку и Зона Идентификации ПВО существенно значимы для американцев. Можете считать это провокацией, но вряд ли (любая) Администрация США станет беспечно игнорировать китайско-японскую пробу оружия.

Так что Токио, Пекин и Вашингтон – все имеют жизненно важные ставки в этой борьбе. Что это значит в плане вероятной войны? Клаузевиц призывает государственных деятелей, чтобы ценность, которую они придают «политическим объектам» и целям, определяла «величину» и «продолжительность» усилий, направленных на достижение этих целей. Чем важнее цель, тем больше жизней, денег, техники растрачивают воюющие стороны, – больше и дольше... (1) Большие интересы приносят с собой большие инвестиции. Таким образом, может оказаться, что все три  заинтересованные стороны, чтобы добиться своего, будут тратить значительные средства в течение долгого времени.

В том-то и загвоздка: Клаузевиц показывает, что каждый из соперников, понимая, что может быть побежден, будет прилагать куда больше усилий, превосходя скудный минимум, чтобы не уступить преимущества лидера противнику. А лидеры опасаются, как бы соперник не взял верх над ними. Делать больше и с учетом опережения - это помогает участнику конфликта быть впереди конкурентов и увеличить шансы на победу. Динамика эскалации захватывает, когда каждый делает больше того, что диктует простая логика затрат и выгод (1). (Это с одной стороны, см. тж выше.  – Перевод.) Вашингтон и Токио должны это признать в своих внутренних и совместных обсуждениях.

Предопределенность Клаузевица представляет начало стратегической мудрости. Само собой разумеется, что все конкуренты будут стремиться к достижению своих целей за счет применения минимальной силы и лучше вообще без боевых действий. Никого не прельщает угроза войны (2). (Это с другой стороны, см. тж выше.  – Перевод.) Но также очевидно, что они понимают: уступки (в вопросах территории, статуса или свободы морских передвижений) еще хуже самой войны (1). (Это опять с той же стороны. – Перевод.)

Тогда игра с малыми, вроде бы, ставками (2) может перерасти в крупный пожар, поднимая Китай против американо-японского альянса. Сколько страстей способна пробудить непростая ситуация в Восточно-китайском море при вооруженном противостоянии сторон? Китай и Япония готовы к решительным действиям. Споры затрагивающие суверенитет – в частности, территорию и ресурсы – как правило, взвинчивают «выше крыши» восприятие значимости политической цели (1). Более того, Токио и Пекин остро сознают, что на карту поставлен статус-кво, действующий после 1895 года. Говоря языком Клаузевица, цели такого значения заслуживают не ограниченных временем усилий огромного потенциального масштаба (1). (Это вывод. – Перевод.)

Основным неизвестным является американская решимость... Положение Соединенных Штатов может оказаться противоречивым в связи с участием в затяжной кампании. Они могут столкнуться с несоответствием между неотвратимыми но, казалось бы, абстрактными интересами и массовой апатией в отношении этих интересов (4). Свободное использование «зон глобального наследия» (3), несомненно, относится к жизненно важным интересам США. Как и поддержка друзей в опасности. Спросите хоть обывателя, и он согласится с вами. Но много ли рядовых граждан по-настоящему  с о з н а ю т  значение системных взаимосвязей в своей повседневной жизни? Заподозрить можно немногих.

Если так, то два антагониста, придавая исключительное значение своим целям, столкнуться в Восточно-Китайском море, причем один из них – при поддержке сильного, но отдаленного союзника, чья приверженность может оказаться прохладной. Клаузевиц (снова о совместных усилиях) говорит, что никто не станет придавать такой же настоятельности проблемам другого, какую приписывает своим собственным. Союзник «с меньшей шкурой в игре» проявляет не столь сильную приверженность делу и старается выйти из игры, когда ситуация ожесточается (7).

Если старый скептик прав, то американо-японский альянс в военное время может подвергнуться серьезному испытанию. У Токио и Вашингтона общая непреложная цель – сохранить в Восточной Азии прежний порядок под эгидой США. Консенсус по вопросам окружающей обстановки, путям их решения, казалось бы, должен укреплять единство союзников. Но как говорил Клаузевиц, - приоритет значимости определяет цель, сама по себе она не имеет значения (1). Один союзник может придавать цели весьма высокую ценность, а другому она может быть вовсе не так дорога (7). У Токио на карту поставлен статус и территориальные интересы, что мобилизует его волю и энергию на борьбу. Но это еще не значит, что для американского государственного и общественного устройства так уж ценно само по себе сохранение морского порядка (3) (См. выше о «зонах глобального наследия»! – Перевод.) или защита японских территорий. Подозрения могут появиться при проведении союзнических консультаций, когда Токио будет испытывать преданность Вашингтона, а Вашингтон - негодовать по-поводу втягивания его в войну.

В конце концов, результата добьется тот, кто больше к нему стремиться. Кто же, Китай или японо-американский альянс будет достигать все большей устойчивости, воодушевления своих целей. Фукидид напоминает потомкам, что не только объективные интересы, но страх и честь продвигают людские дела. Шотландский философ Дэвид Юм продолжил эту мысль: «Интерес и честолюбие, честь и стыд, дружба и вражда, благодарность и месть являются главными движителями всех общественных дел; и страсти эти имеют крайне упорную, неподатливую природу».

Итак, философы утверждают, что страсти окрашивают даже самый рациональный расчет. Прежде всего, внимание приковывают ближайшие угрозы, направленные на ключевые потребности. Угрозы же отдаленным, казалось бы, невещественным интересам, влекут за собой куда меньшие страсти, а значит и меньшую поддержку человека с улицы, даже если он признает необходимость борьбы с такими угрозами (4). (См. аналогичное рассуждение выше. – Перевод.) Так что, если американские лидеры хотят поднимать нацию на войну в западной части Тихого океана, они должны быть готовы продавать эту идею с большой сноровкой. Война – не война, но она стОит подъема, сплочения и поддержки, исходящих из обязательств Америки. Сейчас бы самое время начать (5). (Это с одной стороны. – Перевод.)

Куда все это заводит нас? Китайско-японская война может разразиться из-за проблем для западного сознания иррациональных. Такая война будет коалиционной, при этом большой, скверной, долгой (6). (Это с другой стороны. – Перевод.)  Американо-японский альянс крепкий на первых порах может затем обнаружить внутренние пороки и трещины (7). (См. выше. – Перевод.)  И трансокеанский союз может разваливаться, обнажая скрытые пороки, при затягивании борьбы и обветшании американского флага. Эти проблемы следует уточнять в союзнических кругах сейчас, пока не случилось худшего.

Будем  п о с т и г а т ь  стратегическую реальность. Хайнлайн и не надеялся на меньшее.

Джеймс Холмс, Профессор Стратегии Военно-Морского Колледжа США. В данной статье выражает исключительно собственное мнение.  

Ссылка на оригинал: http://nationalinterest.org