|
Сегодня все мы свидетели стремительных изменений, происходящих в самых разных регионах мира. Почему происходят процессы, в ходе которых страны и народы погружаются в хаос? О том, как внешние силы могут использовать рознь и конфликтный потенциал общества для разрушения России, рассказывает философ и политолог, директор Центра консервативных исследований при социологическом факультете МГУ Александр ДУГИН.
– Александр Гельевич, каковы предпосылки для серьёзных масштабных конфликтов внутри российского общества?
– Социальные различия – этнические, исторические, культурные, языковые, религиозные – объективный факт. Общество разнородно, состоит из различных социальных групп. И их структурирование по определению таково, что они сплошь и рядом определяют свою идентичность, своё «я» через отрицание другого, то есть через гетеро- и автостереотипы.
Есть представления социальной группы о том, кто ей принадлежит – коллективное «мы», и кто не принадлежит – коллективное «они».
И как правило, социологи показывают, что любая такая группа в определённом смысле описывает в позитивных тонах автостереотип, а в негативных, отрицательных – гетеростереотип.
Проблема этой идентификации внутри полиэтнического, поликонфессионального, поликультурного, полиязыкового и, в конце концов, стратифицированного по социальным классам общества чрезвычайно сложна. Это, разумеется, относится и к капиталистическому, либерально-демократическому обществу, в котором мы живём. Оно весьма жёстко стратифицировано по имущественному признаку, есть низшие и высшие классы, которые имеют собственные стереотипы и в отношении себя, и по отношению к другим.
Повторимся, это объективное свойство общества. Если будем закрывать на это глаза, говорить, что этой социальной дифференциации, этой огромной, очень сложной модели коллективных идентичностей и стереотипов не существует, – то мы эту проблематику сведём к абсолютно бессмысленным декларациям, станем бороться с тенями, призраками.
– Какова миссия государства в решении или хотя бы минимизации этих проблем?
– Главная роль государства – в непрерывном стремлении к гармонизации общественных отношений. Основная цель, подчеркнём, – гармония, а не попытки стирания перманентно накапливающихся противоречий.
В претендующем на объективность анализе мы должны вывести за скобки явления, связанные с криминализацией, крайние, безусловно деструктивные формы и, наоборот, собрать воедино все тенденции, относящиеся к безусловно конструктивным.
И здесь мы упрёмся в непреодолимое на сегодня препятствие, такое как нехватка мобилизованных, объединённых общей задачей экспертов, интеллектуалов, учёных, кто мог бы квалифицированно заниматься этими проблемами, не будучи ангажированным.
В общем, никакой мобилизации интеллектуалов, специалистов в проблемах идентичности, этносоциологии не просматривается. Всё заканчивается обычно пустыми лозунгами и какими-то случайными кампаниями.
Когда же всё взрывается, когда межэтнические и прочие масштабные конфликты доходят до самой острой стадии, приглашают в телестудии «говорящие головы». А те либо вещают, что всё у нас плохо и Россия находится на грани гибели, либо, напротив, успокаивают, указывая на «отдельные экстремистские группы» и сваливая на них всю вину.
Потом же всё мгновенно забывается и постепенно возвращается на круги своя.
В такой ситуации все эти вызовы, противоречия – межконфессиональные, межэтнические, межкультурные, социальные – продолжают периодически нарастать. Иногда – как снежный ком. Понятно, что их будут принудительно гасить, однако не заставят себя ждать другие схожие проблемы. Ибо системной социальной политики в этой сфере у нас нет.
– Насколько значим внешний, «забугорный», фактор?
– С геополитической точки зрения социальная дестабилизация у нас выгодна конкурентам России. Это объективно. Америка, строящая глобальную империю, поощряет социальные противоречия в регионах, где её влияние не является тайным, но в то же время и полным отнюдь не выглядит.
США, конечно же, заинтересованы в социальной нестабильности нашего общества. И здесь хорошей иллюстрацией, хотя и на первый взгляд для нас посторонней, может служить их очевидная заинтересованность в эмуляции хаоса в арабском мире.
Из подобного рода хаотизации социума, раздробления его на отдельные сегменты Америка извлекает свою геополитическую выгоду.
Это своего рода инструмент сетевых, медиатических войн, когда через определённые факторы, такие, например, как акцентирование межэтнических, межконфессиональных проблем, достигается социальная дестабилизация. Всё это относится и к конкурентам США, находящимся в «промежуточной зоне», то есть частично лояльным по отношению к Америке, частично – нелояльным. Россия прекрасно вписывается именно в эту категорию – как государство, всё ещё продолжающее настаивать на собственном суверенитете.
Ну и для того, чтобы «размягчить» ситуацию, сделать то или иное общество, по определению социолога Зигмунда Баумана, более «жидким», заокеанский центр инспирирует социальные конфликты и таким образом усиливает своё влияние в мире, извлекая из этого максимальные выгоды. В этом отчасти и заключается ответ на вопрос: «Кому выгодно?».
– До какой степени, до какого момента или предела «им» это выгодно?
– До тех пор, пока США рассматривают как вполне реальную угрозу трансформацию российской власти в сторону более открытого имперско-национального патриотизма, более жёсткого отстаивания собственного суверенитета.
В остальном для Америки рамки «допустимого» в Российской Федерации сегодня и в ближайшей перспективе довольно широки.
Когда мы имеем дело с такой сложной системой диалектически организованных идентичностей, в каждом конкретном случае приводные ремни или элементы инструментализации происходящих конфликтов бывают разными. И каждый случай нужно изучать отдельно.
Компетенции и опыта наших спецслужб явно недостаточно для того, чтобы регулярно отслеживать сетевые процессы и технологии. Только-только начинается изучение сетевых войн в рамках Совбеза, Генштаба. Пока там всё это, включая подготовку специалистов, находится на слабом уровне. Поэтому полную и достоверную информацию в этой сфере системно получать и исследовать они не могут.
К примеру, является ли «Манежка» сетевой операцией или представляет собой спонтанный всплеск? Чётких ответов на этот и ему подобные вопросы нам не представлено. Понятно, что наблюдаем факты дестабилизации общества, этакий синдром обострения социальных и этнических противоречий. Однако тех, «кому выгодно», мы практически не видим.
И можем об этих выгодоприобретателях говорить лишь абстрактно, обобщённо. Выгодно тем, кому нужны ослабление российского общества, его хаотизация, противопоставление одних этнических, социальных, конфессиональных групп другим.
То есть опять же обращаем взоры на «внешнего конкурента». А вот доказать смычку, взаимосвязь негативных явлений и событий, указать, какие из них являются «естественными», спонтанными, а какие организованными, инструментальными, можно лишь, ещё раз подчеркну, после чрезвычайно внимательного изучения каждого случая по отдельности.
Причём не только с помощью эффективных социологических методов, но и посредством привлечения наиболее сильных экспертов из спецслужб. Ничего подобного у нас не проводится – ни открыто, ни даже в каком-то специальном, секретном режиме.
В силовые структуры время от времени приходят директивы «Подавить!», «Не допустить!», «Привлечь виновных к ответственности!» и т. п. А поскольку в тех же сетевых операциях найти виновных зачастую вообще невозможно, ищут, как правило, «стрелочников» среди явных идеологических противников нынешнего государства.
Освещение же этих конфликтов ещё более идеологически инструментальное – что-то выпячивается вовне, что-то, наоборот, из различных соображений умалчивается. И мы получаем уж совсем невнятную, размазанную картину.
– А есть реальные и весьма значимые субъекты дестабилизации общества внутри Российской Федерации?
– Нет. И это, пожалуй, единственное бесспорное обстоятельство в контексте рассматриваемой темы. В нашей политической среде нет самостоятельных сил, которые могли бы пытаться играть на этом факторе.
По сравнению с 90-ми годами российская политика настолько зачищена в плане появления независимых политических игроков, что можно сказать совершенно точно: внутреннего заказа на дестабилизацию социальной ситуации у нас совершенно не просматривается.
Нет олигархов, способных по своему хотению включиться в большую политику (таких, как Березовский, Гусинский, Ходорковский) и начать провоцировать социально-политические процессы. Олигархам дано жёсткое указание-предостережение: кто рискнёт «вмешиваться», тот пойдёт по стопам Березовского, Ходорковского, Невзлина и т. д.
Они и не «вмешиваются», хотя теоретически обладают финансовыми и технологическими ресурсами. Политические партии сидят «тише воды, ниже травы», говорят строго то, что им предписано.
Картину в этом отношении Путин предельно упростил: то, что не инициируется из Кремля, просто не имеет шансов на существование. И, соответственно, нет этих промежуточных внутренних субъектов, способных вызвать дестабилизацию межэтнических отношений. А есть только внешний фактор.
Но поскольку мы сами же всё больше и больше втягиваемся в глобализацию, этот внешний фактор становится всё более и более действенным. Ибо сетевое общество национальные, государственные границы легко пронизывает.
– В контексте темы просто недопустимо обойти вниманием нашу «правозащиту»…
– Что касается российских правозащитников, то практически все они представляют собой своего рода воплощение, реализацию сетевого оружия Запада, направленного на ликвидацию российского общества.
Руководствуясь двойными стандартами, будучи идеологически ангажированными, они нарушений прав человека коренного населения или большого народа не видят в упор.
Это их не интересует, они ищут такие случаи, которые могли бы показать российское общество в неприглядном виде, соответствовали бы заказам их западных хозяев и имели идеологически деструктивные последствия и значения.
Идея сосредоточить всю эту проамериканскую группу влияния в Общественной палате, дать им зелёный свет, позволить становиться этакими законодателями стандартов в правозащитной сфере, на мой взгляд, была ошибкой нашего политического руководства.
Возможно, преследовалась цель обезвредить этих «деятелей», увести их с улицы, оторвать от крайне либеральной оппозиции. Но все «правозащитники» – Гербер, Сванидзе, Брод, Алексеева, Тишков и другие – стали задавать тон в сфере защиты прав человека, выступать нередко от имени государства, занимаясь деструктивной деятельностью изнутри него.
Попытка придания им статуса главных правозащитников, включение их в самые значимые общественные и экспертные организации приводят уже к «официальной» эрозии российского общества.
Наши правозащитные организации, то есть те, кого мы под этими словами привыкли понимать – не что иное, как одна из форм сетевой войны против России.
Идеология прав человека имеет центром Запад и уже поэтому пристрастно-ангажированная. Понятие о человеке исключительно как об индивидууме – типичное течение именно западной культуры. И естественно, оно служит тем, кто его создал.
В других обществах, в том числе российском, проблема человека решается, исследуется более сложным образом. На основании холизма – принципа, соответственно коему человек рассматривается как нечто большее, нежели просто индивид.
То есть на первый взгляд выдвигается коллективное, а не индивидуальное начало. Вот эти два подхода в социологии – индивидуалистический и холический – уже сами по себе идеологически заряжены.
Наши «правозащитники» – сторонники исключительно методологического индивидуализма и противники (причём жесткие, яростные, истерично-бесноватые) любой формы холической социологии и социальной целостности.
Направить их в конструктивное русло невозможно в принципе. Их задача – размывать любые естественные цивилизационные, культурные, социальные основы, подтачивать основания русской государственности. В ней они видят мировоззренческий, идеологический, социальный базис для интеграции российского общества.
Андрей Ефремов
Файл-РФ
Вернуться назад
|