Развертывание гиперзвуковых ракет в России вызывает на Западе нескрываемую досаду и ревность. Многие СМИ описывали это событие как революционный прорыв, сравнимый с запуском первого искусственного спутника Земли. В игру включились «эксперты»-самозванцы, вроде тех, кто выступает с прогнозами в день выборов, после того, как появились первые результаты экспресс-опросов. Чиновники из Пентагона уверяют нас, что Соединенные Штаты сохраняют превосходство в сфере ядерных вооружений и способны ответить (пусть и не вполне адекватно) на любые угрозы, исходящие от России.
На девяносто восемь процентов вся эта непосредственная реакция – не более чем гадания на кофейной гуще. Она просто сигнализирует о том, что мы имеем дело с чем-то большим и важным, но при этом не имеем ни малейшего представления о его форме или размерах, а также о его значении. И это, в общем-то, нормально. Важнее другое: необходимо как можно быстрее перейти от истерии к стадии пристального наблюдения и анализа.
В Вашингтоне сложился консенсус по поводу того, что Россия – смертельный враг США. Мы вводим санкции против русских, мы осуждаем Россию по любому поводу, мы заставляем наших европейских партнеров отказываться от сотрудничества с ней, мы рисуем ужасные образы Владимира Путина, игнорируя практически все, что он говорит, как если бы речь шла о Гитлере. Тем не менее, похоже, никто не может четко сформулировать, в чем же состоит российская угроза, за исключением того, что Москва встает у нас на пути везде, где мы хотим добиться полного контроля над ситуацией: Сирия, Ливия, Иран, Турция, Украина, Грузия.
Само собой разумеется, что мы также обвиняем русских в неустанных попытках подорвать американскую демократию. Тем не менее, это остается спорным, как и все, что носит сомнительный ярлык «вашингтонского консенсуса».
Президент Барак Обама вынудил страну тратить невероятные деньги на триллионную программу модернизации американских боеголовок и систем доставки, рассчитанную на двадцать лет. Однако, стратегическое обоснование этой программы вызывает серьезные сомнения.
Создание гиперзвуковых ракет в России – это параллельная разработка. В чисто техническом смысле, они явно опережают нас. И это ужасно раздражает американский истеблишмент в сфере национальной безопасности. Однако, имеет ли «первенство» в этой области какое-нибудь практическое значение? Является ли эта борьба на самом деле борьбой за преимущества, и получает ли победитель реальное превосходство? Здесь можно дать абсолютно четкий ответ – «НЕТ»!
Со стратегической точки зрения все это полностью лишено смысла. Почему? Потому что никакие новые вооружения не способны разрушить логику доктрины «взаимно гарантированного уничтожения», сформулированной еще в годы холодной войны.
Сегодня между Соединенными Штатами и Россией уже нет прежней борьбы «не на жизнь а на смерть» за мировое господство или идеологическое превосходство. Приписывать что-либо подобное Владимиру Путину – это явное свидетельство о психическом расстройстве, причем не его, а нашем. То же справедливо в отношении нового «соперничества сверхдержав» между Соединенными Штатами и Китаем.
Итак, если эта логика представляется убедительной, почему же российские лидеры инвестируют огромные суммы в производство гиперзвуковых ракет? Ответить на этот вопрос можно лишь в форме предположения. Несомненно, отчасти это связано с техническим и бюрократическим факторами. Подобные долгосрочные программы живут своей собственной жизнью, как, впрочем, и в Вашингтоне. У США нет никаких причин тратить триллион долларов на обновление ядерного арсенала, за исключением того, что две администрации подряд считали это необходимым.
В случае с Россией, вероятно, имеет значение еще один фактор. В Москве традиционно склонны преувеличивать американские технические возможности. Они испытывают что-то вроде комплекса неполноценности по этому поводу, несмотря на собственные выдающиеся достижения. В частности, особенно остро этот комплекс проявляется в ядерной сфере, и прежде всего, в области противоракетной обороны.
Его история уходит корнями в начало семидесятых годов, когда Никсон принял программу Safeguard, за которой два десятилетия спустя последовали планы «звездных войн» Рейгана. Ни одна из этих инициатив в действительности не была способна изменить общий стратегический баланс. Эту беспричинную стратегическую озабоченность следует рассматривать в исторической перспективе. В российской стратегической мысли имеет место легкая паранойя, которая является результатом событий двадцатого столетия.
В какой-то степени эти настроения отражают и замечания президента Путина, объявившего о развертывании гиперзвуковых ракет: «Мы привыкли к роли догоняющего. Это больше не так. Россия – единственная страна в мире, обладающая гиперзвуковым оружием».
В какой-то степени эти болезненные точки русской души стимулировались американской программой окружения России системами ПРО. «Можно ли предположить, что Соединенные Штаты усовершенствуют эти системы и поставят под сомнение эффективность нашего ядерного сдерживания? Почему они тратят на это столько денег и усилий? Почему эти объекты ПРО делают Польшу и страны Балтии более защищенными, если они фактически бесполезны в военном отношении, а для нас нет никакого смысла нападать на эти страны?»
Анализ, основанный на реальной информации, позволил бы прийти к выводу, что ответ на все эти вопросы является отрицательным. Альтернативное объяснение может быть только одно: лидеры США склонны к бессмысленным шагам, поскольку являются просто недалекими в стратегическом отношении.
Более общий урок заключается в том, что старое изречение, приписываемое Бжезинскому, отчасти содержит истину: «Россия никогда не бывает столь слабой или столь сильной, как нам кажется». Мы списали ее как мировую державу в девяностые годы и с тех пор ни разу не вносили корректировок в свою оценку. Возможно, именно такое пренебрежительное восприятие России стало причиной грандиозного провала разведывательного сообщества США, попросту прозевавшего революционные прорывы России в сфере военных технологий. Это тот самый случай, когда интеллект важнее разведданных.