Армия на прицеле реформ

ВСЕМ известно, что главным злом для Вооруженных сил была объявлена существовашая структура: округ–армия–диви­зия–полк–батальон. А также «чрез­мерно большое» количество офицеров в армии и на флоте. Ликвидация такой структуры и изгнание лишних офицеров объявлено панацеей от всех бед Вооруженных сил. Мол, ликвидируем дивизии, выгоним офицеров из армии, и Вооруженные силы сразу приобретут немыслимую эффективность.
Методика самого лукавства предельно проста. Возьмем 36 дивизий постоянной готовности, части и соединения армейской подчиненности, части и соединения, относящиеся к резерву Верховного главного командования (РВГК), а также кадрированные соединения и базы хранения техники и вооружения мобилизационного резерва. Для полного обеспечения Вооруженных сил такой структуры необходимой техникой и вооружением требуется (ориентировочно) около 15000 танков, порядка 36000 боевых бронированных машин и до 30000 артиллерийских орудий, минометов и реактивных систем залпового огня (РСЗО). Цифры немалые. И из этого числа новейшие танки  Т-90, боевые машины пехоты БМП-3, бронетранспортеры БТР-90, а также новейшие образцы артиллерийского и высокоточного «интеллектуального» вооружения составляют от силы 10% в лучшем случае. То есть для перевооружения Сухопутных войск требуются крупномасштабные поступления вооружения и боевой техники. И все равно даже к 2020 году при нынешнем состоянии российского оборонно-промышленного комплекса упомянутые выше образцы составят при самых благоприятных  условиях не более 50% парка боевой техники и вооружения. Но при этом к 2020 году они сами уже станут устаревшими. А новых разработок на подходе нет. И что делать?
Выход найден изумительный по своей иезуитской лукавости. Если нельзя произвести новую технику в необходимых количествах, то надо отправить как можно больше ее морально устаревших образцов на слом, чтобы искусственно поднять процент новейших вооружений и техники, стоящей на оснащении армии. Действительно, для 36 общевойсковых бригад (по сути – усиленных полков) потребность в боевой технике и вооружении будет значительно, в разы меньше и составит: в танках – 2500–3000 единиц; в боевых бронированных машинах – порядка 6000–7500; в артиллерийских системах, с учетом остающихся немногочисленных артиллерийских частей РВГК – 6000–6500. Таким образом одним махом за счет превращений дивизий в бригады и сокращения всего и вся резко снижается потребность в вооружении и боевой технике. И одновременно в разы вырастает процент укомплектованности войск новейшими образцами вооружения и техники. Небольшие дополнительные закупки и «табуреточный» министр обороны с пафосом рапортует, что армия на 3/4 оснащена новейшими образцами танков, БМП, БТР и всего остального. Женщины кричат: «Ура!», и ввысь летят чепчики.

Естественно, при этом старательно будет умалчиваться, что такая армия способна вести в лучшем случае только бои местного значения и только с противником наподобие грузинского «воинства». Что любой более или менее серьезный конфликт приведет к фатальным последствиям. Это «реформаторов» не волнует. Они свято уверены, что забугорные «братья по классу» никогда не пойдут против них на вооруженную агрессию, забывая в силу своего дремучего исторического и культурного невежества, что многие тысячелетия войны как раз и велись между «братьями по классу» – рабовладельцами, феодалами, буржуазией.

 

Надувной образец для рапорта.

ТЕПЕРЬ давайте сравним детище нынешней реформы – бригаду и традиционную дивизию. В мотострелковой дивизии имелись: три мотострелковых пол­ка (танковый, артиллерийский и зенитно-ракетный), истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, а также батальоны: разведывательный, связи, инженерно-саперный, ремонтно-восстановительный, материального обеспечения, медико-санитарный.

Артиллерийский полк дивизии обеспечивал усиление полковой артиллерии без привлечения артиллерии РВГК. Истребительно-противотанковый дивизион был противотанковым резервом дивизии. Благодаря зенитно-ракетному полку дивизия могла обеспечивать ПВО не только в зоне прямой видимости непосредственно над полем боя силами зенитных дивизионов мотострелковых полков, но и существенно расширить зону поражения самолетов и вертолетов противника, бить «за горизонт». Очень мощным был инженерно-саперный батальон, обеспечивавший и инженерное оборудование позиций с прокладкой колонных путей (рота инженерных машин), и установку минных заграждений и разминирование (саперная рота), и переправу техники на плавающих транспортерах и самоходных паромах (десантно-переправочная рота), и наведение наплавных мостов (пон­тонно-мостовая рота).

Ремонтно-восстановительный батальон обеспечивал ремонт всех видов вооружения и техники. Медико-санитарный батальон мог обеспечить лечение значительного числа раненых, за исключением тех, кто требовал длительного стационарного лечения. Но это в дивизии, а в бригаде ничего этого нет. 

Особо надо отметить беззащитность бригады перед средствами воздушного нападения НАТО. Зенитно-ракетные комплексы зенитно-ракетного полка дивизии имели дальность поражения воздушных целей до 12–15 и даже 20 км. То есть они могли поражать вражескую авиацию до рубежа пуска ею высокоточного вооружения. У нынешней бригады остается всего лишь один зенитный дивизион, способный поражать воздушные цели только в пределах видимости и на дальности не более 6–8 км. А большинство современных образцов высокоточного вооружения ВВС и армейской авиации НАТО имеют дальность действия, превышающую 6–8 км. Кроме того, это высокоточное вооружение имеет принцип действия «пустил-забыл», и поэтому поражать самолеты и вертолеты, носители такого вооружения, после его пуска бессмысленно. Самолет или вертолет, пустив ракету или сбросив корректируемую авиабомбу, отворачивает в сторону и скрывается за складками местности. Иными словами, авиация НАТО может устроить настоящее избиение российской бригады без малейшего ущерба для себя.

Конечно, кто-то скажет, что бригада может получить усиление за счет средств ПВО вышестоящего командования. Вот только средств этих – кот наплакал, поскольку армейские и фронтовые бригады ЗРК тоже «оптимизированы», т.е. попросту разогнаны. Сейчас ЗРК С-300В вообще выведены из состава Сухопутных войск и переданы в ВВС. То есть ни о каком тесном взаимодействии с общевойсковыми частями и соединениями не будет идти и речи. А остающиеся ЗРК «Бук» подчинены такому высшему командованию, что командиру бригады надеяться на прикрытие с их стороны даже не придется. И в реальном бою вполне может случиться так, что прискачут все эти средства ПВО, подчиненные старшим начальникам, к месту избиения бригады, когда там уже никого прикрывать нуж­ды не будет. Да еще вопрос, захочет ли это вышестоящее командование ослаблять прикрытие от ударов вражеской авиации себя любимого. То что бригаду какую-то там ВВС НАТО избивает – это все фигня, главное – самим уцелеть.

Мизерное количество остающихся после «реформы» артиллерийских частей, прежде всего вследствие расформирования артиллерийских дивизий, лишает бригаду надежд на существенное усиление артиллерией, поскольку войска теперь лишены мощнейшего средства количественного и качественного усиления войсковой артиллерии, коими являлись артиллерийские дивизии. Новоявленной бригаде придется рассчитывать только на свой единственный артиллерийский дивизион. Негусто, очень негусто для серьезного боя, а не показушных игр в солдатиков. И никакая болтовня, что теперь бригады получат современные средства управления огнем артиллерии, ситуации не изменит. Для надежного подавления вражеской обороны требуется определенный расход боеприпасов, и чем больше артиллерийских стволов ведет огонь, тем за меньшее время эта задача будет выполнена, а временной фактор в современной войне имеет колоссальное значение. Любая затяжка времени дает врагу шанс на ответные шаги по исправлению неблагоприятно складывающейся для него ситуации.

ИЗ-ЗА «оптимизации» очень остро встанет вопрос инженерного обеспечения боевых действий, в частности преодоления водных преград и инженерного оборудования позиций. Дивизия могла самостоятельно обеспечить переправу всей своей техники через водную преграду практически любой ширины с помощью плавающих транспортеров и самоходных паромов, а через реку шириной до 300 метров мог быть наведен наплавной мост. И не требовалось ждать понтонеров из частей РВГК. Бригаде это не под силу. И получится, что, если бригада упрется в какую-нибудь реку (даже речушку), ей придется встать намертво. Да, БМП и БТР смогут переправиться вплавь. А как быть с танками, артиллерией, тыловыми подразделениями? И бригада вместо броска через водную преграду будет долго и упорно топтаться на берегах реки. Или придется ждать, когда откуда-нибудь издалека подползут понтонеры (что не факт!), или же возвращать с другого берега уже переправившиеся подразделения и топать туда, где уже наведен понтонный мост. Только вот долгое ожидание понтонеров приведет к тому, что противник спокойно подтянет к захваченному нашими войсками плацдарму свежие силы и просто сбросит переправившиеся подразделения в реку. А скопление сразу нескольких бригад у единственной понтонной переправы – лакомая добыча для вражеской авиации. Да и получится в итоге бутылочное горлышко, через которое бригады будут протискиваться с трудом, а противник будет избивать их по частям.

Или горе-реформаторы уповают, что противник любезно оставит в целостности и сохранности все мосты через реки? А взять инженерное оборудование позиций своих войск и прокладку колонных путей по бездорожью? Рота инженерных машин инженерно-саперного батальона располагала большим количеством землеройной и путепрокладочной техники. Этой техникой в кратчайшие сроки могли быть подготовлены полевые фортификационные сооружения, обеспечивавшие укрытие личного состава и техники. Или же проложены колонные пути для движения войск, разобраны завалы на имеющихся дорогах. Ничего этого в бригаде не имеется. А зачем? Ведь табуреточные реформаторы свято уверены, что всем этим бригадам не в чем ином, кроме показушных «войнушек» перед взорами «высочайших» особ, участвовать не придется.

В итоге мы видим, что бригада – это нечто чуть сильнее полка, но намного слабее дивизии, не имеющее возможности своими силами решить сколько-нибудь значимую боевую задачу, но при этом не могущее рассчитывать на существенное усиление со стороны вышестоящего командования.
Вооруженный конфликт в Южной Осетии выявил всю чудовищность ситуации в Вооруженных силах в результате пресловутых ельцинско-путинских «реформ» в стране. Однако вместо признания этого факта, вместо признания того, что совершалось практически преступление, когда разрушалась армия, было решено использовать своеобразный прием. Как уже говорилось, всю вину за ужасающее состояние армии возложили не на власть, а на структуру армии. Мол, не ельцинско-путинская реформа виновата, а структура в армии плохая, поэтому и не идет перевооружение.
В сухом остатке получается, что в «новом облике» Вооруженные силы будут способны воевать разве что с опереточным войском типа грузинских вояк. Встреча с сильным, многочисленным и хорошо вооруженным противником приведет к быстрому и неотвратимому разгрому.

Новая форма обойдется российской армии в 25 млрд рублей
В течение трех лет военнослужащие армии и флота перейдут на новую форму одежды. Об этом заявил председатель комитета Совета Федерации по обороне Виктор Озеров. Средства будут выделены из федерального бюджета. (РСН.)

ХОЧЕТСЯ воспользоваться такой ремаркой. Все бредни о том, что маленькая, но исключительно хорошо оснащенная армия даст сто очков вперед массовой армии – это сказка для сбрендивших либеральных интеллигентов. Один пример. В 1914–1915 гг. на Чёрном море немецкий линейный крейсер «Гебен» намного превосходил по боевой мощи любой из имевшихся устаревших русских броненосцев. Встреча с ним один на один для любого из этих кораблей была бы фатальной. Но русские броненосцы выходили в море всегда только бригадой из трех кораблей. И ни разу «Гебен» не решился вступить в решающий бой сразу с тремя русскими броненосцами. По одной простой причине. Расчеты показывали, что в итоге этого боя один из русских броненосцев будет потоплен, второй тяжело пов­реж­ден, а вот третий отделается повреждениями средней тяжести. Но «Гебен» тоже гарантированно отправится на дно. После чего германо-турецкий флот на Чёрном море практически перестанет существовать как реальная сила. Потеря «Гебена» будет для него фатальной. Поскольку поврежденные русские броненосцы в конце концов вернутся в строй, а «Гебен» со дна моря не достать. Русский флот сохранит боеспособность, пусть и несколько сниженную, а вот боеспособность германо-турецкого флота будет подорвана невосполнимо. Поэтому и для массовой армии утеря в сражениях даже нескольких соединений не фатальна, эти потери могут быть восполнены за счет мобилизационного резерва, развертывания новых дивизий на основе баз хранения или кадрированных соединений, военного производства. А вот для пресловутой «малой, прекрасно оснащенной» армии утеря всего одного соединения или даже одной части становится невосполнимой утратой, ведущей к пол­ной потере боеспособности и гибели всей армии в целом.

Последняя ремарка. Накануне Второй мировой войны «Гранд Флит» Британской империи насчитывал 17 линейных кораблей. Из них 10 кораблей типов «Ривендж» и «Куин Элизабет» постройки 1915–1916 гг. были уже устаревшими, а два линкора – «Лорд Нельсон» и «Родней» – были, мягко говоря, не совсем современными. И только 5 линкоров типа «Король Георг Пятый» были введены в строй буквально накануне войны. То есть новейшие линкоры составляли всего 30% от числа линейных кораблей. Однако лордам адмиралтейста даже в страшном сне не могло присниться пойти на махинацию: списать одним махом десять устаревших линкоров и бодро отрапортовать, что число новейших линейных кораблей в британском «Гранд Флите» теперь составляет 70% от численности линейных сил. За подобные фокусы их бы неминуемо ждала виселица. Но это в британском флоте такие махинации не прошли бы, а в руссиянском воинстве все будет очень даже в шоколаде. Сначала списание оптом техники в утиль, а следом бодрые рапорты, победные реляции, восторг подхалимских СМИ.

И самая последняя ремарка. Всем сейчас известно последнее ноу-хау нынешнего министра, решившего, что армии не нужны офицеры – командиры взводов. Достаточно и сержантов. И учить четыре года командира взвода для этого не надо. А посему приостановлен набор в военные вузы. Абсурдность этого утверждения видна невооруженным взглядом любому мало-мальски разбирающемуся в военном деле человеку. Да, чтобы мести плац, рыть канавы или красить заборы четыре года учить человека на офицера не надо. А воевать? Ведь офицер – выпускник военного училища – был обучен организовывать боевые действия до уровня батальона (дивизиона) включительно. Выход в бою из строя командира роты или батареи не был фатальным для подразделения, не означал потерю управления подразделением, любой взводный был подготовлен для того, чтобы немедленно заместить командира роты или батареи. И даже командира батальона или дивизиона при необходимости. Если же у нас будут командиры взводов из сержантов-недоучек, то одно удачное попадание высокоточного боеприпаса может превратить не только роту или батарею, но даже батальон или дивизион в стадо, в беспомощную неуправляемую толпу, когда никто не будет знать что и как делать. Особенно это касается артиллерии. Любой лейтенант-артиллерист мог выполнять все огневые задачи, стоящие перед артиллерийским дивизионом. Но это офицер, четыре-пять лет обучавшийся в военном вузе. А на что будет способен сержант? В лучшем случае паль­нуть прямой наводкой. Это в лучшем случае. И как горе-реформаторы воевать думают? Просить врага повременить, пока подучат сержантов для принятия командования ротой-батареей или батальоном-дивизионом? Или уговаривать супостата не воевать, пока у нас в тылу не найдут кого-нибудь, кто сможет принять командование подразделениями?

А ОТКУДА тогда вообще будут браться командиры рот и батальонов? Сразу их плодить будем, без прохож­дения первичной командной должности? Или эти должности сразу будут резервироваться для генеральских сыночков из военно-учебных центров при гражданских вузах? Когда сынуля генеральский и пять лет дома, при папочке с мамочкой обретается, и карьеру сразу головокружительную делает. Почти как при самодержице всероссийской Елизавете Петровне. С младых ногтей записывали тогда недоросля в полк, тот дома сидел с мамками-няньками, а служба шла. К восемнадцати годам – уже полковник. Чем не пример для нынешних «табуреточников»? Это же какой простор будет для нынешних генералов! Когда их сынули, ни дня в армии не прослужив, сразу пол­ковниками в 18 лет становиться будут! Дарю это ноу-хау. Бесплатно.

Создается впечатление, что армию готовят только к показушным маневрам, когда заранее триста раз все отрепетируют, прежде чем показывать «высочайшим» особам. И даже не задумываются, какие последст­вия будут в реальном бою от взводных-недоучек. Ну с министром и его советниками все понятно, но неужели многозвездные генералы, подпевающие этой вакханалии, этого не понимают? Или в желании угодить высокому чиновнику готовы пойти на любое издевательство над армией, лишь бы усидеть в своих креслах и не потерять доступ к хлебным местам?

Конечно же, проблема требует куда более серьезного освещения, чем это возможно в такой статье. В частности, никто не подумал, как отразится на боеспособности ВВС перевод авиаинженеров и авиатехников на гражданский персонал. Ведь полеты необходимо проводить и днем и ночью, без ограничения по времени, а граж­данский персонал живет по Трудовому кодексу, у него рабочий день с 9:00 до 18:00. А как ночью летать, как учения проводить? Гражданскому специалисту не отдашь приказ, что полеты с шести утра дол­жны идти, его это не волнует, он потребует изменить свой трудовой договор, коллективный договор. И никакие приказы, если они противоречат трудовому законодательству, для него не указ. Представляете картину: идут полеты, а тут весь наземный персонал собирается и домой уходит, у него рабочий день закончился. И чихать они хотели на приказы командира, они не военнослужащие. Или министр-мебельщик всерьез уверен, что уволенным офицерам просто некуда будет деться, и они все равно приползут на коленях с просьбой взять их гражданскими специалистами, чтобы семьи прокормить?

А «оптимизация» тылового обеспечения? Великий табуреточный стратег сделал вдруг открытие, что тыловое обеспечение армии не нужно, этим, мол, вполне могут заниматься гражданские коммерческие структуры. Вот только уже сейчас земля слухами полнится, что выходят части на полигон, в учебный центр, а коммерсанты туда ехать отказываются или такие цены за услуги заламывают, что никакого бюджета военного не хватит. И приходится офицерам за свои деньги всякие «дошираки» покупать, чтобы солдат кормить. А если во­оруженный конфликт? У нас ведь не принято мобилизации объявлять и режим чрезвычайного положения вводить. Пойдут войска на войну, и вдруг хвать, а топлива нет, боеприпасов нет, продовольствия нет, коммерсанты под пули ехать отказались. И врачи из гражданских поликлиник тоже – у них в трудовом договоре ничего про войну не написано. И как будем воевать? Как раненых спасать будем? Опять героическими усилиями солдат? Опять солдат за себя и за того парня пахать будет? А «табуреточники» потом лавры будут пожинать, все успехи себе приписывать? Если эти успехи
будут.

К сожалению, общество не встревожилось тем, что в очередной раз творят с армией. Вот только если приспичит, и армия не сможет выполнить задачи по защите Отечества, с кого будем спрашивать? С самих себя никто спрашивать не захочет, а спросить с министра тандем не позволит. Кто угодно и что угодно будет причиной, только не бездумные реформы министра-мебельщика и его покровителей. Да и будет ли уже кому спрашивать, когда иноземные патрули на улицах будут?

Андрей РАЙЗФЕЛЬД