ОКО ПЛАНЕТЫ > Оружие и конфликты > Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 21. Заключение
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 21. Заключение9-08-2019, 12:49. Разместил: Влад 66 |
Продолжение.Начало здесь В заключительной статье цикла мы сведем воедино все основные факты и выводы, что были нами сделаны в предыдущих материалах. История крейсера «Варяг» началась в высшей степени странно: контракт с Ч. Крампом (с нашей стороны его подписал начальник ГУКиС вице-адмирал В. П. Верховский) был заключен 11 апреля 1898 г., вне официального конкурса и до того, как были рассмотрены конкурсные проекты прочих иностранных фирм. При этом, в сущности, Ч. Крамп вообще не представил никакого проекта крейсера: контракт подразумевал, что американский промышленник создаст такой проект на основе спецификации, которую, однако, следовало согласовать уже после того, как контракт будет подписан. Сам же контракт содержал лишь предварительную спецификацию самого общего характера, при этом она содержала массу недочетов: расхождения в английском и русском текстах документов, нечеткие формулировки, арифметические ошибки, и – что наиболее странно – документ содержал прямые нарушения требований Морского технического комитета (МТК). И, наконец, стоимость контракта и порядок определения сверхконтрактных платежей были невыгодны для России и, впоследствии, вызвали вопросы со стороны государственного контролера, сенатора Т. И. Филиппова, на которые Морское ведомство не смогло ответить сколько-нибудь удовлетворительно. В целом можно констатировать, что контракт с американским промышленником был составлен крайне безграмотно. Одним из крупных нарушений стало разрешение использовать на новом крейсере котлы системы Никлосса, в то время как МТК настаивал на котлах Бельвилля. На самом деле, требования Морского ведомства к новейшим крейсерам не могли быть удовлетворены с котлами Бельвилля, и, впоследствии, МТК вынуждено было отказаться от этого требования – и «Аскольд», и «Богатырь» оснащались котлами других систем (Шульца-Тоникрофта, Нормана), но против котлов Никлосса сильно возражал МТК, считая их ненадежными. К сожалению, специалисты опоздали, и запрет на использование котлов Никлосса в Российском императорском флоте был подписан на три дня позже контрактов на строительство «Ретвизана» и «Варяга». В этом вопросе вице-адмирал В.П. Верховский действовал по собственной инициативе и вопреки требованиям МТК: впрочем, справедливости ради следует отметить, что на тот момент достоверных свидетельств порочности конструкции котлов Никлосса еще не было. МТК к своим выводам пришел не по опыту эксплуатации, а на основании теоретического анализа конструкции. На самом деле история эксплуатации котлов Никлосса очень своеобразна, потому что отдельные корабли, получившие котлы данного типа, ходили по морям вполне успешно (по крайней мере – на первых порах) – в других случаях эксплуатация таких котлов приводила к многочисленным авариям. Из этого обычно делается вывод о недостаточной квалификации машинных команд, но наш анализ показывает, что возможно и другое толкование – котлы Никлосса требовали столь ювелирной подгонки деталей (снимающихся трубок к коллекторам), каковая если и могла быть обеспечена, то разве только на лучших предприятиях мира. В то же время котлы «Варяга» производило американское предприятие, до того котлами Никлосса не занимавшееся. Это, и еще тот факт, что американский флот немедленно отказался от котлов Никлосса сразу после получения минимального опыта их эксплуатации, и, впоследствии, переоборудовал пять из семи кораблей, изначально строившихся с котлами Никлосса, на котлы других марок, свидетельствуют о том, что проблемы с котлами русских кораблей все-таки в куда большей степени связаны не с профессионализмом команды, а с невысоким качеством их, котлов, изготовления. Ну а в тех случаях, когда котлы Никлосса изготовлялись на первоклассных европейских заводах, они, по крайней мере, первое время работали вполне стабильно. Конструктивные недостатки котлов «Варяга», к сожалению, дополнялись неудачной регулировкой его машин. Они работали стабильно лишь при высоком давлении пара (15,4 атмосферы), в противном случае цилиндры низкого давления не выполняли свою функцию – вместо того, чтобы вращать коленвал, приводивший в движение винты корабля, они сами приводились в движение коленвалом. Естественно, подобные напряжения не были предусмотрены конструкцией, отчего быстро расшатывались подшипники и другие элементы конструкции паровых машин крейсера. В результате образовался замкнутый круг – котлы Никлосса было опасно эксплуатировать, создавая большое давление пара, а при малом машина постепенно разрушала сама себя. Согласно мнению опытнейшего инженера И.И. Гиппиуса, обстоятельно изучавшего машины «Варяга» в Порт-Артуре: «Здесь само-собой напрашивается догадка, что завод Крампа, спеша сдать крейсер, не успел выверить парораспределение; машина быстро расстроилась, а на судне, естественно, стали исправлять части, которые более других страдали в смысле нагрева, стука, не устранив коренной причины. Вообще выправить судовыми средствами машину, выпущенную первоначально неисправной с завода, бесспорно, задача крайне сложная, если не невозможная». К сожалению, все эти обстоятельства не были выявлены при сдаче корабля флоту. Сложно сказать, было ли это следствием ошибок приемной комиссии, или же результатом давления Ч.Крампа, стремившегося придерживаться не духа, но буквы контракта. Другой «шеститысячник», крейсер «Аскольд» комиссия не принимала до тех пор, пока тот не развил положенную по контракту скорость, не имея при этом повреждений в машине, а вот в случае с «Варягом» это сделано не было: он был принят по факту достижения контрактной скорости, невзирая на то, что после этого его энергетической установке понадобился существенный ремонт.
В целом же можно констатировать, что к моменту ухода в Чемульпо крейсер «Варяг» представлял собой тихоходный (проигрывал даже «Палладе» и «Диане») крейсер с растренированным экипажем. Несмотря на то, что и В.И. Бэр, и сменивший его на посту командира крейсера «Варяг» В.Ф. Руднев, предпринимали большие усилия для подготовки комендоров, бесконечные простои в ремонтах, особенно – в ходе кампании 1903 г., в которой крейсер практически не принимал участия, привели к тому, что «Варяг» по качеству подготовки артиллеристов сильно уступал прочим кораблям эскадры. В отличие от большинства остальных кораблей эскадры, крейсер не был выведен в вооруженный резерв и в конце 1903 г. его направили в качестве стационера в корейский порт Чемульпо, куда он и прибыл 29 декабря – до знаменитого боя оставалось меньше месяца. Вскоре после прибытия В.Ф. Руднев обнаружил многочисленные свидетельства того, что японцы собираются высаживать войска в Чемульпо, и исправно сообщал о том по инстанциям, не получая, однако, никаких дополнительных указаний. Ему даже не удосужились сообщить о разрыве дипломатических отношений с Японией, хотя слухи такие доходили, однако же посланник России в Корее А.И. Павлов их не подтвердил. В.Ф. Руднев, похоже, намного лучше посланника ощущал всю опасность ситуации и предлагал покинуть Корею, но А.И. Павлов не согласился и на это, отговорившись отсутствием инструкций. Поскольку из-за отсутствия распоряжений в адрес русских командиров и дипломатов возникало ощущение, что японцы перехватывают телеграммы В.Ф. Руднева и А.И.Павлова, в Порт-Артур с донесением был отправлен «Кореец». Волею случая канонерская лодка двинулась к выходу в море именно тогда, когда к Чемульпо подошла японская эскадра с десантом – она столкнулись на выходе из территориальных вод, что вызвало некоторую сумятицу у японцев, не знавших как поступить – они потопили бы «Кореец», встреться он им в море, но ввиду рейда и иностранных стационеров не стали делать этого. «Асама» вышел из строя, маневрируя так, чтобы находиться между «Корейцем» и транспортами с десантом, что, по всей видимости, было воспринято командиром канлодки Г.П. Беляевым как попытка преградить ему выход в море. «Кореец» повернул на рейд, и в это время был атакован японскими миноносцами, действовавшими без приказа — в ходе короткой стычки (было выпущено две торпеды, канонерская лодка ответила двумя снарядами) пострадал японский миноносец «Цубамэ», не рассчитавший маневра и вылетевший на камни, в результате чего его винты получили повреждения, ограничившие скорость корабля 12-ю узлами. Обвинения В.Ф. Руднева в том, что тот не поддержал огнем «Кореец» и не воспрепятствовал силой высадке японского десанта совершенно беспочвенны. С крейсера не могли видеть применения торпед японцами и могли только слышать выстрелы «Корейца», а это не было весомым основанием для немедленного открытия огня: ведь если бы «Кореец» вступил в бой, он продолжал отстреливаться, но этого не было – значит ему ничего не угрожает. Пара выстрелов из мелкокалиберного орудия могли быть предупредительными, или вообще сделанными по ошибке. Препятствовать японской высадке командир «Варяга» просто не имел права – у него было указание не мешать десанту. Кроме того, у него не было физической возможности это сделать – к тому моменту, когда на «Варяг» прибыл Г.П. Беляев и доложил о торпедной атаке, четыре японских миноносца 9-го отряда уже вошли на рейд и расположились в непосредственной близости от русских кораблей. Иными словами, открывать огонь для защиты «Корейца» не требовалось, так как к тому моменту, как это можно было бы сделать, канонерской лодке уже ничего не угрожало. Но если бы «Варяг» все же начал стрелять, это привело бы к нарушению В.Ф. Рудневым, полученного им приказа, нарушению нейтралитета Кореи и войне с Японией, что было совершенно не выгодно России, кроме того, было чревато осложнениями в международной политике, так как ставило под угрозу иностранные стационеры на рейде Чемульпо. Кроме того, в случае открытия огня оба русских корабля оказались бы очень быстро уничтожены без всякой пользы, так как находились под прицелом миноносцев и входящих на рейд крейсеров эскадры С. Уриу. Безусловно, стрельба торпедами по русскому военному кораблю не должна была остаться безнаказанной, но в данном случае меру «взыскания» должно было определить руководство Российской империи, но никак не командир крейсера 1-го ранга. Бой «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой состоялся на следующий день – фактически у В.Ф. Руднева оставались еще вечер и ночь для того, чтобы предпринять какие-то действия. Однако же выбора у него не было никакого – атаковать японские транспорты он не мог по указанным выше причинам, а уйти с рейда не имел возможности, так как находился под прицелом японских миноносцев, которые могли потопить русские корабли немедленно, или же сопроводить их до выхода из международных вод, с тем чтобы немедленно уничтожить их, как только последние покинут нейтральную территорию. Многочисленные альтернативные сценарии ночного прорыва «Варяга» «грешат» одним допущением – что такой прорыв застанет японскую эскадру врасплох, и она окажется не готова к бою. Сегодня, из рапортов и приказов японских командиров, мы знаем точно, что ничего такого не было – Сотокичи Уриу опасался не только и не столько русских стационеров, сколько возможности подхода дополнительных русских сил из Порт-Артура и был готов ко всему. Другими словами, выходило так, что если японцы не готовы начать войну и уничтожить русские корабли, то бегство с рейда было совершенно не нужным, и выглядело бы трусостью, а если японцы были готовы воевать, то приводил к гибели русских кораблей при минимуме шансов нанести ущерб неприятелю. И да, скорее всего, при попытке прорыва русские были бы обвинены в нарушении нейтралитета на рейде. Надо сказать, что коммодор Бейли совершенно недвусмысленно довел до Всеволода Федоровича позицию Англии в данном вопросе – высадку войск он считал внутренним делом японцев и корейцев, в которое не следует вмешиваться третьим державам, но готов был немедленно стрелять в любой корабль, нарушивший нейтралитет на рейде. В этой ситуации у В.Ф. Руднева, в сущности, не оставалось другого выбора, кроме как ждать рассвета, а он принес недобрые новости. В 08.00 на борт «Варяга» прибыл командир французского крейсера «Паскаль» Виктор-Баптистэн Сенэс, с уведомлением от японского адмирала о начале боевых действий, которое также содержало предложение иностранным кораблям, во избежание недоразумений, покинуть рейд Чемульпо до 16.00. Если до окончания этого срока «Варяг» и «Кореец» не выйдут на прорыв, С. Уриу предполагал атаковать и уничтожить их прямо на рейде. Подобное решение японского адмирала не оставляло В.Ф. Рудневу иного выбора, как только идти в бой. Изучив план боевых действий, составленный С. Уриу, мы понимаем, что оставаться на рейде было совершенно бессмысленно. В этом случае японцы собирались ввести «Асаму», «Акаси» и «Нийтаку» на фарватер, и, остановившись в нескольких километрах от «Варяга», расстрелять оба русских корабля, как на учениях. Это было тем более просто, что русские крейсер и канонерская лодка не могли маневрировать на узком рейде, а на расстоянии свыше двух миль броня «Асамы» оставалась бы совершенно неуязвимой и для 152-мм пушек «Варяга», и для восьмидюймовок «Корейца». При этом, если бы «Варяг» попытался броситься на фарватер для сближения с неприятелем, то его встретил отряд миноносцев, сопровождавший японские крейсера – очевидно, им не составило бы особого труда подорвать крейсер, который к этому времени был бы уже изрядно поврежден артиллерийским огнем. Но С. Уриу мог и вовсе не ввязываться в артиллерийский бой, а подождать до темноты, и затем отправить на рейд Чемульпо миноносцы. Статистика ночных боев показывает, что немногочисленные корабли, находящиеся на чужом рейде, без прикрытия береговой обороны (особенно важно было отсутствие стационарных прожекторов) и не имеющие возможность маневрировать, двигаясь при этом хотя бы средним ходом, стали бы легкими целями для японских мин (успехи русских моряков в отражении минных атак японцев у Порт-Артура и т.д. обусловлены перечисленными выше факторами). Иными словами, принимая дневной бой на рейде, «Варяг» утрачивал возможности маневра, ничего не приобретая взамен, а шансов пережить ночную минную атаку практически не существовало. Таким образом, оставаться на рейде не было совершенно никакого смысла – следовало выходить и сражаться. Японская эскадра обладала огромным перевесом в силах, один только «Асама» был сильнее «Варяга» и «Корейца» вместе взятых, при том что «Варяг», что с канонерской лодкой, что без нее не имел преимущества в скорости. Таким образом, при сколько-то правильных действиях японцев, прорыв в море был невозможен. Анализируя поступки В.Ф. Руднева в бою, можно предположить, что, объявив о том, что крейсер пойдет на прорыв, командир «Варяга» принял решение не предпринимать «попытку прорыва любой ценой», а вступить в бой и далее действовать по обстоятельствам, имея основной целью пройти в открытое море мимо японской эскадры, а в случае невозможности это сделать – нанести максимум ущерба японцам. В.Ф. Руднев не мог бросить в Чемульпо канонерскую лодку «Кореец», несмотря на то, что последняя имела скорость всего 13,5 узлов. Не в традициях русского флота было оставлять товарища в подобной ситуации, а кроме того, не нужно забывать, что две 203-мм пушки канонерской лодки были, по сути, единственным козырем В.Ф. Руднева, тем более, что «Кореец», в отличие от его крейсера уже принимал участие в бою (форты Таку). Следовало опасаться, что японцы могут перекрыть выход из фарватера у о. Пхальмидо (Йодольми), маневрируя на медленном ходу рядом с островом, и в этом случае, если бы удалось подвести канлодку на достаточно близкое расстояние, можно было надеяться причинить японцам изрядные повреждения. Собственно говоря, если в руках русских и было какое-то средство, которое давало хотя бы тень шанса заставить японцев отступить, дав выход с фарватера (если бы они его перегородили), то это были восьмидюймовки «Корейца». «Варяг» и «Кореец» покинули рейд и вступили в бой. В.Ф. Руднев вел свои корабли малым ходом, что сегодня многие ставят ему в вину, (мол, с такой скоростью на прорыв не идут!), но благодаря этому командир «Варяга» обеспечил себе серьезные тактические преимущества. Во-первых, он прикрылся о. Пхальмидо (Йодольми) от основных сил японской эскадры, так что на протяжении первой четверти часа бой, по сути, свелся к поединку «Асамы» и «Варяга». Во-вторых, не дав сосредоточить огонь на своих кораблях, он вывел к острову «Корейца», где его восьмидюймовые начали доставать до неприятеля. И, в-третьих, идя с малой скоростью, он обеспечил «режим максимального благоприятствования» своим комендорам, потому что до русско-японкой войны артиллерийские учения проводились обычно на 9-11 узлах. Как ни странно, выход русских стационеров застал японцев врасплох, но те в считанные минуты снялись с якоря и вступили в бой. По плану крейсера С. Уриу, разделившись на 3 отряда, должны были рассредоточиться по акватории в сторону Восточного канала и, тем самым, создать эшелонированную оборону от прорыва в этом направлении – при этом (по всей видимости) предполагалось, что «Асама», маневрируя у о Пхальмидо (Йодольми) не пропустит «Варяг» к западному каналу. Однако малый ход «Варяга» сыграл злую шутку с японцами – они чрезмерно оттянулись к Восточному каналу, открывая проход к Западному каналу, и В.Ф. Руднев, по всей видимости, попытался этим воспользоваться. Пройдя траверз острова, он повернул вправо – не то, чтобы данный маневр давал ему реальные шансы на прорыв, но японцам, для того, чтобы перехватить «Варяг», пришлось бы идти на перехват, створясь и мешая друг-другу, при этом часть их кораблей могла бы стрелять только из носовых орудий, в то время как «Варяг» мог им отвечать орудиями неповрежденного, до того времени не участвовавшего в бою правого борта.
Как бы то ни было, но в результате, по независящим от В.Ф. Руднева причинам, его крейсер вместо того, чтобы повернуть вправо и пойти на прорыв в сторону Западного канала, развернулся едва не на 180 град. и пошел прямо в о. Пхальмидо (Йодольми). Версия ревизионистов о том, что данный разворот был совершен в результате осмысленного решения командира «Варяга» для того, чтобы как можно скорее выйти из боя, не выдерживает никакой критики. Разворот вправо приводил «Варяг» в непосредственную близость к острову. Крейсер шел с относительно малой скоростью по течению, а разворачивался против течения – с учетом неизбежной потери скорости при развороте по мере его завершения скорость корабля падала до 2-4 узлов, при этом течение сносило его на камни о. Пхальмидо (Йодольми). Иными словами, разворот вправо мало того, что превращал «Варяг» в «сидячую утку», потерявший ход корабль ввиду неприятеля, облегчая японцам ведение огня по крейсеру, так еще и создавал аварийную ситуацию буквально на ровном месте. Подобный маневр противоречил азам науки кораблевождения и немыслимо, чтобы капитан 1-го ранга мог допустить подобную ошибку. Если бы В.Ф. Руднев действительно собирался выйти из боя, он развернулся бы влево – подобный маневр не только разрывал дистанцию с поворачивающим на сближение «Асамой», но и исключал возможность посадки на камни у о. Пхальмидо (Йодольми). Ссылки на то, что В.Ф. Руднев якобы запаниковал, совершенно бессмысленны – когда человек поддается панике, он бежит от неприятеля (поворот влево) а не поворачивает в сторону вражеского крейсера. Собственно говоря, именно кратковременная потеря управления крейсером «Варяг» (вне зависимости от причин ее вызвавших) и поставила точку в попытке прорыва, потому что в это время корабль оказался почти без хода под сосредоточенным огнем японских крейсеров, вызвавших сильный пожар на корме, а главное, большую пробоину у ватерлинии, через которую затопило одну из кочегарок «Варяга». Крейсер получил крен порядка 10 градусов на левый борт (хотя трудно установить, в какой момент он достиг максимального значения, но тот факт, что корабль кренится, и достаточно быстро, был, конечно, заметен), и все это послужило причиной для В.Ф. Руднева уйти за о. Пхальмидо (Йодольми) для того, чтобы оценить повреждения, а они были таковы, что кораблю пришлось прервать бой и отступить на рейд Чемульпо. Вопреки распространенному мнению, «Варяг» вовсе не бежал на рейд на 20 узлах – его скорость лишь ненамного превосходила ту, с которой он шел на прорыв и, по всей видимости, не составляла даже 17 узлов, которые он мог развить без опасности выхода механизмов из строя. В сущности, можно говорить о том, что за первые четверть часа крейсер почти не понес ущерба (за исключением убитых и раненых осколками членов экипажа), но затем, в последующие 15 минут, с 12.00 до 12.15 по русскому времени, корабль получил практически все доставшиеся ему в том бою прямые попадания, в результате чего крейсер оказался совершенно выведен из строя. Всего в корпус, трубы и рангоут крейсера попало 11 снарядов, по другим японским данным – 14, но, по мнению автора, первая цифра много реалистичнее. Вроде бы не так много – однако не следует забывать, что попадание попаданию рознь, и что в бою 27 января 1904 г. «Варяг» потерял убитыми и смертельно ранеными больше, чем экипажи «Олега» и «Авроры» вместе взятые, за все время Цусимского сражения. С учетом ранее описанных повреждений и того, что крейсер потерял 45% людей на верхней палубе убитыми и серьезно раненными (а этот факт подтверждается, в том числе, английским врачом, оказывавшим помощь раненным «Варяга» непосредственно на борту крейсера), корабль, безусловно, утратил боеспособность.
Решение В.Ф. Руднева уничтожить крейсер было правильным. Ретроспективно мы понимаем, что лучше всего его было взорвать, но у командира «Варяга» были весомые резоны не делать этого (эвакуация раненых, необходимость отводить крейсер в сторону от стационаров в условиях цейтнота по времени, так как ожидался обещанный С. Уриу приход его эскадры на рейд и т.д.). С учетом той информации, которой располагал В.Ф. Руднев, решение затопить «Варяг» можно оценивать как правильное. Как известно, рапорты и воспоминания В.Ф. Руднева о бое 27 января 1904 г. содержат множество неточностей. Тем не менее, основные из них вполне объяснимы. Так, сведения о тотальном выходе из строя орудий «Варяга» вроде бы опровергаются тем, что японцы впоследствии сочли все 12 152-мм орудий годными и передали их в свои арсеналы, но на самом деле повреждения могли иметь не сами орудия, а их станки, причем не боевые, а эксплуатационные, связанные с недостатками конструкции (проблемы подъемных дуг, и выкрашивающиеся зубцы подъемных механизмов) – такие повреждения японцы не указывали. Орудийные установки могли иметь мелкие повреждения (к примеру – заклинивание), легко устраняемые на артиллерийском заводе, но делающие невозможным ведение огня в боевой обстановке. Высокий расход снарядов (1 105 ед.), по всей видимости угодил в рапорты В.Ф. Руднева из вахтенного журнала, куда этот расход попал за подписью лейтенанта Е. Беренса и является результатом счетной ошибки: расход снарядов скорее всего был посчитан как разница между фактически оставшимися снарядами в погребах и их штатным количеством, а так считать было нельзя – крейсер расходовал боеприпасы на стрельбах еще до прихода в Чемульпо, часть боеприпасов была подана на верхнюю палубу, но не «истрачена» по японцам и т.д. В.Ф. Руднев указал сверхвысокие потери японцев, но оговорил, что в оценке повреждений противника руководствовался сведениями из вторых рук, что вполне приемлемо непосредственно после боя (рапорт Наместнику). Что же до более позднего рапорта Управляющему Морским министерством, равно как и мемуаров командира «Варяга», то во время их написания совершенно отсутствовали достоверные данные о японских потерях – отечественные источники еще не были написаны (не говоря уже об издании), а в иностранных приводились самые полярные точки зрения, от полного отсутствия потерь и вплоть до гибели «Асамы». Неудивительно, что этих условиях В.Ф. Руднев просто повторил данные первого рапорта. Кроме того, нельзя отметать возможность, что, даже если бы он откуда-то точно узнал об отсутствии японских потерь, ему просто запретили публиковать уточненные данные о потерях (как, например, это произошло с Вл. Семеновым, сражавшимся на 1-ой и 2-ой Тихоокеанских эскадрах, которому запретили публикации на тему Цусимского сражения до завершения работы исторической комиссии). Много говорилось о неких договоренностях между командирами «Варяга» и «Корейца» с целью приукрасить рапорты о бое, однако сопоставление этих рапортов полностью опровергает такую точку зрения. Дело в том, что одни и те же (причем – ключевые!) события боя 27 января 1904 г. В.Ф. Руднев и Г.П. Белов излагали очень по-разному, что вполне объяснимо обычными разночтениями в свидетельствах очевидцев, но которые совершенно необъяснимы, если рассматривать версию о предварительном сговоре командиров. Ревизионисты утверждают, что В.Ф. Руднев сознательно лгал в рапорте о повреждении рулевых приводов, и сделано это было для того, чтобы обосновать преждевременный выход из боя. На самом деле существует вполне разумное объяснение, что это не ложь, а ошибка, и что на самом деле повреждения имела либо рулевая колонка, либо же передача данных от нее в центральный пост. Но даже если предположить, что В.Ф. Руднев все-таки лгал, то наиболее вероятной причиной его обмана, скорее всего, является вовсе не стремление выйти из боя, а желание оправдать неудачный разворот «Варяга» у о. Пхальмидо (Йодольми) техническими причинами. Как мы уже говорили выше, В.Ф. Руднев явно не планировал и не приказывал делать этого разворота, и если этот маневр не был следствием повреждения рулей, то он мог произойти только по причине временной утраты управления, когда командир «Варяга» получил удар осколком в голову. Однако данный разворот привел к созданию аварийной ситуации, потере скорости и получению критических повреждений, исключающих дальнейший прорыв, и В.Ф. Руднев мог опасаться роли «козла отпущения» за все это. Вот, собственно, и все. Завершая наш, едва не ставший бесконечным цикл, мы можем констатировать, что Всеволод Федорович Руднев на посту командира крейсера показал себя в высшей степени достойно. Приняв технически неисправный, не вылезающий из ремонтов корабль, он предпринял большие усилия, чтобы подготовить его экипаж «к походу и бою», и, если не добился в этом большого успеха, то лишь потому, что эта задача не имела решения в принципе – стоя у стенки на ремонте или во время смотра Наместника, корабль к войне не подготовить. Прибыв в Чемульпо, в условиях нехватки информации, В.Ф. Руднев принимал разумные и взвешенные решения: он до последнего момента следовал букве и духу полученных им приказов и не провоцировал японцев, но, когда стало известно об объявлении войны, действовал решительно и смело. Выход «Варяга» и «Корейца» на бой с японской эскадрой в составе (по факту) шести крейсеров и трех миноносцев следует считать героическим деянием, прославившем командиров и экипажи русских кораблей. Действия В.Ф. Руднева в бою следует признать тактически грамотными. «Варяг» сражался до полного исчерпания возможностей к прорыву: нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что корабль исчерпал эти возможности всего через 30 минут после начала боя и через четверть часа после того, как в него попал первый снаряд. В этом нет вины командира или экипажа, потому что крейсер, не имевший бортовой брони и броневой защиты артиллерии, был крайне уязвим к воздействию фугасных лиддитных снарядов и не мог выдерживать обстрел ими сколько-то продолжительное время. Возможно, подвиг «Варяга» кому-то режет глаз своей… скажем так, незаконченностью. Действительно, миноносец «Стерегущий», броненосный крейсер «Рюрик», броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков», флагманский броненосец 2-ой Тихоокеанской эскадры «Князь Суворов» сражались до последнего снаряда и погибли в бою, а вот «Варяг» не погиб. Но нужно понимать, что ни один командир не обречет свой экипаж на бессмысленную гибель, если есть возможность избежать ее без ущерба для чести. Иными словами, у Всеволода Федоровича Руднева был нейтральный порт, куда он мог отступить после того, как его крейсер утратил боеспособность, а у командиров других вышеперечисленных русских кораблей такого порта под рукой не оказалось. Командир и экипаж «Варяга», вне всяких сомнений, совершили воинский подвиг, и этот подвиг вызвал большой резонанс и восхищение в России и в мире. Он стал, если можно так выразиться, «визитной карточкой» Российского императорского флота в ту войну – и можно только сожалеть, что многие другие, куда более яркие деяния русских моряков оказались как бы «в тени» варяжского. Ведь не приходится сомневаться, что на долю моряков того же броненосного крейсера «Рюрик» выпало куда более страшное испытание – они вели бой на протяжении пяти с половиной часов с превосходящими силами неприятеля без надежды на победу, потеряв одними только убитыми и умершими впоследствии от ран свыше 200 человек. Тем не менее, массовых награждений и чествований его экипажа не было, и о подвиге «Рюрика» знают лишь те, кому небезразлична история флота, в то время как о подвиге «Варяга» знает (по крайней мере, знал во времена СССР) практически каждый. Это, разумеется, несправедливо по отношению к многим незаслуженно забытым героям русско-японской войны. Но такая несправедливость не может служить оправданием для того, чтобы принижать доблесть командира и экипажа «Варяга» — они в полной мере заслужили свои лавры. Для того, чтобы восстановить историческую справедливость, нам следует не развенчивать подвиг «Варяга», а воздать должное другим героям этой, несчастливой для русского оружия, войны. На этом наш рассказ о крейсере «Варяг» и бое 27 января 1904 г. завершается. Автор выражает свою глубокое уважение и благодарность читателям, чей интерес к теме не угасал на протяжении полугода, в течение которого выкладывался данный цикл. Отдельно хотелось бы поблагодарить всех, кто своими комментариями, вопросами и аргументированными возражениями помог работе над данными материалами и сделал ее более интересной и полной, чем она могла бы быть. Спасибо за внимание!
1. А.В. Полутов. «Десантная операция японской армии и флота в феврале 1904 г. в Инчхоне». А также материалы сайтов http://tsushima.su и http://wunderwaffe.narod.ru и многое, многое другое. Автор: Андрей из Челябинска Вернуться назад |