Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 11. Перед боем

Продолжение.Начало здесь

Ночь перед боем прошла относительно спокойно, по крайней мере, для русских кораблей – на них приготовились к бою и к отражению минной атаки, расчеты спали у орудий, не раздеваясь, что позволяло практически немедленно открыть огонь по приказу. Но в целом команды вполне отдохнули: почему же ничего не случилось, хотя положение японцев для внезапной атаки было куда как выгодным? 

Как мы знаем, в течение 26 января Сотокичи Уриу проводил операцию по высадке десанта, которая и была фактически осуществлена в ночь на 27-е, и он вполне мог (и должен был) уничтожить «Кореец» и «Варяг», если бы русские стационеры встретились ему вне нейтральных вод. Но вот права уничтожить русские корабли на нейтральном рейде у него не было, здесь он мог бы вступить с ними в бой только при одном условии – если «Варяг» или «Кореец» откроют огонь первыми. 

Однако же ситуация изменилась вечером 26 января 1904 г., когда в 20.30 С. Уриу получил ранее цитированный нами приказ №275: в соответствии с данным документом, ему дозволялось игнорировать нейтралитет Кореи на море. Тем самым Сотокичи Уриу получил право начать боевые действия непосредственно на рейде Чемульпо, однако все же решил не пользоваться им в ночь на 27 января – его смущало, что иностранные стационеры находятся слишком близко и могут пострадать. В то же время, обладая абсолютным превосходством в силах, японский контр-адмирал мог позволить себе неспешность – впрочем, не чрезмерную, так как вариант подхода русских подкреплений из Порт-Артура до конца нельзя было сбрасывать со счетов. 

С. Уриу придавал огромное значение тому, чтобы все (и В.Ф. Руднев, и командиры иностранных стационеров) получили уведомление о начале боевых действий заблаговременно. Письмо, которое он направил В.Ф. Рудневу, цитировалось в различных источниках неоднократно, но увы, не всегда корректно, поэтому мы приведем его текст полностью:

«Корабль его Императорского Величества «Нанива»,
Рейд Чемульпо,
8 февраля 1904 г.

Сэр,

Поскольку в настоящее время правительство Японии и правительство России находятся в состоянии войны, я почтительно прошу Вас покинуть порт Чемульпо с находящимися под Вашим командованием силами до 12 часов утра 9-го февраля 1904 г. В противном случае буду вынужден сражаться против Вас в порту. 

Имею честь быть Вашим покорным слугой,

С. Уриу (подпись)

Контр-адмирал, командующий эскадрой японского Императорского флота.

Старшему офицеру русского флота на месте.».

Напомним, что 8 и 9 февраля 1904 г соответствуют 26 и 27 января того же года по старому стилю. 

С. Уриу приложил усилия, с тем чтобы В.Ф. Руднев получил данное послание ранним утром, не позднее 07.00 27 января (правда, не преуспел в этом). Кроме того, он подготовил письма командирам иностранных стационеров: мы не будем приводить полный текст этого письма, но отметим, что в нем японский контр-адмирал уведомил командиров о предстоящей атаке, и предлагал им покинуть порт, в котором будет дан бой. Интересно, что в письме В.Ф. Рудневу С. Уриу предложил ему покинуть порт до 12.00, в то время как командирам иностранных стационеров он сообщил, что не будет атаковать русские корабли ранее 16.00. 

В 05.30 утра 27 января С.Уриу послал миноносец с приказом командиру «Чиоды» встретиться со всеми командирами иностранных кораблей, и передать им вышеупомянутые письма, кроме того, последний должен был уточнить у коммодора Бэйли, получил ли В.Ф. Руднев «вызов на бой» от японского адмирала. Суть просьбы заключалась в следующем: «Узнать у командира «Талбот», известно ли ему, получил командир русского корабля уведомление и в случае, если есть сомнения в том, что оно было доставлено, просить его оказать любезность в доставке оного на борт русского корабля».

С 06.40 до 08.00 паровой катер с «Чиода» развез уведомления С. Уриу на иностранные стационеры, при этом, как только оно было получено, командиры французского и итальянского крейсеров немедленно направились на «Талбот». Состоялось короткое совещание, по результатам которого командир французского крейсера «Паскаль», капитана 2-го ранга Сенэ, направился на «Варяг»: от него-то в 08.00 Всеволод Федорович узнал о японском уведомлении стационерам. В 08.30 В.Ф. Руднев пригласил к себе Г.П. Беляева и сообщил ему о начале войны и новых обстоятельствах, а сам отправился на «Талбот». И лишь там, на борту британского корабля, командир «Варяга» в 09.30 получил, наконец-то, процитированный нами выше ультиматум С. Уриу.

В сущности, дальнейшие события до боя были донельзя предсказуемы, и мы не будем чрезмерно на них задерживаться: как уже многократно было сказано раньше, нейтралитет Кореи для иностранных командиров ничего не стоил, они в Чемульпо защищали только интересы собственных держав. А в эти интересы, конечно, вовсе не входило обострение отношений с Японией, потому неудивительно, что командиры английского, французского, итальянского и американского кораблей приняли решение покинуть рейд в случае, если «Варяг» не выйдет на бой до указанного в уведомлении срока.

Совещание командиров протоколировалось (напомним, что американский командир на нем не присутствовал, свое решение покинуть рейд он принял единолично по получении уведомления С. Уриу), и в этом протоколе под пунктом 2 записано:
«В случае, если русские военные суда не оставят рейда, мы решили покинуть нашу стоянку до 4 часов пополудни и стать на якорь севернее, так как в настоящем положении наши суда могут получить повреждения, если японская эскадра будет атаковать русские суда, не взирая на наш протест». Однако же в самом тексте протеста, подписанного командирами иностранных стационеров о решении уйти от места боя сказано ничего не было. Впрочем, все это не имело совершенно никакого значения, поскольку вместе с протестом контр-адмиралу С. Уриу был также направлен и протокол совещания командиров, так что об их решении уйти с рейда японский контр-адмирал знал все равно. Да и будь это иначе, англо-франко-итальянский протест вовсе не переставал быть простой формальностью: С. Уриу имел вполне достаточно возможностей, чтобы обнаружить уход «Талбота», «Эльбы», «Паскаля» и «Виксбурга».

Много говорят о том, что командир американской канонерки не подписал данного протеста, собственно говоря, он вообще отказался участвовать в совещании командиров стационеров (по другим данным, его на это совещание никто и не пригласил). Но справедливости ради следует отметить, что свой протест командиры подписали уже после того, как В.Ф. Руднев заявил о том, что предпримет попытку прорыва. Таким образом, данный протест являлся совершенно формальным, по сути это было напоминание С. Уриу о том, что его действия не должны повредить имуществу Англии, Франции и Италии. И тот факт, что командир «Виксбурга» У. Маршалл не участвовал во всем этом, вряд ли нанесло какой-то ущерб чести американского флага.

На совете командиров стационеров В.Ф. Руднев объявил, что не останется на рейде, и выйдет на прорыв, но просил иностранные стационеры сопровождать его до выхода из нейтральных вод. Зачем это было сделано? Мы не будем детально описывать лоции водного района, где состоялся бой «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой, а только напомним, что от рейда Чемульпо и до о. Пхальмидо (Йодольми) вел фарватер, который в наиболее узких местах имел ширину до километра, или даже несколько более. Идти этим фарватером в мирное время было не слишком сложно, но маневрировать на высокой скорости на нем было бы затруднительно (что показывает авария «Цубамэ»), и русским кораблям, оказавшимся под концентрированным огнем японской эскадры, в общем, нечего было бы противопоставить неприятелю. Положение несколько улучшалось бы, если «Варягу» и «Корейцу» удалось бы подойти ближе к острову – за ним начинался достаточно широкий плес, на котором в бою 27 января располагалась эскадра С.Уриу. Но в то же время территориальные воды Кореи заканчивались примерно в трех милях от о. Пхальмидо (а сам островок был приблизительно в 6 милях от рейда Чемульпо). В общем, существовали некие шансы на то, что если бы стационеры проводили «Варяга» и «Корейца» к границе территориальных вод, то японцы не стали бы стрелять сразу, как только русские корабли бы ее пересекли и открыли огонь, только когда крейсер и канонерская лодка оказались бы на плесе, то есть там, где они могли все же маневрировать. Не то, чтобы это давало В.Ф. Рудневу какие-то шансы, но… все равно так было лучше, чем ничего. Разумеется, командиры стационеров отказали ему в этой просьбе, да и странно было бы ожидать от них иного. 

Решения совета командиров стационеров весьма шокировало В.Ф. Руднева. По свидетельству очевидцев, он «сходя по трапу английского корабля, душераздирающим голосом произнес: «Они загнали нас в ловушку и обрекли на смерть!»» - впрочем, нужно иметь ввиду, что подобные свидетельства приводят японские источники, которые… вообще, скажем так, достаточно вольно трактуют настроения русских моряков. Читая японские мемуары, мы с удивлением можем обнаружить, что 26 января «Кореец» вернулся в Чемульпо, потому что «столкнулся с отчаянными храбрецами» - имеются ввиду действия миноносцев, чьи доблестные экипажи якобы настолько «смутили» русских, что те бежали от них. Хотя, вообще-то, японцы атаковали канлодку, когда та уже поворачивала обратно, и очевидно, что ее побудили к этому отнюдь не действия 9-го отряда миноносцев. А даже будь это не так - получается, что японские моряки остановили «Кореец» силой своего несгибаемого духа, а отнюдь не тем, что оный дух был подкреплен эскадрой из шести крейсеров и четырех миноносцев, проявлявших агрессивные намерения и неизмеримо превосходящих русский кораблик в огневой мощи.

Тем не менее, дыма без огня не бывает, скорее всего, русский командир действительно не ожидал подобного решения: это очень многое говорит нам о том, как на самом деле видел ситуацию В.Ф. Руднев. Для того чтобы это понять, нужно приложить весьма большие усилия, чтобы отказаться от послезнания: мы знаем, что нейтралитет Чемульпо был проигнорирован, и понимаем, почему это произошло. Поэтому нам странно: чему же тут мог удивляться В.Ф. Руднев? Но представим себе аналогичную ситуацию где-нибудь в Маниле – приходят туда после цусимского сражения бронепалубные крейсера «Олег», «Аврора» и «Жемчуг», и вдруг, откуда не возьмись, японская эскадра, командир которой угрожает тем, что войдет в гавань и всех потопит, а американцы умывают руки… Совершенно неудивительно, что русские командиры были бы шокированы подобным поворотом событий, а Вам, уважаемый читатель, такая идея и вовсе покажется фантастичной. Так вот, судя по всему, Всеволод Федорович был незыблемо уверен в том, что несмотря на нарушение нейтралитета Кореи (высадка десанта) нейтралитет рейда Чемульпо будет соблюдаться неукоснительно (как, например, и нейтралитет Филиппин, куда ушли русские крейсера после Цусимского сражения), а когда выяснилось обратное, это стало для него большим ударом. В.Ф. Руднев, похоже, до самого конца верил в то, что русские корабли остаются в безопасности, пока находятся на рейде Чемульпо, и, предлагая русскому посланнику в Корее Павлову увести корабли, вероятно, опасался не того, что «Варяг» и «Кореец» будут уничтожены, а того, что японцы блокируют их в порту. Но ультиматум С. Уриу и совет командиров стационеров развеял эту иллюзию, так что В.Ф. Руднев оказался перед необходимостью в ближайшие часы вести свой небольшой отряд в бой против многократно превосходящего противника.

Всеволоду Федоровичу нужно было сделать выбор, где принять бой – попытаться осуществить попытку прорыва или же остаться на рейде Чемульпо, дождаться прихода японских кораблей и сражаться уже там. Как мы знаем, В.Ф. Руднев выбрал первое, и сегодня многие любители истории военно-морских флотов обвиняют его в этом, полагая что, сражаясь на рейде, русский корабль имел бы больше шансов нанести ущерб неприятелю. Логика в этом случае проста: если «Варяг» остается на рейде, то роли меняются – теперь уже японцам предстоит «ползти» по узкому фарватеру, и вряд ли они смогут ввести в бой больше двух крейсеров одновременно. А русский крейсер мог бы сражаться с ними какое-то время, а затем, когда японцы окажутся достаточно близко, ринуться вперед, и, либо сойтись с головными японскими кораблями на «пистолетный» (торпедный) выстрел, либо даже таранить один из них. В любом случае, бой получился бы куда более ожесточенным, а «Варяг», погибнув на фарватере, затруднил бы движение кораблей по нему. 

Все вышесказанное выглядит весьма и весьма разумно, но лишь при одном условии – что корабли Сотокичи Уриу предпримут попытку с боем «вломиться» на рейд в дневное время. В то же время, мы знаем совершенно достоверно, что японский контр-адмирал вовсе не предполагал делать ничего подобного. Дело в том, что утром, приблизительно в 09.00, 27 января, все японские корабли получили приказ №30 за подписью С. Уриу о боевых планах на текущие сутки: в том числе там были расписаны действия подчиненных ему сил в тех случаях, если «Варяг» и «Кореец» останутся на рейде, и иностранные стационеры будут на своих местах, или же последние уйдут, оставив русские корабли в одиночестве. 

Мы не будем цитировать этот приказ полностью, потому что он достаточно велик и включает в себя также и те действия, которые на указанное время были уже выполнены. Желающих ознакомиться с данным текстом полностью мы отправим к замечательной монографии Полутова «Десантная операция японской армии и флота в феврале 1904 г. в Инчхоне» на стр. 220, а здесь процитируем лишь седьмой раздел этого приказа:

«Если до 13.00 9 февраля русские корабли не выйдут с якорной стоянки, то принимается к исполнению нижеследующий план действий:
Все корабли занимают позиции рядом с флагманским кораблем. Флагманский корабль находится на N от островков Соболь. 

а) в случае, если корабли нейтральных держав остаются на якорной стоянке, то вечером производится торпедная атака:

б) в случае, если на якорной стоянке будут только русские корабли и небольшое количество иностранных кораблей и судов, то производится артиллерийская атака силами всего отряда.

Атака по пункту «а» вечером 9 февраля возлагается на 9-й отряд миноносцев. Командир отряда должен обратить особое внимание на то, чтобы не нанести ущерба иностранным кораблям и судам.

2-ая тактическая группа вместе с 14-м отрядом миноносцев занимает позицию в пределах видимости якорной стоянки Чемульпо, 1-ая тактическая группа занимает позицию в тылу у 2-й тактической группы.

В случае атаки по пункту «б» 2-я тактическая группа подходит к якорной стоянке и занимает позицию на дистанции до 4 тыс. м. от противника, 1-я тактическая группа занимает позицию в тылу у 2-й тактической группы. Каждый отряд миноносцев держится рядом со своей тактической группой и, улучшив благоприятный момент, атакует противника».

Напомним, что согласно приказу №28 от 8 февраля (26 января) 1904 г., 1-я тактическая группа включала в себя «Нанива», «Такачихо», «Чиода» и 9-й отряд миноносцев, а 2-я тактическая группа – соответственно, «Асама», «Акаси» и «Нийтака» с 14-м отрядом миноносцев. 

Что произошло бы в случае, если русские корабли остались бы на рейде? Очень просто – согласно пункту «в» японские корабли вошли бы в фарватер, ведущий на рейд в Чемульпо, и… остановились бы в 4 километрах (21,5 кабельтов) от «Варяга». С этого расстояния комендоры «Асамы», находясь под защитой весьма приличной брони, кстати, непробиваемой ни для 152-мм пушек «Варяга», ни для 203-мм пушек «Корейца», попросту расстреляли бы русский бронепалубный крейсер как на учениях. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что «Варягу» или «Корейцу» в таких условиях удалось бы сблизиться с «Асамой» на дальность торпедного выстрела, но даже если бы русские корабли и предприняли подобную попытку, им пришлось бы войти в фарватер, где стояли японские корабли – а когда они подошли бы достаточно близко (что крайне сомнительно, так как их расстреляли бы раньше), «Варяг» и «Кореец» атаковали миноносцы, и все было бы кончено.

Но С.Уриу мог и передумать, и провести атаку по плану «а». Тогда, с наступлением сумерек, миноносцы 4-го отряда вошли бы на рейд, а следом за ними двигалась бы 2-я тактическая группа. В этом случае «Варягу» просто некуда было бы деваться: давайте еще раз посмотрим схему диспозиции кораблей в ночь с 26 на 27 января и обратим внимание на ее масштаб.

Мы видим, что сам по себе рейд Чемульпо очень мал – в сущности, речь идет об акватории примерно в милю шириной, и две мили длиной. Уйти севернее можно, но это будет означать то, что «Варяг» прячется «под юбкой» иностранных стационеров, подобное действие было бы совершенно неприемлемо ни с какой позиции. Перепутать «Варяг» с каким-либо стационером невозможно, потому что русский крейсер был единственным кораблем, имевшим четыре трубы, таким образом его встреча с миноносцами неизбежна – спрятаться на рейде некуда. А сколько–то энергично маневрировать в столь небольшой акватории просто нереально. Иными словами – вся надежда на пушки, но, открыв огонь, «Варяг» окончательно демаскирует себя, став легкой добычей как для миноносцев, так и для комендоров крейсеров 1-й тактической группы, которым назначено было идти вслед за миноносцами «удерживая якорную стоянку в поле зрения». Можно было, конечно, попробовать просто встать на якорь и поставить противоторпедные сети, но проблема в том, что подобное действие сделает корабль неподвижным, а полной защиты от торпед все-таки не гарантирует. И расстрелять неподвижный корабль можно хоть в вечерних сумерках, хоть дождавшись рассвета. 

Таким образом, мы видим, что тактика, которой собирались придерживаться японцы, не оставляла «Варягу» и «Корейцу» ни единого шанса в случае, если бы корабли остались на рейде Чемульпо. Что же до самого В.Ф. Руднева, то его рапорт дает короткое и понятное пояснение его резонам:

«Решение идти на прорыв и принять бой вне рейда считал удобнее на следующих основаниях:

1. Узкий рейд не давал возможности маневрировать;

2. Исполняя требование адмирала, имелась слабая надежда на то, что японцы выпустят из шхер и дадут сражение в море; последнее было предпочтительнее, так как в шхерах приходится идти определенными курсами и, следовательно, нельзя использовать все средства защиты и нападения;

3. Уничтожение крейсера на рейде, без попытки прорваться и принятия боя, совершенно не могло иметь места; предполагая возможную гибель крейсера так или иначе, конечно, надо было нанести неприятелю возможно больший вред, не щадя своей жизни».

Иными словами, мы видим, что В.Ф. Руднев считал, что в стесненных условиях рейда, не имея возможности маневра, он станет легкой добычей японских кораблей. Разобрав тактику, которой собирался придерживаться Сотокичи Уриу, мы понимаем, что для подобного мнения у Всеволода Федоровича были все основания. В то же время все альтернативы боя на рейде, предлагаемые «в интернетах», основаны на том, что японская эскадра во что бы то ни стало будет прорываться на рейд под огнем «Варяга» и «Корейца». Что этого совершенно не нужно было делать, и что достаточно просто расстрелять русские стационеры, идя малым ходом (или вовсе остановившись) на фарватере, имея возможность при этом парировать любой встречный рывок русских кораблей миноносцами уважаемым любителям военно-морской истории, очевидно, в голову не пришло. Но зато это отлично знал Сотокичи Уриу, и потому мы можем сделать следующие выводы:

1. Оставаясь на рейде, «Варяг» и «Кореец» не получали совершенно никаких преимуществ, но при этом русские стационеры рисковали бессмысленной гибелью, в случае если бы японцы провели успешную атаку миноносцами в ночь с 27 на 28 января. Вопрос о том, насколько высока была вероятность подрыва минами «Варяга» и «Корейца» в ночной атаке, выходит за рамки данного цикла статей, но предполагается чрезвычайно высокой. Причины, побудившие автора считать ее таковой, будут изложены им в отдельной, внецикловой статье, посвященной ночным атакам японских миноносцев;

2. Если бы японцы предприняли дневной артиллерийский «штурм», то «Варяг» и «Кореец» оказались в аналогичном, или даже худшем положении, чем если бы они пытались выйти по фарватеру в море. Что медленно двигаясь по рейду, что медленно перемещаясь по фарватеру, они в каждом из этих случаев представляли бы собой отличную цель для основного «оружия» С. Уриу - японского броненосного крейсера, которому даже не нужно было бы сближаться с ними для уничтожения обоих кораблей.

3. При этом выход русских кораблей на бой был бы воспринят общественностью, экипажами иностранных стационеров и др. как подвиг, а это всегда важно: в то же время попытка дать бой на рейде, хотя и вряд ли стала бы причиной обвинения в трусости, но не позволила бы говорить о героизме русских моряков. Если же при этом в силу какой-то случайности пострадали мирные жители или европейские корабли, или суда, то подобное могло бы стать основанием для серьезного международного инцидента.

На самом деле, как мы увидим позднее, у командира «Варяга» был и другой, очень веский резон не оставаться на рейде, а идти на прорыв. Но и вышесказанного достаточно для того, чтобы сделать однозначный вывод: решение В.Ф. Руднева осуществить попытку прорыва следует расценивать как единственно правильное в сложившейся ситуации – причем как с военной точки зрения, так и с позиции международной политики.

До боя оставалось совсем немного времени. В 10.00 Всеволод Федорович вернулся на «Варяг» после совещания с командирами стационеров, а спустя всего час и десять минут, в 11.10, прозвучала команда «Все наверх, с якоря сниматься!». К этому времени все последние приготовления к бою были готовы – за борт были отправлена деревянная мебель и проч., а на «Корейце» еще и срубили стеньги, с тем чтобы затруднить определение расстояния до канлодки. Секретные книги, карты, приказы, шифры были сожжены. В 11.20 «Варяг» снялся с якоря.

Но перед тем, как мы перейдем к описанию боя, отметим запись в вахтенном журнале, сделанную утром перед боем и вызвавшую впоследствии множество насмешек ревизионистов:

«07.00 Все японские суда снялись с якоря и направились в море. Утренняя приборка. Чистили медь».

Вот уж война – войной, а обед по расписанию! Кораблю угрожает скорая гибель, и чем же еще заняться экипажу, как ни любимым делом Российского императорского флота – медяшку надраить! Как тут не вспомнить лейтенанта Ливитина из замечательного произведения Соболева «Капитальный ремонт», который, поясняя младшему брату-гардемарину особенности корабельной службы и в том числе, зачем его, будущего офицера, гоняют драить палубу, замечает: «Есть вещи, смысл которых заключен в их бессмысленности». Утренняя приборка, по мнению «историков новой волны», свидетельствует о косности и замшелости офицеров и командира «Варяга», не нашедших для своей команды более важного дела перед боем. Все бы ничего, вот только:

1. Вообще-то уборка началась в 07.00, а командир французского крейсера, известивший В.Ф. Руднева о готовящейся японской атаке и требованиях С. Уриу к иностранным стационерам, прибыл на «Варяг» часом позже. То есть, когда начинали уборку, никто еще не знал, что через каких-то четыре с небольшим часа крейсер пойдет в бой;

2. Каждому командиру отлично известно правило: «чем бы солдат не занимался, лишь бы…» устал, в общем. Надо сказать, что служба на «Варяге» в Чемульпо не была легкой – холодно (январь!), отпусков на берег нет, с провиантом… понятно, что никто не голодал, но перебои с поставками были. А тут еще целая эскадра японцев с транспортами, как все это понимать – неясно. В общем, занять команду чем-либо, было совершенно правильно, и текущие, привычные дела подходили для этого как нельзя лучше;

3. И, наконец, почему-то забывается, что уборка – одна из важнейших процедур приготовления корабля к бою. Вспомним мемуары Семенова («Расплата»): «Или другое: люди, привыкшие считать чистоту причудой начальства, жившие целый год, только "заметая сор", вдруг так легко поняли ее смысл, ее необходимость, когда им попросту объяснили, что раненый падает на палубу, что, пока подберут и унесут, грязь может попасть в рану, и выйдет, что из-за пустой царапины режь руку или ногу, а то так и этим не спасешь от смерти».

Продолжение следует!

Источник