Поможет ли ВСУ «новая метла»?

Известно, что любой новый начальник, вступив в должность, начинает с перечисления доставшихся ему проблем и требования от подчиненных жить по-новому.

Не стал исключением и назначенный Владимиром Зеленским новый начальник Генштаба ВСУ генерал Роман Хомчак. Уже на представлении высшему командному составу он хорошо поставленным командным голосом потребовал: «Прекратить в деятельности высшего командного состава принципы ручного управления, подмену выполнения обязанностей подчинённых командиров, двойных стандартов, очковтирательства, общую показуху, выдавание желаемого за действительное. Прекратить коррупционные проявления в подчиненных армейских организмах, устранить явные коррупционные риски…» (вот так, на «раз-два»).

Сама постановка вопроса показывает, что ситуация в ВСУ сложилась не совсем «здоровая». Об этом в том числе свидетельствует то, что за два последних года из украинской армии уволились 50 тыс. человек, причем 30 тыс. – за последний год. «Отток в 30 тысяч в год – это катастрофа, – говорит военный эксперт и экс-офицер Генштаба Олег Жданов. – Мы можем в декабре (минувшего года) получить военные части, которые будут оценивать как ограниченно боеспособные или небоеспособные». Уже сейчас, по его данным, укомплектованность воинских частей в среднем составляет 60%, сообщает Би-Би-Си.

Это признал и сам Хомчак в одном из первых своих интервью. «Я так понимаю, что от добра не уходят, значит, есть проблема». «Проблема, которую я вижу, ― проблема отношений в воинских коллективах. Мы собирали заместителей командиров по морально-психологическому обеспечению, тех, которые должны знать все проблемы, которыми живут их подчиненные. Я сегодня понимаю, что здесь есть какие-то недоработки», ― заявил главнокомандующий ВСУ.

«Когда у солдата есть проблема, или он видит ее, или нарушение и идет не к своему командиру, чтобы сообщить об этом, а звонит волонтерам или еще кому-то... Потому что чтобы ее решить, надо "зайти наверх", чтобы "сверху" ее решили ... Я так понимаю, что в коллективе при этом ― нездоровые отношения».

Впрочем, наверно, дело не только в «психологии» и «отношениях в коллективе». СМИ, причем абсолютно «патриотические», полны сюжетами о причинах, по которым уходят из ВСУ. Богдан Муха вспоминает, как в 2016 году 14-ю бригаду, в составе которой он служил, вывели из зоны боевых действий. Только не в пункт постоянной дислокации, а на полигон, где в течение пяти месяцев бойцов держали в чистом поле. По словам бывшего военного, вопреки контракту у бойцов не было ни выходных, ни нормированного рабочего дня. Большинство из них не отпускали к семьям, которых они не видели уже несколько месяцев.

Когда Богдан Муха попытался пожаловаться на горячую правительственную линию, а затем обратился в суд, стало только хуже: руководство выносило ему выговоры, несколько месяцев подряд урезало зарплату, а потом бойца перевели в другую воинскую часть с плохой характеристикой.

«Люди, которые купились на большую зарплату, красивые билборды и победные сюжеты телеканалов, обнаружили, что армия далеко не такая, как по телевизору, – говорит Сергей. – На самом деле, условия скотские, а где-то в Польше на заработках можно получать намного больше». Гарантированные контрактом выплаты, в частности «подъемные», бывший военнослужащий пытается выбить из государства уже 2,5 года. По его словам, даже на свою зарплату военные не могут рассчитывать: в своем подразделении он столкнулся с поборами со стороны высших чинов.

Руководители якобы сначала угрожали подчиненным выговорами и финансовыми взысканиями, а затем «соглашались» отказаться от выговора, если бойцы заплатят им лично по 2 тыс. грн. Подразделение Сергея, по его словам, полтора года не имело пункта постоянной дислокации. Люди жили в палатках на холоде, вещи постоянно грызли мыши, даже питание получали с перебоями.

Жаловаться было бессмысленно. Сергей вспоминает, как один из рядовых пожаловался на горячую линию из-за того, что на их пост не привозили продукты. «В результате нам привезли хлеб, но солдата, который позвонил, отправили на дежурство и держали на морозе –20, пока он не стал писаться из-за воспаления мочевого пузыря», – возмущается экс-контрактник.

«Мы вынуждены набирать новых контрактников, проводить полный цикл их подготовки, а через определенный срок они снова увольняются. Нам нужно держать мощное ядро вооруженных сил, тогда это будет способствовать усилению способности армии», – жаловался уже бывший начальник Генштаба Виктор Муженко.

На этом фоне и призывники не торопятся «вставать под знамена», хотя их в зону боевых действий отправлять нельзя. «В столичные военкоматы пришли только 8% призывников» – жаловался осенью военком Киева Сергей Клявлин. «Моих двоих подзащитных взяли на остановке общественного транспорта. К одному из них подошли полицейские и сказали, что он похож на наркомана, сказали, что проведут поверхностный осмотр. Потом усадили в машину и отвезли в военкомат, далее – на распределительный пункт», – рассказал адвокат Щербина.

«Один из Луганской области, второй из Каменского. Там они медкомиссию проходили и стоят на учете. Пятые сутки люди содержатся там в нечеловеческих условиях. Ко мне обратились родители, в среду, 12 июня, было заседание суда и судья принял решение доставить задержанных в четверг на заседание. Потому что военкомат их оттуда не выпускает».

Впрочем, корни нынешних «проблем» нужно искать еще в 2014 году, когда началась пресловутая АТО. «Идейных» добровольцев оказалось крайне мало, регулярная армия не испытывала желания участвовать в братоубийственной и противозаконной войне. «Для чего эти добровольческие отряды формировались? А потому что некому больше было воевать», — разъяснял застрелившийся днями Тымчук. Отвечая на вопрос телеведущей, он подтвердил данные о том, что как минимум 30% участников «добровольческих батальонов», воюющих на Донбассе, имеют судимости. А ведь 30% – это только те, кто ранее попал в руки правосудия. А сколько среди остальных 70% было их «корешей», которым просто повезло больше?

О степени «популярности» этой войны наглядней всего говорит сама практика последовавших шести «волн» мобилизаций. Ведь чтобы в сорокамиллионной стране наскрести 30–40 тыс. рекрутов, в каждую из них приходилось устанавливать возрастной потолок в 60 лет. Таким призывным возрастом мог «похвастаться» только Гитлер накануне краха Третьего рейха. Но и у него он касался лишь фольксштурмистов, которые использовались в пределах своего административного округа, т. е. фактически представляя собой отряды местной самообороны.

А «облавы» на потенциальных призывников на предприятиях и в торговых центрах – такой способ набора в мало-мальски цивилизованных странах не помнят с XVIII века. Даже в хаосе и бардаке Гражданской войны стороны практически не прибегали к такому способу мобилизации – во всяком случае мне ни разу не попадались его упоминания в многочисленных источниках.

Полное исчерпание «мобилизационного ресурса» (без угрозы социального взрыва) заставило украинскую власть с начала 2016 года комплектовать боевые части исключительно контрактниками, благо экономические итоги «Евромайдана» таковы, что 7000 гривен (чуть больше 250 долларов) уже достаточная сумма, чтобы мужики не первой молодости соглашались «переносить все тяготы и лишения военной службы» и рисковать жизнью на передовой.

Естественно, ни о каком «качественном» отборе в таких условиях не могло быть и речи. «Идейные», поступившие в ВСУ в 2014 году и заключившие тогда бессрочные контракты, с огромным трудом добились увольнения в 2018-м. Теперь, чтобы хоть как-то привлечь желающих, минимальный срок контракта составляет всего год, т. е. как раз столько, сколько нужно чтобы пройти обучение, пробыть недолго на передовой и уволиться со статусом и всеми пожизненными льготами участника АТО. К тому же все большую конкуренцию ВСУ составляет «польский фронт».

Нынешние рекруты – в основном маргинализированный, а часто и просто криминальный элемент. Новости пестрят сообщениями о тяжелых преступлениях, совершённых в расположении воинских частей, дезертирстве, о повальном пьянстве там, хотя с последним вроде бы в последнее время ситуация улучшилась.

Ну а когда такой «контингент», то и методы управления и «воспитания» соответствующие, и тут уж никакими грозными указаниями начальства ситуацию не исправишь, что, к слову, является дополнительной причиной увольнения для относительно «социализированных». Да и младший и даже средний комсостав ВСУ – кто они? Либо такие же ветераны, получившие офицерское звание, либо пацаны после училищ, которым приходится командовать коллективами из «тертых жизнью», в годах, мужиков.

К этому можно добавить все большое непонимание (точнее, наоборот, растущее понимание) целей и задач этой бессмысленной и бесконечной войны. А если «в тылу» и в армейских верхах «коррупционные проявления», то почему на низших уровнях нужно «сдерживать себя»?

Каков реальный боевой дух этих «воякив»? Некоторое время назад «Украинская правда» привела рассказ бывшего «азовца»: «Мы вызывали подкрепление, чтоб нам хотя бы боекомплект подвезли. Но даже спустя 3–4 часа никакое подкрепление к нам не приехало. Даже БМП к нам 2 раза не доехали. Уже когда мы после выхода лежали в госпитале, начали выяснять: почему не подошло подкрепление? Нам рассказали, что одни отказались участвовать в бою, другие выкидывали оружие, мехводы выкидывали рации и шлемы, отказывались к нам ехать: "Я не поеду, там жопа". Еще какая-то разведка отказалась ехать на помощь, когда мы еще были там...

"Гюрзе" снайпер влупил под бронежилет в район печени. Мы хотели оказать помощь "Гюрзе". Но его снайпер держал на прицеле. Подобраться к нему не было возможности. Я вызвал группу эвакуации, которая была на БМП, ей стрелкотня не так страшна. БМП не приехала. Водители БМП либо нас не видели, что маловероятно, либо, что более вероятно, боялись к нам ехать, чтоб их не подбили. И "Гюрза" просто истек кровью...

Как сложилась судьба бойцов из первой и второй роты нашего батальона, которые отказались идти в бой, я не знаю. К ним у меня лично специфическое отношение. После боя нас вывезли как раз на их позиции. Там меня раздевали, снимали бронежилет, каску, нож, все остальное. Это все осталось там, на позиции. А когда приехали забирать – этого уже не было, кто-то из бойцов это себе "поднял". Это тоже очень плохой момент, потому что у многих моих побратимов украли личные вещи. Ты покупал себе хороший импортный броник – а у тебя его украли» (и снова замечу, что экипировку за свой счет я могу припомнить, разве что в «Трех мушкетерах». Так там были дворяне, они свои поместья и получали от короля за службу, включая «накладные расходы»).

А теперь на таком фоне отметим, что шанс погибнуть в спорадических перестрелках и боестолкновениях – на уровне «статистической погрешности». По официальным данным, боевые безвозвратные потери ВСУ за 11 месяцев 2018 года составили 110 человек. При этом регулярно, с учетом ротации, службу на позициях несет около 100 тыс. военнослужащих ВСУ. Т. е. боевые потери составляют порядка 0,1% от числа военнослужащих, принимающих участие в боевых действиях, а, к слову, общая смертность мужчин призывного возраста составляет в Украине около 0,6%. А вот полномасштабная «заваруха» с наступлением или, наоборот, с тяжелой обороной приведет к уровню потерь совсем другого масштаба.

А если, не дай Боже, открытое столкновение с российской армией? Два года назад, комментируя «планы» Турчинова взять Москву, «Альтернатива» отмечала: «Не повторится ли ситуация «пятидневной войны» 2008 года, когда прошедшие подготовку по натовским стандартам грузинские части, многие из которых были в Ираке и участвовали в постоянных стычках с осетинским ополчением, «поплыли» через два-три дня после начала боев с регулярной российской армией, которая даже не успела закончить развертывание. Уже через несколько дней русским воевать стало не с кем – грузинская армия попросту разбежалась по домам.

Само осознание, с КЕМ теперь придется иметь дело (ну и опыт первых боев, конечно), оказало страшное деморализующее воздействие на грузинскую армию. Не повторится ли данная ситуация на Украине, если Турчинов попытается реализовать свои «мечты»? Станет ли нынешняя украинская армия сражаться?»

А ведь в значительной мере ответ на заданный тогда вопрос получен в ходе известного инцидента в Керченском проливе. Нужно отметить, что всегда, везде, даже попав на сухопутный фронт, моряки отличались особым боевым духом и мужеством, с лихвой перекрывавшим нехватку сугубо тактических навыков ведения войны на суше. Ну а случаи сдачи боевых кораблей в XX веке и вовсе можно пересчитать по пальцам. Как правило, моряки всех наций сражались до последнего, в крайнем случае (когда все возможности сопротивления были исчерпаны) сами топили свои корабли в призрачной часто надежде, что милостивые победители подберут их из воды.

Украинские моряки сдали свои корабли после первых же предупредительных выстрелов, возможно, отлично понимая, зачем их отправили в бессмысленный и совершенно безнадежный рейс (украинским властям пришлось объявить их героями во избежание крупного скандала, дабы они должным образом вели себя в плену).

Характерно, что в упомянутом выше интервью Хомчака среди военачальников, к которым у него вопросы, прежде всего назван командующий ВМСУ Игорь Воронченко, и именно из-за инцидента в Керченском проливе. Правда, по словам Хомчака, тот «все объяснил» и виноватой оказалась «страна-агрессор». Но что-то мне подсказывает, что два военачальника-профессионала встречались не для того, чтобы обсудить звучащую уже полгода из каждого «утюга» официальную украинскую версию инцидента.

В общем, благие пожелания генерала Хомчака, как это часто бывает, так и останутся пожеланиями, а ему придется обращаться к известным следующим «конвертам». И в самом деле, чтобы получить более качественный контингент, нужен совсем другой уровень материального обеспечения (и жалованье, и прочие «виды довольствия»), условий службы, наконец совсем другой, современный, уровень вооружений, чтобы военнослужащие не чувствовали себя пушечным мясом в случае серьезного конфликта.

А главное, нужна мотивация, а с этим уж никакие материальные стимулы не помогут.

Дмитрий Славский,