Война в Сирии стала благом для российских военных

Война в Сирии стала благом для российских военных

Российские самолеты на авиабазе Хмеймим, Сирия. Reuters

Недостатки российской армии выявленные  в ходе боевых действий в Сирии, подтверждают, что данный  конфликт является источником получения ценного опыта.

by TNI Staff

В конце прошлого года Владимир Путин заявил, что Россия выполнила свою миссию в Сирии и начинает  выводить свои войска оттуда. Однако в ситуации, напоминающей опыт США в Ираке и Афганистане, Россия, похоже, намерена в обозримом будущем сохранить военное присутствие в разрушенной  войной стране. Это стало главной темой недавнего обсуждения «Вмешательство России в Сирии» прошедшего в Центре национальных интересов (ЦНИ - Center for the National Interest - CFTNI); Россия не только “акклиматизировалась”  в Сирии, но и приобрела там значительные активы. В обсуждении участвовали - Пол Дж. Сондерс, исполнительный директор ЦНИ, полковник (в отставке) Роберт Э. Гамильтон, адъюнкт-профессор евразийских исследований в военном колледже армии США, и старший научный сотрудник Центра анализа военно-морских проблем  Майкл Кофман. Модератором дискуссии был Гил Барндоллар, директор ЦНИ по исследованиям Ближнего Востока.

Пол Сондерс начал обсуждение, изложив стратегические цели России перед интервенцией.  Этими целями были, по его словам, «предотвращение падения правительства Асада» и борьба  с терроризмом - уничтожение их [террористов] там, в Сирии, а не в России. В качестве «побочного эффекта»  Москва пыталась заставить «Соединенные Штаты вступить в какой-то политический диалог» после изоляции России от Запада после аннексии Крыма. «Естественно, как только Россия в значительной степени проникла в Сирию, - продолжил Сондерс, - тогда, я думаю, у  российского правительства и российских военных появились там дополнительные интересы», в том числе обеспечение их сильно расширившегося военного присутствия.

Пол Сондерс подчеркнул, что достижение стабильного политического порядка в Сирии, без значительной внешней финансовой помощи для реконструкции, будет чрезвычайно сложным делом  для Сирии, России и Ирана. Он утверждал, что западные правительства вряд ли окажут помощь режиму, возглавляемому Башаром Асадом, и мало какие иностранные правительства, если вообще   таковые появятся, будут готовы оказать ять значительную финансовую помощь независимо от того, кто управляет Сирией. Поэтому, по его мнению, Соединенные Штаты могут иметь больше рычагов влияния на политическое будущее Сирии, чем это часто предполагается. Сондерс сказал, что решение  вопроса с оставшимися иностранными боевиками также будет серьезной проблемой, так как вряд ли какие-либо правительства захотят репатриировать их.

Майкл Кофман представил  общий обзор военной кампании в Сирии. Он  сказал: с российской точки зрения «Сирия реально  раздираема тремя войнами». Первая - это «реконкиста» режима Асада, вторая - «экзистенциальный конфликт между Турцией и курдами», и  третья - «открытая война на истощение между Израилем и Ираном». По Кофману, этот последний конфликт несет с собой наибольшие риски  для России, потому что «эта война на Ближнем Востоке - это не то ради чего она пришла в Сирию», поскольку «она несет с собой гигантскую ответственность и риски изменения общей  обстановки». Эскалация ирано-израильского конфликта заставила бы Россию нарушить свои обещания одной или обеим сторонам и поставила бы под угрозу ее позицию как единственного действующего лица, имеющего  хорошие отношения с Ираном и Израилем.

Кофман также высказал своё  мнение о влиянии сирийского конфликта на тактику и оперативные возможности  российских военных. Он назвал сегодняшнюю Сирию «главным трансформационным конфликтом для России  и российских военных». Он отметил, что конфликт «несет с собой большой опыт и инновации, а для российских военных - это  “удачная” война», которая стала главным театром для российских войск где они получают боевой опыт. Примерно две трети российских тактических воздушных сил  прошли через Сирию. Генералы, старшие и штабные офицеры и рядовые солдаты получили ценные уроки по ведению современной войны и сформулировали новые идеи для реализации в будущих конфликтах.

Кофман отметил, что «тактика обусловлена ​​технологией и будущим», и  что до того, как Москва вмешалась в Сирии, российские тактические новшества были очень ограниченными. Он сравнил работу тактической  авиации в Сирии с российско-грузинским конфликтом 2008 года охарактеризовав их как «день и ночь». Он предупредил, однако, что, в то время как Россия доказала  в Сирии, что может проецировать свою мощь как великая держава, ее военные усилия в этой стране в основном не встречали сопротивления. Кроме того, у российских вооруженных сил есть множество  организационных и технических проблем. Российские военные нуждаются в более дальнобойных боеприпасах и боеприпасах меньших размеров, а также, - в более высокоточной артиллерии. Москва также должна также  принять меры по решению проблем внутреннего соперничества между различными службами, чтобы способствовать появлению духа сплоченности и боевого братства. Впрочем, все эти недостатки были выявлены в ходе боевых действий  российской армии в Сирии, доказав, что конфликт является источником получения ценного опыта. Кофман сказал: «Это одна из многих причин, почему российским военным действительно нравится в Сирии и они хотят остаться там. Ни в каком другом месте  они просто не могут реальным образом сравнить свои технологии с технологиями Соединенных Штатов».

Одной  из позиций, где  мнение Кофман несколько отличалось от  мнения Сондерса, была способность Сирии  привлечь внешнюю помощь для восстановления. Он предположил, что Сирия могла бы использовать угрозу крупных потоков беженцев для  привлечения финансов из Германии и Европейского союза для реконструкции страны.

Первый  руководитель  американской Группы по наземному урегулированию ситуации в Сирии с российскими силами в 2017 году,   полковник в отставке Роберт Гамильтон рассказал, что импульсом для начала процесса наземного урегулирования, который не следует путать с воздушным  урегулированием («де-конфлитингом»), начавшимся сразу после вмешательства России осенью 2015 года, стала “опасная ситуация” в июне 2017 года, когда русские предъявили  Соединенным Штатам ультиматум - 48 часов на то чтобы уйти из стратегически важного района Аль-Танф. Аль-Танф, расположенный на стыке трёх границ - Сирии, Иордании и Ирака, является важным узлом, соединяющим Иран через Ирак с его сирийскими союзниками. Гамильтон рассказал о  жутком телефонном разговоре между российскими и американскими генералами. В разговоре российский генерал сократил срок ультиматума, имея в виду, что удар неотвратим. Американский генерал возразил: «Если вы угрожаете моим войскам, то разговор закончен, потому что я должен повесить трубку и  встать рядом с подчиненным мне командиром и сказать ему подготовиться к обороне. Так что вы предпочитаете - разговаривать или драться?» К счастью, ответ России был «давайте продолжать говорить об этом», и обе стороны смогли разрядить ситуацию.

Руководство  коалицией, область, в которой Россия до  Сирии имела мало опыта, также стало серьезным  испытанием для неё, особенно с учетом крайне разнородного   состава партнеров, с которыми работает Москва. Гамильтон заметил, что «Россия сейчас уже  прошла ту точку, когда она могла говорить своим партнерам то, что они хотели услышать, и  не исполнять своих обещаний». Разные, иногда противоположные цели российских партнеров в Сирии создают проблемы, решить  которые очень нелегко. Есть, например, большие сомнения в том, что Россия сможет поддержать видение Ираном шиитского полумесяца, простирающегося от Тегерана до Бейрута, не спровоцировав конфликт с Израилем и, возможно, даже с Соединенными Штатами.

Гамильтон  обратился к  тому, что он считает основной  проблемой России в Сирии: «Как можно  преобразовать военный разгром твоего противника в  реализацию политических целей, ради достижения которых изначально и затевалась война?». Как  показывает опыт США в Ираке и Афганистане, между военными успехами и достижением желаемых политических  целей нет прямой взаимосвязи.