Сирия, Хомс: боевики уходят. Репортаж с места событий

Колонна трогается. В окне показывается тот парень, в чёрном платке, который кивал мне. Он всё так же кивает, но показывает нож, словно режет. За ним в окне показываются остальные...

Вчера в Хомсе по договорённости с армией выпустили 420 боевиков из района Альвар. Этот район находится на окраине Хомса, с которого и началась кровавая мясорубка в Сирии.

Во-первых, это центр развитой части Сирии, плюс крупный промышленный центр, но самое главное, Хомс расположен на перекрестке дорог между северной частью Сирии (сирийский Курдистан, Алеппо), побережьем (Латакия, Тартус) и югом страны вместе с Дамаском. Из Хомса так же идёт трасса на Пальмиру, Деер-Эз-Зоор, Ракку. Так же до границы с Ливаном около 20 километров, т.е. легко подвозить снабжение и рекрутов для боевиков. Таким образом, Хомс, не будучи преимущественно суннитским городом, был обречён на кровавую мясорубку.

Надо отметить, мясорубка в Сирии начиналась традиционно для инсценированных из вне попыток сноса законного правительства. Сначала на улицу вышли фейсбучные активисты – студенты, хипстота, креативный класс. Теперь это выглядит смешно, ведь сегодня основной костяк того несогласного кретивно-хисптерского класса драит немецкие туалеты (как вариант, сидит на пособии), разбежался по Латакии-Дамаску, а в худшем случае лежит без головы в безымянных могилах.

А тогда несуннитские жители Хомса в один не очень прекрасный день, весной 2011 года с удивлением услышали, как из суннитских мечетей вместо традиционных проповедей муэдзина из динамиков раздаются призывы резать алавитов, христиан и прочих религиозных меньшинств. И ведь начали резать — очень быстро и неожиданно образовались боевики с оружием и стали убивать полицейских и национальные меньшинства. И буквально за пару месяцев насилие буквально захлестнуло весь город, появились целые районы, где не существовало официальной власти.

Один из таких районов был Альвар, оттуда вчера выходили боевики. Поначалу не было танков на улицах, ковровых бомбардировок и всего прочего, что сегодня прочно ассоциируется с войной в Сирии. Но естественно, что армия вошла в город, изрезала улицы и районы сетью блок-постов. Однако к тому моменту маховик гигантской мясорубки набрал обороты и вышел в рабочий режим.

Что такое блок-пост для людей с оружием? Это очень хорошая и удобная цель. Блок-пост стоит на одном месте, к нему можно подойти, исследовать, определить слабые места. Когда для тебя неочевидно, кто из твоих сограждан хочет и готов тебя убить, а кто нет, невозможно эффективно противодействать террору. Солдаты и офицеры несли службу, а их убивали. Похищали при походе в магазин, просто взрывали и расстреливали на блок-постах. Армия стала закапываться в землю, ощетиниваться колючей проволокой, бетонными блоками.

А потом в город вошла бронетехника. Что бывает, когда тебя безнаказанно убивали и расстреливали несколько месяцев, когда у тебя есть друзья и знакомые, которых уже нет, а у тебя вдруг появляется танк и приказ? Бах – и дом напротив твоего блокпоста сложился, рухнули переборки, загорелась мебель. Бах – и взлетел на воздух магазинчик детских товаров через площадь, откуда месяц назад тебя обстрелял снайпер.

Тормоза отпущены, полетела душа в рай, теперь жители твоей страны разделились на «чужих» и «своих», и порой, кто чужой, а кто свой приходилось выяснять опытным путём. Вот и выясняли на протяжении 4,5 лет. На сегодня вроде выяснили, что худой мир лучше хорошей войны. Да и вторжение боевиков ИГИЛ протрезвило многие горячие головы.

Но, конечно, не в последнюю очередь сыграло то, что даже по самым скромным подсчётам за время войны погиб каждый второй военнослужащий. На сегодня мобилизационный потенциал практически исчерпан, но нужно наступать, чтобы выйти на старые границы страны.

Хомс разрушен где-то наполовину. Целые кварталы соседствуют с руинами выгоревших коробок. Разрушен старый город, где дома близко прижаты к друг-другу, словно пассажиры метро в час пик, но имеют высоту по 5-7 этажей. Окраины, где небольшие двух-трёхэтажные коттеджи. Все превращено в мёртвую бетонную пустыню. Выяснение «свой-чужой» прошло успешно.

Армия только в 2014 году взяла Хомс под частичный контроль. Войска пошли дальше, а город начал потихоньку оживать. Но нужно было довыдавить боевиков из оставшихся районов. С одной стороны, район окружён, но боевики внутри, в укреплённых и подготовленных к обороне зданиях. Из района свободно могут выходить жители, а значит, приносить еду и медикаменты. На окружение района требуются силы. Мало того, что нужно обнести район сетью блок-постов, нужно держать силы для отражения попыток боевиков вырваться или совершить рейд к соседям, устроив при этом традиционную резню. В общем, в какой-то момент сложилась патовая ситуация, когда штурмовать занятые боевиками дома тяжело или невозможно – силы нужны на других направлениях. В тоже время внутри такого района находятся мирные жители, которые больше всего страдают от боевых действий.

Сегодня утром мы приехали на место пропуска боевиков. Комитет красного полумесяца совместно с представителями ООН и армии формируют колонну для пропуска боевиков и членов их семей в провинцию Идлиб. Достигнута договорённость между официальным Дамаском и боевиками о прекращении боевых действий. Триста человек самых непримиримых отправляются в провинцию Идлиб, с ними едут 170 человек – членов семей. Все, кто остался в районе, сдают оружие и возвращаются к мирной жизни.

С одной стороны, 300 боевиков достаточно грозная сила. Этого хватит, чтобы держать оборону в городе с населением в десять тысяч человек. С другой, сирийские войска рвутся к Пальмире, закрывают турецкую границу в Латакии, медленно, но верно окружают провинцию Идлиб. А еще нужно выбить всех из под Дамаска, окончательно деблокировать Дараа, отбросить противника от Сувейды. Каждый солдат на счету.

Ранее утро, мы на границе района Альвар. Я никогда не видел близко боевиков. Очень интересно, кто в автобусах. В автобусах те, кто не хочет или не может перейти к мирной жизни, самые отмороженные. Понятно, что в разрушенной войной провинции Идлиб для этих людей нет работы, поэтому у них путь только воевать. Да и не в новую мирную жизнь они едут. Созидание не для них. Перед нами огромная колонна из скорых Красного Полумесяца (это Красный Крест для арабских стран).

За колонной Красного Полумесяца стоит десяток туристических автобусов. Моторы заведены, шторы на окнах плотно задёрнуты. По движению штор видно — за нами плотно наблюдают. Журналистская братия начинает свою обычную работу – пытается с боями прорваться в автобусы.

Волонтёры Красного Креста и ООН начинают вставать грудью, оттесняя журналистов. За всем этим со злобой наблюдают сирийские военные. Когда первый ажиотаж немного спал, от колонны скорых Красного Креста начинают отделяться скорые, в них оказываются безногие и безруки молодые парни. Смотрят злобно, лица закрывают руками. Медики пытаются минимизировать съемку журналистами, закрывают парней пледами, группой облепляют так, что ничего не видно. Вот в окне появляется мужчина с грудным ребенком на руках и приветственно машет журналистам рукой ребенка, вот из автобуса выходит молодой хорошо одетый парень.

Подходит не стесняясь к скорой Красного Полумесяца, начинает расстегивать куртку, под ней калосборник. Значит, было тяжелое ранение живота и перестала функционировать часть кишечника. Медики суетятся. Стою, думаю, если парень получил ранение на войне, его где-то оперировали, потом оказывали реабилитационную помощь. Боевик он или мирный житель, случайно попавший под раздачу?

Мои мысли прерывает шум подъезжающих обычных городских автобусов светло-зеленого цвета. Окна плотно занавешены. В них ребята пофактурнее. В арафатках, черных платках, лиц в массе своей не показывают. Видимо, им интересно происходящее, выглядывают. Приближаюсь к автобусам под вялые протесты волонтёров, обхожу автобусы вокруг. Неожиданно вижу прислоненный изнутри к стеклу автомат. Вот это уже интересно. У них, оказывается, оружие с собой.

Теперь понятно, чего пытались донести волонтёры. Отхожу подальше. Подходят военные, даже не зная арабского понятно, что они говорят о боевиках в автобусах. Тем временем, боевики осмелели и стали активнее выглядывать. Вот еще пара человек с оружием показывается из-за занавесок. Походу, они все там вооружены. Видны разгрузки, фляжки. Выпустили с личным оружием. Думаю, возможно ли сейчас нарваться на стрельбу? У боевиков родня в автобусах, вряд ли. Да и армейцы гарцуют на пикапах, в которых установлены станковые крупнокалиберные пулемёты. Проезжая мимо зелёных автобусов, направляют пулемёт в сторону боевиков, но стволы вверх. Недвусмысленный намёк не хулиганить.

Боевики смотрят на журналистов с интересом. Снимаю парня, который долго смотрит в камеру, не отрываясь, потом другого. Вот боевик, замотанный в черный шарф кивает много раз в мою сторону. Высовывается второй и шутя крутит в руках банку сыра. Кто-то машет и показывает большой палец вверх. А вот один высунулся из окна и поднимает указательный палец – «Аллах един».

Думаю над тем — возможна ли в Сирии мирная жизнь? Может реально вот так выпускать боевиков – это путь к снижению эскалации? Может быть эти парни, попав в Идлиб вернуться к мирной жизни? Или уедут в старушку Европу на полный пансион? В конце концов, передо мной воевавшие, но обычные парни, в массе своей моложе меня. Колонна трогается. В окне показывается тот парень, в чёрном платке, который кивал мне. Он всё так же кивает, но показывает нож, словно режет. За ним в окне показываются остальные.

Они всем автобусом показывают указательный палец вверх – «Аллах един». Нет, ребята явно не чувствуют себя раскаявшимися честными фермерами, готовыми вернуться к сохе. А значит, остается надеяться, что на курортах идлибщины они получат целебные прижигания от сирийских терапевтов. Ну или уедут на полный пансион в Европу, чтобы учить толерантных сытых бюргеров единению с Аллахом и ножом. Мы не кровожадны.