Национальная гвардия России и "сирийский вариант вторжения": завтра нашей армии

Александр Горбенко

Родился в 1977 году в семье военных. Служил срочку на Флоте. Женат, двое детей (пока). Интересы: история, военная история, военная техника.

Новый начальник Генштаба генерал-полковник Валерий Герасимов на встрече с военными атташе, разъяснил, какие задачи стоят перед новым руководством Вооружённых сил и как будет продолжаться военное строительство. Именно продолжаться, а не двигаться в каком-либо другом направлении. Об этом Валерий Васильевич сказал так, чтобы сомнений не возникало: «Предвосхищая ваши вопросы о возможности резкого изменения курса военного строительства, отмечу, что его не будет».

Вопреки ожиданиям тех, кто склонен судить о военной реформе по заголовкам бульварных изданий — «менять курс» некуда. Можно либо прекратить военное строительство, либо его продолжить. Однако такие ожидания имеются.

Их причину следует искать, во-первых, в непонимании того, что делается в последние годы. Оно вызвано нежеланием или неумением прежнего руководства ВС объяснить смысл преобразований не только обществу, но и тем, кого преобразования касаются непосредственно. А также широкой и вполне успешной информационной кампанией, призванной дискредитировать военное строительство.

Во-вторых, как и любое большое и сложное дело, нынешняя военная реформа не может идти абсолютно гладко, без ошибок, да и без злоупотреблений конкретных личностей тоже. Нечистоплотных людей надо наказывать, ошибки и неверные решения — исправлять. И новый начальник Генерального штаба пояснил, что некоторые вопросы подвергнутся корректировке с учетом вскрывшихся недостатков. Это касается и злоупотреблений, и неверных шагов.

Но задачи военного строительства остаются прежними. Так каковы же они и почему вызывают такое непонимание и распространенное мнение, будто всё, что сделано — это «развал армии»? Давайте попробуем разобраться.

По большому счёту, задача одна – повышение уровня боеспособности Вооружённых сил. Он к началу крупных структурных преобразований, начатых в 2008 году, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Основные меры для достижения этой задачи, которые стали реализовываться при прежнем руководстве ВС, – сомнений не вызывают.

Это в первую очередь массовое оснащение новыми, современными образцами вооружений, техники и технических средств. Этот вопрос стоял особенно остро, поскольку большая часть того, что имелось в Российских Вооружённых силах, не обновлялась со времен Советского Союза, постепенно устаревала морально и была изношена физически.

Во вторую очередь это -- выведение Вооружённых сил из того коматозно-аморфного состояния, в которое они постепенно погружались с окончания советских времён, и приведение их в боеспособный вид.

Чтобы судить о том, что сделано правильно, а что предстоит исправить новому руководству, — обратимся к тому, какой же «смены курса» ждали? Не станем уподобляться бульварным СМИ и рассуждать о «попилах» с «откатами» — нет никаких сомнений в том, что они имеют место (к сожалению, они сопутствуют почти любым масштабным преобразованиям), но к задачам военного строительства они не имеют никакого отношения. Обратимся к вопросам военного строительства, которые чаще всего вызывают критику у тех, кто смотрит на них глубже сплетен и скандалов, — у бывших военных.

Многие из них сегодня критически отзываются о «новом облике» Российских Вооружённых сил. Большинство помнит Советскую Армию, её славу и мощь. И многие не могут понять и принять те изменения, которые происходят в последние годы. Совсем не потому, что считают, будто менять ничего не следовало. Совсем напротив – то состояние, в котором находились ВС до начала реформ, разительно отличалось от состояния Советской Армии, и изменение этого состояния сомнений не вызывает ни у кого. Советская Армия, в отличие от Вооружённых сил России, не испытывала пренебрежения и со стороны руководства страны, ведь обороноспособность считалась главной заботой государства. Она не подвергалась медленному разрушению от того, что в приоритетах государства стояла на последнем месте. Российская армия избежала полной потери боеспособности лишь благодаря запасу прочности, накопленному трудом целых поколений советских людей, и очень долго ждала, когда забота о её восстановлении снова станет главной задачей государства.

И вот задачи обороноспособности страны вновь в числе главных приоритетов. Казалось бы, достаточно вернуть прежний уровень обеспечения и начать перевооружение, чтобы наша армия вновь стала лучшей в мире. Но что же увидели те, кто знает и лучшие, и худшие времена Вооружённых сил? Масштабное сокращение и структурные изменения, которые затрагивали самые основы управления и устройства Вооружённых сил. Как же иначе можно было расценить такую реформу, кроме как «развал» и «предательство»? Общаясь с бывшими военными, до сих пор слышу о том, что военное строительство не имеет видения конечной цели, а новая амия строится без представления о её задачах.

Между тем, это не так. И долгосрочный прогноз внешнеполитической обстановки, и оценка характера внешних угроз, и просчёт сценариев вероятных конфликтов, и даже определение вероятного противника, – сделаны и положены в основу военного строительства. И проведена эта работа совсем не «эффективными менеджерами», а отечественной военной наукой, имеющей колоссальный опыт и свою школу и доказавшей своё превосходство над зарубежными не только на страницах теоретических работ, но и на полях сражений. Например, немалый вклад в представление о новом облике Вооружённых сил внесли работы празднующей в эти дни своё 180-летие Военной академии Генерального штаба.

Тому, что немногие эти работы публикуются в популярной прессе, а в вероятного противника никто не тычет пальцем с высоких трибун, – есть свои причины. В том, что смысл преобразований не разъяснялся людям военным, а угрозы безопасности, под которые строится армия, гражданскому обществу, – мне видится большая ошибка, позволившая дискредитировать само преобразование информационными методами. Они, кстати, уже давно являются невоенной формой ведения войны. А сами войны становятся всё меньше похожи на войны прошлого, когда армии сходились в полях, чтобы получить победу доблестью и военной удачей.

Здесь мы подходим к наиболее частой претензии к военной реформе. Она заключается в сомнении в необходимости ликвидации дивизионного звена в сухопутных войсках и общем сокращении численности Вооружённых сил.

Действительно, стандартный метод планирования, основанный на сопоставлении имеющихся на определённом направлении сил с силами вероятного противника, даёт с переходом на бригадную структуру и сокращением численности войск явное уменьшение возможностей. Только не надо забывать, что все последние крупномасштабные вторжения имели место до появления на арене истории ядерного оружия -- или же осуществлялись в отношении тех стран, которые этим оружием не обладают. Нетрудно понять, что любое не завуалированное под «гуманитарную помощь» вторжение по образцу двух мировых войн грозит агрессору ракетно-ядерным ответом. По этой причине вероятность пересечения наших границ «танковыми армадами» становится исчезающе мала. А любой агрессор постарается избежать открытого вторжения, если у страны, обладающей ядерным оружием, остаётся возможность применить его. Невозможность применения стратегических ядерных сил будет вероятна по причинам: а) масштабного внутреннего конфликта, где агрессор «гуманитарно» поддержит одну из сторон, б) конфликта с безядерной страной, масштаб которой будет неадекватен применению СЯС. И в итоге мы получаем перспективу партизанской войны на своей территории или конфликт с сопредельным государством, аналогичный 080808.

Выходит, что дивизии, которые рассчитаны на крупномасштабный конфликт и способны быть развёрнуты только в военное время, — не нужны. Напомню, что основная масса советских дивизий сухопутных войск была кадрированной, то есть они имели неполный состав мирного времени. При возникновении конфликта они выставляли боеготовый полк с подразделениями поддержки, пока остальное доукомплектовывалось по мобилизационному плану, чтобы участвовать в полномасштабных боевых действиях.

Таким образом, нам нужна не многомилионная массовая армия, рассчитанная на невероятное многомилионное вторжение, а качественное оперативное управление на широком пространстве. Хорошо подготовленные подразделения, имеющие достаточную поддержку современных средств поражения и оборонительных средств, обладающие достаточной мобильностью и быстротой реакции на угрозу, будут более предпочтительны в условиях наших пространств, где зачастую нет населения для хозяйственной деятельности, не говоря о боевых действиях на протяжённой линии фронта. Сама линия фронта не характерна для «партизанской войны», а в конфликте с безядерными соседями не будет требовать массовой мобилизации.

При этом сам мобилизационный резерв – необходим, о чём ещё раз сказал генерал-полковник Герасимов на встрече с атташе. Он пояснил, что переход на полностью контрактную армию не планировался никогда, и смешанное комплектование (по призыву и по контракту) сохранится и впредь, поскольку позволяет сбалансировано формировать мобилизационные ресурсы. При этом срок службы по призыву останется годичным, так как при современном уровне подготовки он достаточен.

Здесь придется пояснить, что в настоящее время большая часть подразделений имеет смешанное комплектование. Но этот порядок следует считать переходным. Наблюдается постепенный перевод подразделений, наиболее важных в оперативном плане или требующих для личного состава длительной технической подготовки, полностью на контракт. Таким образом, идёт постепенное разделение на профессиональный «костяк» Вооружённых сил и подразделения «резерва», которые могут быть задействованы при расширении потенциального конфликта и будут формировать мобилизационный резерв по специальностям, не требующим длительной подготовки.

Такое разделение следует считать правильным. Наличие только контрактной армии самым печальным образом скажется на моральном состоянии гражданского общества. Не имея внутри себя достаточно большого числа людей, имеющих военную подготовку и понимание личной причастности к обороне страны, оно окажется как бы отделено от вопросов национальной безопасности, считая её «не своим делом». Также необходимо понимать, что невероятность полномасштабного вторжения не избавляет от необходимости иметь достаточно большой мобилизационный резерв по чисто военным причинам. Это убедительно доказывает ситуация в Сирии, где, по сути, внутренний конфликт, поддерживаемый внешними силами, заставил участвовать в нем всё общество. А вариант внешней агрессии, начинающейся с вскармливания и поддержки внутренних деструктивных сил, повторюсь, следует считать наиболее вероятным и для нас.

Между тем создание хорошо подготовленного и большого мобилизационного резерва имеет для нас определённые трудности. Принудительный призыв испытывает сложности -- даже на относительно комфортный годичный срок. Мотивация призывного контингента к службе в значительной степени остаётся принуждением, что сильно влияет на качество подготовки и боеспособность комплектуемых по призыву подразделений. И здесь, кроме необходимости идеологической работы с гражданским обществом, направленной на понимание его причастности к общегосударственным задачам, в том числе и задачам обороны, следует думать и о формах подготовки массового резерва.

Возможно, следует подумать о разделении на регулярную контрактную и призывную резервную части Вооружённых сил. В мире накоплен большой опыт «территориальных армий» и «национальных гвардий», формируемых по милиционному принципу. Естественно, этот опыт нельзя копировать без анализа особенностей нашего общества. Но, по моему скромному мнению, подготовка и служба резерва с меньшим отрывом от гражданской жизни (в некоторых странах подготовка проводится в форме краткосрочных сборов или даже по выходным дням) — позволит увеличить резервные силы и количественно, и качественно.

При этом подобный подход потребует создания большого числа учебных центров, чтобы их удалённость не была препятствием для регулярных сборов (отсюда территориальный принцип во многих странах). Некоторые законодательные шаги, включающие время, затраченное на подготовку в часть оплачиваемых работодателем выходных и отпусков, — на мой взгляд, не будут большой трудностью. Так же, как льготы, стимулирующие на привлечение к службе в резервных подразделениях. Кроме этого, такой принцип позволит проще встроить в систему допризывную подготовку, которая сможет осуществляться более массово на базе общих учебных центров.

Впрочем, это только мои личные размышления. А вопрос развития призывной системы требует всестороннего изучения и широкого обсуждения самим обществом.