Сейчас у всех на слуху пример Шотландии. Референдум, проведение которого запланировано на осень этого года, должен продемонстрировать, хотят ли жители этого в прошлом независимого королевства, а ныне – наиболее автономной части Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, полного суверенитета. И если предположить, что большинство проголосует за него, то известный всему миру 300-летний союз Шотландии, Англии, Уэльса и Северной Ирландии встанет на путь дезинтеграции.

Подобный сценарий прежде рассматривался как нечто из области ненаучной фантастики. Теперь он более реалистичен. Можно спорить о шансах, но в экспертных кругах призывают обратить внимание на общий тренд: объединенная Европа в целом и в частностях трещит по швам. Изменить это не в силах даже осознание всех неприятностей, которые повлечет за собой объявление в данном случае шотландского суверенитета. Говорит заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Игорь Ковалев:

"На мой взгляд, если все-таки суверенитет состоится (хотя вероятность этого ничтожна), это приведет к колоссальным экономическим и политическим последствиям, как для тех, кто отделяется, так и для тех, от кого отделяются.

Если говорить о сепаратистах, то никто не гарантирует им автоматическое вступление в ЕС, тем более в зону евро. Отделившееся государство автоматически потеряет инвестиционную привлекательность. Разрушатся сложившиеся хозяйственные связи. И возникнет целый ряд серьезных политических проблем".

 

Но это не останавливает гордых шотландцев. Чихать они хотели на проблемы, если речь идет об их этнической самоидентификации. И это притом что Шотландия является дотационным регионом Великобритании. За счёт этого, в частности, пенсионная система и система здравоохранения в Шотландии превосходят английскую. С другой стороны, в Шотландии добывается около 90 % британской нефти, налоговые поступления от её добычи в Шотландии составляют около £20 млрд в год, и пока всеми этими деньгами распоряжаются в Лондоне. Так что в шотландском случае романтика самоопределения сочетается с неким экономическим расчетом, трезвость которого, впрочем, далеко не очевидна.

Как бы там ни было, похожим образом рассуждают не только жители Шотландии. Политическая карта Европы полна "горячих точек" сепаратизма, которые подобно клиньям раскалывают континент даже не на национальные государства, а на регионы. Фактически мы присутствуем в начале цепной реакции распада. Если всё пойдёт по наихудшему сценарию, то в XXI веке на европейском континенте теоретически может возникнуть десяток-другой новых мини-государств.

В Испании требуют отделения баски, несмотря на то что их провинция имеет статус автономии, баскский язык получил статус государственного, а уровень жизни превышает средний по стране. Аналогичный процесс фиксируется в Каталонии. Эта провинция тоже имеет автономный статус и национальный язык в качестве официального. При этом на всех неофициальных референдумах за отделение от Испании высказываются почти 100 % голосующих. Кроме того, в той или иной мере независимости добиваются также Валенсия, Галисия и Андалусия. Есть общественное движение и за создание Великой Кастилии. Ну и ко всему прочему Канарские острова требуют автономии в течение, по крайней мере, 80 лет, поскольку около четверти населения этих островов родственно этническим берберам.

В Италии тоже не все гладко. Северяне хотят держаться подальше от южан на том основании, что те – сплошь лодыри, жулики и мафиози. Шутки шутками, а эксперты вполне допускают федерализацию (и даже конфедерализацию) Италии. При этом в районах Южного Тироля, отошедших к Италии после Первой мировой войны, есть сторонники воссоединения с Австрией, поскольку большинство местного населения там составляют этнические немцы.

Вообще, своя сепаратистская партия есть почти в каждом итальянском регионе. Свои требования финансовой, а затем и политической автономии выдвигают Сардиния и Сицилия. А жители региона Венето ставят под сомнение законность включения Венеции в состав Италии в 1866 году.

В Бельгии сильны противоречия между франкоговорящим населением южной части страны, Валлонии, и нидерландоговорящими фламандцами, живущими в северной части страны — Фландрии. Проблема осложняется и статусом бельгийской столицы Брюсселя, который является отдельной административно-территориальной единицей. Большинство его населения говорит по-французски, но расположен он на территории Фландрии, а его историческая принадлежность — предмет спора между валлонскими и фламандскими сепаратистами.

Жители французской Корсики борются за независимость с XVIII века — когда остров ещё не входил в состав Франции, а принадлежал Генуэзской республике. В 1991 году Корсика получила в составе Франции особый статус, но это не останавливает сепаратистов. При этом корсиканский сепаратизм совершенно не оправдан с экономической точки зрения. На острове нет ни полезных ископаемых, ни развитой промышленности и сельского хозяйства.

Жители Бретани – северо-западной провинции Франции – идентифицируют себя не как французов, а как бретонцев, хотя и указывают французский в качестве родного языка. В Эльзасе, пограничной области, неоднократно переходившей из рук в руки между Францией и Германией и оказавшейся у французов по итогам Второй мировой войны, действует регионалистская партия "Прежде всего Эльзас". Правда, она не ведёт речи об отделении от Франции, а борется за сохранение национальной идентичности. Но общую центробежную тенденцию можно заметить и здесь.

В 2008 году три четверти 56-тысячного населения Гренландии на референдуме высказались за предоставление острову статуса расширенной автономии. В следующем году Дания предоставила Гренландии этот статус, и только дотации правительства Дании, составляющие около $700 млн в год, препятствуют гренландским властям провозгласить суверенитет.

В Нидерландах за культурную автономию борются фризы в провинции Фрисландия. В Португалии расширения автономии требуют жители Азорских островов. В Польше наиболее заметным среди сепаратистских сил является "Движение за автономию Силезии", обосновывающее свои устремления существованием самостоятельного силезского языка. В соседней Чехии наиболее заметен оказался моравский национализм.

Можно привести еще множество примеров регионального сепаратизма, но достаточно и этих, чтобы осознать, что проблема имеет общеевропейский масштаб. Говорит директор Центра геополитических экспертиз, заместитель руководителя Центра консервативных исследований Социологического факультета МГУ Валерий Коровин:

"Нынешний назревающий "парад суверенитетов" в Европе, очевидно, приведет к переформатированию того образования, которое мы сегодня знаем под вывеской Евросоюза. Вообще европейская интеграция изначально предусматривала два проекта. Первый из них назывался "Европа народов". А второй был проектом, который лоббировали США. Он представлял собой проект унификации Европы в единое гомогенное пространство.

Сегодня, после стирания границ национальных государств Европы и унификации социального пространства, европейцы лишились идентичности. А это главное качество человека. Сегодня европеец не может сказать, кто он и какими признаками обладает. Это вызвало ответную реакцию со стороны коренного населения, которое пытается "найти себя". В поисках идентичности европейцы стремятся подчеркнуть свое происхождение. Отсюда и возникает такое явление, как "парад суверенитетов".

 

Приходится признать, что тенденция к развалу объединенной Европы – это естественная реакция на попытку максимально централизовать и унифицировать процессы развития Севера и Юга, Востока и Запада континента. Валерий Коровин отмечает, что крах общеевропейского проекта пойдет на пользу всем:

"Последствия этого распада будут, скорее, позитивными. Конечно, в краткосрочной перспективе это скажется на экономической стабильности, которая сложилась за последние десятилетия в Европе и была подорвана экономическим кризисом.

Нынешняя экономическая модель распадется в силу своей слабой состоятельности, сложится новая экономическая модель. И в долгосрочной перспективе европейские народы получат от этого процесса больше бонусов".

 

Среди довольно большого числа экспертов бытует точка зрения, согласно которой нынешний Европейский союз должен прекратить свое существование. А национальным государствам Европы, напротив, имеет смысл проводить самостоятельный курс во всех сферах. Но реальность обгоняет самые смелые мечты евроскептиков – Европа распадается на регионы, поскольку только в этом коренные европейцы видят надежду на сохранение своей историко-культурной самобытности.

Вряд ли этот вариант устроит европейские политические элиты, поскольку резко снизит геополитический потенциал континента. Им придется искать какой-то нетривиальный ход. Жаль, что европейские элиты не продумали его, когда запускали интеграционные процессы вопреки логике и здравому смыслу.