Президент РАН успокоил учёных: вопрос о реформе академии вошёл в цивилизованное русло

Фрагмент пресс-конференции президента Российской академии наук Владимира Фортова на Nevex.TV.

Об идее создания агентства по управлению академическим имуществом:

 «Вся дискуссия вокруг РАН идёт не в той модальности. Люди говорят об имуществе. Но не имущество сегодня заботит реальных учёных. Заботят многие вещи: чудовищный разгул бюрократии, отсутствие современных приборов, квартир для молодёжи, ставок, возможностей профессионального роста и те ограничения, которые мы испытываем, когда говорим о судьбе учёных старшего поколения. Вот какие вопросы важны с моей точки зрения.

Что касается собственности. Академия наук не является владельцем недвижимости, собственности, установок. Это принадлежит государству, а нам это передано в оперативное управление. Единственное, что может академия делать с этой собственностью – использовать её по прямому назначению, то есть для проведения исследований. Мы не можем её продать, заложить, нам это и в голову не приходит! Если мы говорим о сдаче в аренду (есть такая «вечно зелёная» тема), то вы должны понимать, что это порядка 6-7% и по деньгам, которые идут к нам, это где-то на уровне 2-3%. Причём, когда мы что-то сдаём, эти деньги не нам идут, они идут в Госкомимущество. А уж потом Госкомимущество отдаёт нам часть этих денег для осуществления уставной деятельности. В переводе на русский язык – это тепло, электричество и т.д.

Теперь об управлении имуществом. Есть такая «пластинка» у наших оппонентов. Идея такая:  давайте сейчас сделаем так, что директор будет заниматься  исследованиями, а от текущей работы мы директора разгрузим. Я как директор могу сказать, что это меня совершенно не заботит. Я занимаюсь наукой, меня не надо разгружать от этого. Идея состоит в том, чтобы как бы разделить эти функции. Я не большой энтузиаст подобной организации. У нас такая система была, мы поручали это специальным службам и они нормально работали. Контроль над имуществом РАН таков, как ни где в других организациях. Нас без конца проверяют. И когда нам говорят, что мы вам поможем – это есть уход от проблемы. Вы не поможете нам, т.к. для того, чтобы построить, например, какую-то установку или открыть клинику я буду должен идти к бюрократам. Только для того, чтобы смикшировать этот эффект я и согласился быть руководителем этого хозяйства… Но нам надо решать реальные проблемы. Ведь кроме проблем фундаментальной науки существует ещё «вагон и маленькая тележка» проблем в прикладной науке, которая находится в разваленном состоянии. Нам надо поднимать вузовскую науку, корпоративную науку, которая сейчас в зачаточном состоянии».

О принятии закона, который не предусматривает наличие аспирантуры в системе РАН, а оставляет её только в ВУЗах. Закон принят ещё до начала реформы РАН и с 1 сентября все аспирантуры в составе НИИ, РАН «зависают в воздухе».

«Это – типичный пример несогласованности работы Министерства науки и РАН. Во все времена было правило: если готовится какое-то решение Правительства, связанное с наукой, то там обязательно должна быть виза академии наук. Нам присылали документы для изучения. Сейчас эта практика ушла. Мы не визировали этот документ, который наносит колоссальный урон нашему образованию и науке одновременно. В законе написано, что наша аспирантура – это образовательная ступенька. Мы же считаем, что аспирантура – это научная степень. Аспирантура заканчивается кандидатской, значит, надо выполнить исследования. А вот в результате такого чиновничьего маразма мы играем судьбами тысяч наших молодых талантливых учёных. Это к вопросу о поддержке науки. Я очень надеюсь, что мы найдём с Министерством науки общий язык по этим вопросам. Несмотря на многочисленные попытки разрушить наше взаимодействие».

О роли Российской академии наук как главного координатора и заказчика научных исследований.

«Как ни странно, но в новом законе это сторона даже усилена. РАН является той организацией, которая координирует и планирует исследования не только в самой академии наук, но и в высшей школе, и в прикладных институтах. В этом смысле мы даже имеем плюс. Что касается того, как это будет организовано. Документ этот не может охватить все стороны дела. Поэтому Президент России сказал, что там, где мы не доработаем, это можно будет поправить Указом. Здесь у нас есть некая степень свободы».

О порядке назначения директоров научных учреждений после проведения реформы:

«Когда мы увидели первый проект этого закона, то увидели там чудовищные вещи, связанные с назначением директоров. Там предполагалось, что директоров назначает это самое агентство, а руководителя агентства назначает Правительство. Иными словами, чиновник назначает директора института. Вот с этим нельзя было согласиться ни при каком приближении. Это губит научную работу. Не надо обладать развитым воображением, чтобы представить, что через несколько лет во главе института будет находиться эффективный менеджер, который ничего не понимает в сути дела. Мы возражали категорически. Сегодня разработана новая  схема. Она очень похожа на ту схему, какая работает в высшей школе. Когда приходит время выбирать директора – а это происходит раз в пять лет – сам коллектив научного учреждения выбирает трёх кандидатов. Эти кандидатуры рассматривает сначала президиум РАН, а затем кадровая комиссия Совета по науке при президенте РФ, которая на основании всех рекомендаций утверждает одну кандидатуру. После этого новое федеральное агентство назначает директора и заключает с ним трудовой договор. Это достаточный фильтр, чтобы избежать неправильных назначений».

О модернизации «двухуровневого членства» в Академии и почему в России так долго сохранялась эта «громоздкая система»:

«Знаете, я не большой поклонник копирования того, что существует в других странах. Мы должны понимать одну важную вещь: не существует сегодня универсальной модели организации науки, которая годилась бы для всех стран. Её человечество не придумало. Каждая страна выбирает свой путь, который ей кажется оптимальным. Кстати говоря, в Америке нет министра науки и нет такого министерства. А вот наука есть. Теперь по поводу академиков и членов-корреспондентов. В любой творческой работе нужен стимул. Эта система очень давно работает. И когда я сам был членкором, то она не мешала, а наоборот, помогала – я впереди видел академическое звание. Легко ли стать членкором или академиком? И легко и сложно. Легко потому что понятно: надо делать хорошие работы. В той системе, которая есть у нас сейчас, мы всё-таки должны иметь научный результат. Без этого вы не пройдёте никуда. Поверьте, та система, которая построена, не препятствует талантам, а наоборот отсекает разного рода жуликов и проходимцев, которые хотят погреться у «академического огонька». Мы считаем, что нельзя автоматически всех членкоров делать академиками росчерком пера бюрократа. Это – компетенция научного сообщества. И мы эту позицию отстояли. Уже принято, что будет специальная процедура и это не будет происходить автоматически.

…Тяжелейшая проблема, которая есть у нас и в науке, и в обществе – это бюрократия. Бюрократия пронизала все клетки нашей системы. Мы от этого несём колоссальные потери. Темпы нашего развития в разы сокращаются из-за бюрократической ржавой машины и желания бюрократов регламентировать всё и вся (начиная с карт лечения и заканчивая закупкой паяльников). Я не устаю приводить один пример. Мне – директору института – для того, чтобы купить пятьдесят паяльников, надо исписать огромную кипу бумаг, провести конкурсы… Кто это придумал? Кому это надо? Я этого понять не могу. И я надеюсь, что объединённая академия сможет поломать эту преступную систему, которая работает против академии, против науки, значит и против Родины».

О возможности пойти на диалог с министром образования и науки ещё до реформы РАН.

 «Дело в том, что вопрос в конструктивном русле не ставился. Было сказано: «я считаю, что у академии нет будущего». А я так не считаю! Я считаю, что он заблуждается. Вот и всё расхождение. Согласитесь, это – не сведение позиций, не разработка нового документа. Если бы нас пригласили, сказали бы, что есть такая проблема, давайте представим ваше видение, наше видение, сведём их и так далее. Но этого же не было! Я узнал про это накануне заседания Правительства. Правительство было в двенадцать часов, а я узнал об этом в восемь. Разве это – поиск каких-то вариантов!?».