Евкуров: До революции еще далеко

В конце июля лидер Ингушетии, Герой России Юнус-Бек Евкуров оказался в больнице. Причиной стал неудачный прыжок с парашютом во время проходивших в республике всероссийских соревнований по этому виду спорта.

Для бывшего десантника это был уже 249-й прыжок, причем Евкуров прыгал с минимальной, довольной опасной высоты в 200 метров. Причиной неудачного приземления Евкуров назвал запутавшиеся тросы. Уже через пару часов он вернулся на соревнования в качестве зрителя, правда, уже в гипсе, сообщив обеспокоенным участникам, что врачи констатировали закрытый перелом ноги. Тем не менее, травма не внесла изменений в рабочий график Евкурова, не привыкшего сидеть в кабинетах. Причем на прошлой неделе ему исполнилось 50 лет.

Напомним, в начале июля Юнус-Бек Евкуров ушел в отставку на фоне подготовки к выборам 8 сентября. Президент Владимир Путин назначил его врио главы Ингушетии.

Весной парламент Ингушетии отменил прямые выборы главы региона после того, как был принят закон, предоставляющий региональным депутатам такую возможность. Председатель ингушского народного собрания Мухарбек Дидигов тогда же выразил уверенность, что парламент в сентябре поддержит именно кандидатуру Евкурова на должность главы республики.

О том, помогают или мешают поднимать республику, бороться с террором и коррупцией его предшественники-президенты, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал врио главы Ингушетии Юнус-Бек Евкуров.

ВЗГЛЯД: Юнус-Бек Баматгиреевич, досадно ли вам было за такой неудачный прыжок – и это с вашим опытом? Или сказались ранения, полученные при покушении четыре года назад?

Юнус-Бек Евкуров: Нет, не досадно. Это экстремальная ситуация, и такие варианты всегда возможны. Травма предыдущая действительно сказалась. Это правая нога, которая была повреждена во время теракта... На график моей работы это не повлияло, график остался в силе. Гипс должны снять в конце августа. Ничего страшного, сломал и сломал.

ВЗГЛЯД: Недавно вы как потерпевший были на суде над Магасом -- тем самым Али Тазиевым, который четыре года назад устроил покушение на вас. Вы тогда едва уцелели, ваши шофер и телохранитель погибли. Магас на суде каяться отказался. По-вашему, главари боевиков – это фанатики, склад ума которых уже не изменится никогда? Или даже такие люди могут меняться?

Ю.Е.: Могут. Али Тазиев тоже изменился. То, что он мне говорил уже без телекамер, – это были уже совершенно другие вещи. Я уверен, что они меняются. Все зависит от условий, в которых он находится. Да, можно подумать, что он заговорил так только потому, что попался. Но опять же те, кто не находится за решеткой, кто сдается – не такие крупные, как Али Тазиев, но, тем не менее, активные участники бандподполья, тоже меняются. Они могли бы не приходить. Но с учетом количества лет, проведенных в этой бессмысленной братоубийственной войне, они начинают понимать, что над ними стоят не боги, не святые, а грешные люди, которые заставляют их совершать преступления.

Один мне рассказывал: я, говорит, две ночи провел дома у родственников, туда приехали жена и дети, и за эти две ночи я принял решение. Я, говорит, посмотрел на свою молодую жену, на своих детей и понял, что если завтра меня уничтожат, то они будут никому не нужны. Почему я лишаю добровольно детей отца и жену – мужа? Просто понял, что мне не надо этого делать.

«По неписаным правилам разведки»

ВЗГЛЯД: А вы за собой не замечаете – вы сами меняетесь? Вот вам на той неделе стукнуло 50 лет. Раньше вы были офицером, теперь вы – политик. Вы теперь более склонны к компромиссам, чем в армии? Военные же изначально должны быть бескомпромиссными людьми...

Ю. Е.: Я бы не сказал. Да, в армии все по уставу. Приказ есть приказ. Но и компромисс всегда есть. По неписаным правилам разведки каждый имеет право голоса. Каждый! И без этого никак нельзя. В разведке не только офицеры, но и солдаты головой думают. Когда находишься в глубоком тылу противника, командир всегда советуется с бойцами. Да, решение принимает командир, но он его принимает на основе общего мнения. И не всегда командир принимает то решение, которое у него было изначально в голове...

Конечно, в жизни становлюсь другим. Четыре с половиной года работы в должности главы бесследно не проходят. Есть много вещей, на которые я теперь смотрю по-другому.

ВЗГЛЯД: Стали осторожнее?

Ю. Е.: Нет, я стал чаще стратегически думать и работать на перспективу. Я уже понимаю, что сегодня, да, сложно убедить людей в этом, но через год, через три, через десять лет это даст другой результат... Не так, что пока я сижу на должности, то если что и делаю, то только ради имиджа. А потом – хоть трава не расти!..  Я не хочу так делать.

Вот самый элементарный вопрос – «дайте нам землю!» Я могу дать, как это было не раз в 2005–2008 годах. Чтобы свой имидж улучшить... Берите землю! И за это время сельхозугодья сократились на 40–50 процентов. Этого нельзя допускать.

Поэтому я людям рассказываю – давайте мы сейчас не будем вам давать землю, не будем ее отводить под сельхозугодья, а на этом месте будем строить квартирные дома. Это целая тема... Люди говорят: а мы частные дома хотим. А я отвечаю: через 50 лет у нас негде будет вообще частный дом поставить. И уже той власти придется разрушать частные дома, чтобы строить квартирные дома. Приучайтесь, говорю, жить в квартирах, потому что земли у нас катастрофически не хватает.

ВЗГЛЯД: У вас, к слову, недавно разгорелся спор о земле с одной соседней республикой. Не будем ее называть...

Ю. Е.: А то никто не догадается, что это за республика!

ВЗГЛЯД: С этим земельным спором, по версии вашего Совбеза, была связана массовая драка силовиков в пограничном селе Аршты в апреле. А именно – массовое избиение ваших полицейских. Почему не стали возбуждать уголовное дело? Если спустить такое на тормозах, это может повториться...

Ю. Е.: Во-первых, не было массового избиения полицейских. Слава Богу, до конфликта все это не дошло.

ВЗГЛЯД: Говорят, что на Северном Кавказе сложились две модели управления – одна как у одного очень известного вашего соседа, другая – как у вас. Там – образец жесткости, у вас – «мягкости». Ваш сосед все время упрекал вас в мягкотелости. Вы не собираетесь ужесточать дисциплину, гайки закручивать? И какая модель понадобится Кавказу в будущем, на ваш взгляд? Или, может, синтез, то есть смешанная?

Ю. Е.: И та модель и эта модель вполне может быть применима на любой территории. Зависит от ситуации.

Про меня сегодня тоже говорят, что не мягкий, наоборот. У нас недавно арестовали одного деятеля. Сразу говорят – это глава республики велел. Он слишком жестокий, не умеет с людьми разговаривать... Все преподносят, кому как надо.

Я хочу на перспективу работать. Если мы уничтожили или арестовали бандита, то его семья не должна получить от общества ненависть, чтобы их тоже против власти восстановить.

У нас многие дети, жены уничтоженных и арестованных бандитов замыкались в себе, и общество их не воспринимало. Я и главам сел, и жителям непосредственно говорю – идите к ним, разговаривайте, вытаскивайте, приглашайте в гости! Убедите их, чтобы они понимали – так судьба сложилась. Случилось, так случилось.

Бывает и в ДТП люди погибают, ну и что из этого? Никто же не запирается в себе. Вот считайте, что это как ДТП с участием их родственника, который сам виноват – на большой скорости въехал. А тут их отец или брат сопротивлялся властям с оружием в руках... Такая же ситуация! Работайте с ними, общайтесь! Я получаю отзывы этих людей, когда посещаю села, и по электронной почте. Родственники – сестра или брат – говорят: мы были на пределе. Спасибо, что вы нас из этого состояния вытащили! Я им верю. Почему? Потому что они такие же люди, как и мы.

Та модель, которую я пытаюсь внедрить, работает на перспективу – не растить еще больше врагов, например, среди детей тех, кого мы уничтожаем или сажаем в тюрьму.

Мы такую работу проводим и с родственниками тех, кто сидит в тюрьмах в других регионах. Тоже даю установки своим представителям там – общайтесь. То есть мы их не делаем «врагами народа», мы им даем шанс, другой коридор. Воспользуйтесь им. Не надо противостоять своей республике!

ВЗГЛЯД: Правда ли, что вы недавно наконец лично пообщались с имамом мечети в Насыр-Корте, шейхом, который известен в республике своими проповедями? Год назад вы публично запрещали ему «без разрешения властей» ездить по другим регионам и выступать там... Вам не кажется, что вы перегибаете палку? Ведь в России – свобода слова, свобода совести, свобода передвижения.

Ю. Е.: У меня создана религиозная группа из пяти человек, которые ездят по регионам и читают проповеди. А у него уже – чистая самостоятельность...

Да, законом не запрещено. Свобода слова, вопросов нет. Но для чего? С какой целью? Тут другие вопросы. Это было и ему высказано, и организаторам, которые за ним стоят. Завтра, когда вас будут привлекать к ответственности за экстремистские или националистические высказывания, а по этому поводу уже статьи в Уголовном кодексе, чтобы понимали, что не так все просто...

Он же не поехал там в какой-то университет читать лекцию. Он едет по регионам, собирает живущих там ингушей, молодежь и читает проповеди, а это надо согласовывать. Почему? В регионах есть мои представители на общественных началах, они не знают, кто едет, для чего едет. Начинаются не то что конфликты, а недопонимание. Зачем вы приехали, кто вас уполномочил? Спецслужбы это тоже все отслеживают. Задают мне вопросы: вы такого-то рекомендовали или нет?

Я не согласен, что любой может вскочить и поехать проповеди читать. Для этого есть муфтияты в республиках, надо это все согласовывать все-таки. Это будет более правильно, в нужном русле.

«Но до революции далеко еще»

ВЗГЛЯД: У вас был спор о земле и с другой соседней республикой. Еще в декабре 2009 года вы подписали с ее руководством соглашение, которое предусматривало массовое возвращение ингушей в Пригородный район, бежавших оттуда во время междоусобицы 1992 года. Известно, что поток людей туда застопорился... Когда для них откроются так называемые закрытые осетинские села? Формально ингуши могут там селиться, но на деле их не пускают местные – бывшие соседи.

Ю.Е.: То, что люди возвращаются, хотя и не так массово, как нам хочется, – это факт. И то, что оттуда уже опять не уезжают, – это большой плюс. При этом мы не добились явного результата в «закрытых» населенных пунктах. Наши расчеты строились и на том, что будет компенсация беженцам за потерянное имущество. И люди смогут за счет этих денег достроить или восстановить свои домовладения. Их не получили. Здесь вопрос в отсутствии средств для людей. У меня в бюджете тоже нет таких средств. Вот в этом вся проблема.

Давно наступила пора закрыть эту тему, прекратить торг о том, возвращать или не надо. Надо открыть все «закрытые» населенные пункты и официально, и неофициально. Не препятствовать, о чем мы и договаривались с руководством Северной Осетии. Но и с нашей стороны никакого давления не должно быть. Беженцам – типа, если вы не вернетесь туда, мы вас уволим или не примем на учебу...

Мы работаем над этим. Думаю, мы исправим эту ситуацию.

ВЗГЛЯД: А какое ведомство тормозит с компенсациями?

Ю.Е.:  Мы обращаемся в правительство России о том, чтобы поддержали. В любом случае компенсации – мизерные, в целом – 300 тысяч рублей на семью, хотя тогда люди потеряли все – имущество, машины, скот. Компенсация мизерная, но это тоже важно – это стало бы признанием государства, что к этим людям все-таки надо отнестись по-другому. Проблеме – 20 лет. Я всегда привожу в пример палестино-израильский конфликт. Нам нельзя доводить до вечной проблемы. Чем быстрее мы эту проблему решим, тем лучше и для народов Ингушетии и Осетии, и в целом для России.

ВЗГЛЯД: На недавней встрече с президентом России, подавая в отставку, вы докладывали, что в республике более чем на 10 процентов снизилась безработица – и официальная, и фактическая. А как вы учитываете фактическую? Ведь многие ингуши работают за пределами республики. Три года назад власти анонсировали большую программу по переезду молодежи в те регионы, где не хватает рабочих рук, – на Урал и в Сибирь. Но в итоге массовый переезд не удался...

Ю.Е.: Люди едут. Если посмотреть на миграционный поток, то многие остаются. Мы ведем учет. Создаем условия, чтобы местные власти их встречали, платили им подъемные, которых хватит на первые два месяца. Кто-то эти деньги проел и вернулся. Кто-то остался. Не так много, как нам бы хотелось, но и это тоже большой плюс. Мы сейчас занимаемся и другой важной темой – вахтовый метод. Договариваемся по поводу хороших заработков на различных месторождениях.

Мы добились реализации федеральной целевой программы. Строим социально важные объекты с нуля с новым штатом людей – больницы, школы, садики. Во-вторых, что не менее важно – большое количество частных инвесторов. Даже по суммам можем уже понимать, что любая инвестиционная копейка создает рабочее место.

Для инвесторов мы создаем промплощадки: Али-Юртовскую и Карабулакскую. Вот Карабулакская полностью заполнена. За счет этих комплексных норм мы серьезно нарастили малое и среднее предпринимательство. Но до революции далеко еще.

ВЗГЛЯД: Известно, что для вас действует особая ФЦП – «Социально-экономическое развитие Республики Ингушетия на 2010–2016 годы». Это вам за счет Москвы удалось вдруг так резко поднять малый и средний бизнес? И как удалось зазвать к себе крупных инвесторов, которые раньше боялись вкладывать сюда? В интервью журналу «Форбс» вы недавно сообщили, что если в 2011 году у вас было 2,2 млрд, то в прошлом году – уже 4,3 млрд частных инвестиций...

Ю.Е.: Вот представьте, сколько эти 2,1 млрд создали рабочих мест! У нас создана одна из самых совершенных нормативно-правовых баз по инвестициям – в «одно окно». В ней есть проколы, но это почти совершенная база. Серьезный инвестор ценит это.

Во-вторых, каждый инвестор проходит через меня. У него есть мой телефон, мои координаты. Он может в любое время пожаловаться. Такие случаи тоже бывают.

В-третьих, да, федеральный бюджет играет существенную роль в стабилизации обстановки на рынке труда, в том числе по линии Минэкономики идут деньги на поддержку малого и среднего предпринимательства. Но идет и софинансирование из нашего местного бюджета.

«Они не подумали своей дурной башкой»

ВЗГЛЯД: Недавно у вас в МВД прошло заседание по итогам полугодия. Как и по безработице, статистика должна вас радовать – снизилась преступность, в том числе и теракты. Но оппозиция, в том числе и ваши бывшие помощники, утверждают, что похищения людей продолжаются, как и при Мурате Зязикове...

Ю.Е.: Мы же привыкли верить так называемой оппозиции, а не статистике, не власти, не прокуратуре – никому. Мои бывшие помощники, о которых вы говорите, – бездельники, поэтому я их уволил. Они могут только болтать. Не выполняли ни одно из поручений, которые им даешь. Они привыкли на работе только взятки брать, везде расставлять своих родственников и ничего не делать. Из-за того, что их уволили, они теперь желчью исходят, и больше ничего.

Я каждого знаю как облупленного. Один уже сидит за то, что взял кредит и не вернул, но он заявил, что якобы 600 млн рублей власти потратили на людей, выезжающих в поисках работы за пределы республики. И по этому вопросу мы тоже сейчас возбуждаем уголовные дела за клевету. Другой почему-то решил обвинить власть в том, что она украла за последние пять лет 20 миллиардов рублей. Еще один «умник» сказал, что власти республики украли 300 миллионов рублей.

Если им верить, получается, что те федеральные структуры, которые должны тут контролировать, сами в доле с нами и воруют вместе? То есть ни прокуратуры, ни МВД, ни ФСБ, ни Счетной палаты здесь нет?

Они не подумали своей дурной башкой и выложили эти цифры. Сейчас ведутся уголовные дела. Один уже находится в розыске. Его скоро в международный розыск объявят, он за границу убежал.

Власть, конечно, должна реагировать. Если я сижу-молчу, значит я соглашаюсь. Поэтому когда такие статьи появляются, я обращаюсь в прокуратуру и прошу разобраться. Если это правда, то почему вы допустили это? Если это ложь, то привлечь к ответственности за клевету.

Оппозиция у нас всегда против. Если я скажу, что дождь прошел, то они будут говорить, что нет, было солнце. Ну, что мы с ними можем делать? Я все-таки склонен верить статистике о ситуации в республике.

Да, в прошлом году был ряд проблем. В позапрошлом были. Но в этом году у нас один человек похищен, и мы работаем. Но в динамике – снижается число тяжких и особо тяжких преступлений, и средних, и по террору и экстремизму.

Зато у нас есть рост в отношении мошеннических действий. Мошенников и раньше выявляли. Мы сейчас боремся по разным направлениям: по сертификатам, по беженцам, по материнскому капиталу. Мы их выявляем. Здесь есть рост. Я за такой рост. Потому что это борьба с коррупцией.

ВЗГЛЯД: Весной полпредство президента на Северном Кавказе сообщило об огромной нестыковке между данными о рождаемости и количеством школьников. 110 тысяч детей по документам вроде как родились, но в школу потом почему-то не пошли, исчезли. Премьер Медведев даже поручил разобраться, куда они подевались. По Ингушетии там упоминалась цифра в 20 тысяч... Чем закончилась проверка? Это был результат мошенничества с целью получать пособие и материнский капитал?

Ю.Е.: Нас комиссия проверяла. Я не знаю, почему там фигурировала Республика Ингушетия. Мы сами выявляем, мы сами работаем, в том числе по поводу материнского капитала. Мы заменили многих работников ЗАГСа, работников родильных домов, которые приписками занимались. По данным следствия, которое идет, всего порядка 500–700 детей якобы родились за два года. Но озвученная цифра о ста тысячах детей – этого нет. У нас все дети ходят в школы.

Был еще вопрос – может, они ходят в медресе, а не в школу? Но у нас в медресе дети ходят после школы. Мы это четко отслеживаем. Более того, мы вкладываем в голову родителей этих ребятишек, чтобы они понимали – надо не только учить Коран, но и получить образование, которое поможет стать специалистом. Ребенку нужно будет потом кормить семью. Люди это правильно понимают, здесь нет никаких проблем.

ВЗГЛЯД: Вы сейчас не жалеете, что в апреле на съезде ингушского народа все же решили отменить прямые выборы и теперь будете избираться через парламент? Обстановка улучшается. Безработица и преступность падает. Инвестиции растут. Может, все же следовало идти на выборы – с такими хорошими шансами на победу? Говорят, в Дагестане правильно сделали, что отменили выборы, там – не меньше 30 национальностей, могли быть конфликты на выборах. А Ингушетия – мононациональная республика...

Ю.Е.: Это опять же из цикла, что такое хорошо и что такое плохо. Поверьте, если мы идем на прямые выборы и я выигрываю, то все равно так называемая оппозиция скажет, что все это «неправда».

Стоит ли такими делами заниматься сегодня? Что нам сегодня выгодно? Выгода, в том числе, и в политике? Выгода для республики и в экономическом плане? В целом, чтобы не срывать работу, чтобы заниматься целое лето не предвыборной агитацией, а другими делами, выгоднее вариант не прямых выборов, а через парламент. Через парламент – тоже народное голосование. Парламент – тот же народ. Когда на съезде кто-то сказал, что парламент – президентский, то есть мой карманный, тогда я спрашивал гостей съезда, кто из них может индивидуально что-то плохое про депутатов сказать? Каждый имеет свою историю, свои страницы жизни, каждый уважаем. Я сказал: если я всех депутатов сейчас выведу из зала и посажу на их место тех, кто сегодня кричит, что «это не те депутаты», то, поверьте, завтра начнется такая же история, и для будущей оппозиции уже они будут «не те».

Поэтому я не жалею, что принято такое решение. Это самый оптимальный вариант, который и поддержал съезд народа. Я очень рад, что и парламент единогласно принял закон об этом.

«Даже суслик заметен»

ВЗГЛЯД: На съезде вы сидели в президиуме локоть к локтю с Русланом Аушевым, своим предшественником. Не секрет, что многие в республике ему до сих пор благоволят. Если в будущем вам нужно будет уходить в отставку, решитесь ли вы порекомендовать и его среди прочих на свое место?

Ю.Е.: Нет, я не рекомендовал бы. В первую очередь, я имею твердое убеждение: человек, который побывал один раз на руководстве в субъекте, не должен делать это второй раз. Я имею в виду тех, кто добровольно сложил свои полномочия. Руслан Султанович уже отработал свое. Он ушел.

Вторая причина: я вижу, что за эти четыре с половиной года, при тех лоббистских ресурсах в хорошем смысле, которые у него есть, ни мне, ни республике помощи от него нет. Необязательно быть президентом, чтобы помогать своей республике. Можно было бы еще больше свой авторитет укрепить.

Его уважают. И я его уважаю. Но помощи нет. Получается, что пока Евкуров – все плохо, а когда я приду, то все будет хорошо? Тогда это не патриотическое чувство к своему народу, своей республике. Это крайне неправильно.

По этим двум причинам я не рекомендовал бы Руслану Султановичу снова идти к власти. Отработал свое, дай другим теперь поработать, и не критикуй, а наоборот помогай.

То же самое относится и к Мурату Магометовичу Зязикову. Два бывших президента полностью ушли в сторону, наблюдают со стороны, как мы боремся с террором, бандитизмом, с коррупцией... Хорошо, один не мешает, а второй еще и мешает. Я не считаю, что они достойны еще раз возглавить свой народ и республику. Если бы мы все втроем сплотились, работали бы все втроем, поверьте, мы очень много сделали бы для своего народа.

На съезде я это сказал: «Давайте встретимся, давайте на 9 мая соберемся!» Не хотят. Поэтому здесь только желание прийти к власти, показать свои амбиции. Это – не любовь к своему народу, своей республике.

ВЗГЛЯД: Год назад шеф погранслужбы Владимир Проничев отчитался о создании «многоэшелонированной системы охраны границы» на Северном Кавказе, о том, что реализована своя ФЦП – на 2003–2011 годы «с эффективностью 99,5%». Говорят, техническое оснащение пограничников за последние годы действительно резко улучшилось, однако до сих пор местные жители по горным тропам летом вполне могут мимо них ходить в Грузию...

Ю.Е.: Владимир Егорович прав. Я сам, находясь в армии, все это отслеживал, пользовался этой техникой. По козьим тропам действительно может пройти и горный козел, и человек, но теперь все это будет заметно. Того, что было пять-шесть лет назад, сегодня уже нет.

У пограничников серьезно укреплены не только технический, но и человеческий потенциал. Условия несения службы – великолепного уровня, просто европейского! Профессиональный уровень там тоже с каждым годом все выше. Все сектора отслеживаются. Я вижу по различным сводкам, в том числе и когда общаюсь с начальником погрануправления.

Даже если на каком-то участке медведь или кабан появился, его отслеживают – куда он пошел, вправо или влево. Даже суслика заметят. Да-да, не шучу – погранслужба помогает нам определять миграцию животных.