ОКО ПЛАНЕТЫ > Гипотезы и исследования > А. А. Бурыкин: Таинственные земли и загадочные народы
А. А. Бурыкин: Таинственные земли и загадочные народы21-01-2011, 15:00. Разместил: VP |
|
Реальность и легенды источников по истории географических открытий и этнической истории народов побережья Ледовитого океана
Проблема достоверности научных знаний, как это ни парадоксально, затрагивает интересы такой научной дисциплины, как география. Хотя карта мира давно составлена, но история географических открытий еще содержит немало "белых пятен"; даты знакомства с теми или иными географическими объектами и имена их первооткрывателей еще долго будут уточняться, и, возможно, многие утверждения здесь еще долго будут предметом жарких споров и скрупулезных исследований источников.
Топонимика как географическая дисциплина, пожалуй, в наибольшей степени находится на грани научного знания и народной мифологии – здесь очень трудно отличить достоверное объяснение происхождения того или иного названия от "народной этимологии", и подчас невозможно установить, достоверна или мифологична та или иная топонимическая легенда. Особую проблему составляют те топонимы, которые были зафиксированы отдельными ранними источниками и довольно быстро вышли из употребления. В топонимике, истории географии и в этнографии сложилась неписаная практика, согласно которой вышедшие из употребления топонимы рассматриваются как названия легендарных, то есть не существующих реально географических объектов, а вышедшие из употребления этнонимы трактуются как наименования исчезнувших народов или отдельных этнических групп [1]. Если говорить о таком географическом регионе, как побережье и острова Северного Ледовитого океана, которые нередко составляют объект внимания в некоторых работах по исторической географии и этнографии, то здесь может быть добавлена и проблема исчезнувших земель [2]. В связи с этим в целом комплексе наук встает задача разграничения достоверного и "мифологического" при установлении научной истины, которая затрагивает многие географические, этнографические и отчасти лингвистические проблемы – в той мере, в какой по топонимике и этнонимике можно установить языковую принадлежность этноса, оставившего полулегендарные географические названия или якобы переселившегося на неведомые земли в бескрайних просторах белого безмолвия Ледовитого Океана.
Примером успешного анализа топонимов, которые долгое время считались плодом вымысла или недоразумения, может служить история названий трех рек Северо-Востока, встречающихся в документах XVII века – гидронимов Нелога, Погыча и Ковыча. Названия этих рек фигурировали в документах 40-х-50-х годов XVII века, а две последних реки изображались на картах еще и в XVIII веке, тем не менее до недавнего времени все три названия едва ли не перешли в статус легендарных. Однако нам недавно удалось показать, что все три приведенных названия принадлежат реальным объектам – относительно небольшим рекам, носящим в современной адекватной записи сходные названия Ныглейн"ынваам, Пучевеем и Кувет, и располагаются на сравнительно небольшом пространстве западной Чукотки вокруг Чаунской губы [3]. Правдивым оказалось и то указание одного из источников, согласно которому против устья реки Погычи в море лежит остров – правда, в отношении масштабов объектов описываемая ситуация выглядит почти непредсказуемой: небольшая река Пучевеем впадает в почти замкнутую со всех сторон Чаунскую губу, а прямо напротив ее устья, но на удалении в 80 километров, лежит огромный остров Айон, отделенный от материка двумя узкими проливами. К этому можно добавить, что ни на одной из этих рек никогда не было и до сих пор нет населенных пунктов – иными словами, приведенные выше топонимы относились к местностям, малоизвестным даже для коренного населения Чукотки.
Предметом настоящей статьи являются некоторые этнонимы, а также связанные с ними топонимы, которые встречаются в историко-этнографических источниках XVII-XX вв. Идентификация данных этнонимов, составляющая предмет дискуссии в имеющейся литературе, имеет важное значение для изучения топонимики и этнической истории Арктического побережья Чукотки, однако не меньший интерес рассматриваемый нами материал представляет и в плане исторической, географической и этнической мифологии, которая подчас весьма продолжительное время подменяет собой научное знание.
Особое внимание этнографов и историков к названиям таинственных народов обусловливается необходимостью строгой этнической классификации коренного населения Арктики и изучения ранних этапов этнической истории отдельных этносов и этнических групп, а следовательно, и необходимостью как-то вписать в эту классификацию и те народы, которые именовались вышедшими из употребления названиями. Из числа этносов, населяющих Восточную Арктику, чукчи и коряки принадлежат к чукотско-камчатской (или чукотско-корякской) языковой и этнической группе. Эскимосы относятся к эскимосско-алеутской языковой и этнической группе, при этом родство между указанными группами может быть только очень отдаленным (большинство ученых его вообще отрицают). Юкагиры, которые по традиции причисляются к автохтонному населению Арктического побережья, долгое время рассматривались как изолированный этнос, а их язык не обнаруживал родственных связей с другими языками (в настоящее время установлено дальнее родство юкагирского языка с финно-угорскими и самодийскими языками). Очевидно, что юкагиры хоть и не могут считаться древнейшим населением Арктики, но все же они появились в местах своего нынешнего обитания достаточно рано – несколько тысяч лет назад. Эвены и эвенки принадлежат к тунгусо-маньчжурской группе языков, которая входит в алтайскую языковую семью, и соответственно не имеют родственных связей с другими названными выше этносами: кроме того, эти народы появились в приполярной зоне относительно поздно – в XVI-XVII веках. Таким образом, перед тем, кто берется за обсуждение проблемы исчезнувших этносов в этом регионе, стоит несколько задач: во-первых, определить, к какой из четырех названных выше этноязыковых групп принадлежал тот или иной этнос (или аргументировать существование еще одной изолятной группы); во-вторых, попытаться отождествить якобы исчезнувший народ с кем-то из нынешних обитателей Восточной Арктики; в-третьих, разобраться в причинах разноречий источников и различных точек зрения на ту или иную этноисторическую проблему. Те, кто занимается проблемами легендарных земель, должны определить их возможную судьбу, выбирая одно из трех решений: 1) Неизвестная земля никогда не существовала, и сообщения о ней есть чей-то вымысел или недоразумение; 2) Неизвестная земля была кем-то открыта, но исчезла в XIX-начале XX веков, будучи сложенной из ископаемого льда и подвергаясь водной и температурной эрозии (такова реальная судьба нескольких достоверно известных островов; предполагается, так исчезли Земля Санникова, Земля Андреева и ряд других легендарных островов, на месте которых обнаружены мели или остатки материкового грунта); 3) Сообщение о таинственной земле соответствует какому-то из ныне существующих островов Ледовитого океана, хотя и не вписывается в географический кругозор современных аборигенов Арктического побережья и не соответствует имеющимся представлениям о приоритетах в истории географических открытий.
1. ШЕЛАГИ И ШЕЛАГСКИЙ МЫС
Топоним "Шелагский мыс", служащий названием мыса на побережье Восточно-Сибирского моря к востоку от Чаунской губы, как совершенно справедливо отмечается во многих источниках, связан с загадочным этнонимом "шелаги". Общеизвестно то, что название мыса происходит от названия народа "шелаги", однако и происхождение этого этнонима и этническая принадлежность тех, кого так называли, остается до настоящего времени без объяснения.
В.В.Леонтьев, обсуждая в своем словаре происхождение названия мыса Шелагского, высказывал предположение, что название "шелаги" вошло в обиход и в научный оборот по недоразумению, так как чукча Копай сообшил русскому промышленнику И.Велегину имя своего старшины, однако при этом он не исключал и того, что название шелаги может отражать трансформированное чукотское название жителей Чаунской губы чаальыт [4]. Иного мнения придерживался известный этнограф-сибиревед В.А.Туголуков, который считал шелагов юкагирами, причем как раз той их территориальной группой, представители которой в течение второй половины XVII-XVIII веков проявляли особую миграционную активность и в конце концов затерялись где-то вблизи Арктического побережья между Чаунской губой и устьем Лены [5]. Ранее сходные взгляды высказывали В.Г.Богораз и его ученик П.Ю.Молл [6].
В самом деле, из известных нам материалов легко складывается впечатление, что шелаги – это какой-то особый народ, который жил на Западной Чукотке до того, как там поселились чукчи. А.И.Алексеев, пересказывая книгу Ф.П.Врангеля, пишет: "Здесь повстречали старого чукчу во главе целого стойбища. Этот чукча говорил, что он потомок шелагов, или чаванов, и что от последнего названия и носит свое имя Чаунская губа" [7].
Этноним "шелаги" в разных вариантах фиксируется в документах не ранее первой трети XVIII века. Название "шелаги" фигурирует также в некоторых картографических источниках начала XVIII века. На якутской карте 1710 года имеется надпись "Нос Шелацкой живут люди шелатцково роду" [8]. На Генеральной карте Российской империи 1734 г. на мысе, который ныне именуется Шелагским, имеется надпись "Sсhelati populus" – "Народ Шелати" (эта форма, странная для восприятия, ниже получит свое объяснение). На Генеральной карте Российской Империи, изданной в 1745 г. этот мыс назван "Нос шалагинской", а указание на таинственный народ уже отсутствует.
Проблема происхождения, этнической принадлежности и этнической истории шелагов могла бы стать одной из историко-этнографических загадок Северо-Востока Азии, однако надо сказать, что вопрос о шелагах мало привлекал внимание исследователей. По сути дела, одним из немногих, кто брался за обсуждение этнической принадлежности шелагов с опорой на известные источники, был В.А.Туголуков, сформулировавший свое видение шелагской проблемы в статье "Предания об уходе юкагиров на острова и "за море".
Кажется, ныне мы получили возможность не только определить значение этнонима "шелаги" и установить этническую принадлежность тех, кто носил это имя, но также и выявить источник устойчивой историко-этнографической традиции считать шелагов и чуванцев одним и тем же народом, причем и тех и других признавать юкагирами. Самое интересное заключается в том, что чукотский старшина сказал Ф.П.Врангелю самую что ни на есть чистую правду о своем происхождении – только его слова не могли понять правильно три поколения ученых. Уже во второй половине ХIX века, когда Г.Майдель во время своего путешествия по Восточной Сибири пытался отыскать следы шелагов в рассказах их соседей – чукчей, получил на свои расспросы ответ, что слово "шелаги" – русское, и чукчи о таком народе никогда не слышали: по их словам, Шелагский мыс всегда назывался мысом Эрри и на нем всегда жили чукчи [9]. Сам Майдель писал, что в Нижнеколымске "шелагов считают за одно из племен чукчей. ... На Анадыре тоже ничего не знали о шелагах. Таким образом это имя известно исключительно со слов Ивана Вилегина, который по всей вероятности ошибся – и такого народа, по-видимому, вовсе никогда не существовало" [10].
Много ранее в реальности существования отдельного народа шелагов не без основания сомневался Г.А.Сарычев, описывавший два жилища, найденные на северной стороне Баранова камня: "О жителях сих мест, которые без сомнения должны быть чукчи (курсив наш – А.Б.), сказывали колымские казаки, что они назывались шелагами. По поселении в соседстве с ними россиян перешли они на восток и основали жилище свое близ выдавшегося далее прочих к северу мыса, который с того времени стал называться Шелагским" [11].
В "Топонимическом словаре Северо-Востока СССР" среди географических названий бассейна Чаунской губы засвидетельствовано название Чулек – река, левый приток реки Чаун (Малый Чаун), ее чукотское название реки – Чульын [12]. Соответственно название жителей бассейна этой реки по-чукотски должно было звучать как чульыльыт или чульыт, – что и соответствует как нельзя лучше искомому этнониму "шелаги", казавшемуся таким загадочным в течение стольких лет. Таким образом, шелаги – это жители бассейна реки Чаун и ее притоков, часть жителей берегов Чаунской губы. Таинстванная надпись Schelati на карте 1734 года – не что иное, как чукотская форма множественного числа чульыт – собственно "чаунские чукчи, жители долины реки Чаун".
В.И.Иохельсон указал, что верхнеколымские юкагиры называли чуванцев словом шолилау [13] (правда, тут остается неясным, кого называл чуванцами сам В.И.Иохельсон). Как бы ни было, но эта форма явственно отражает образованную от рассматриваемого этнонима форму чукотского эргативного падежа чульыльэ, или, что менее вероятно, форму множественного числа чулг"ылг"у, образованную по корякскому образцу (по-чукотски множественное число этого слова выглядит как чульыльыт).
В рассуждениях о шелагах, присутствующих в трудах довольно большого числа авторов, ускользнули от внимания исследователей те упоминания о них, которые имеются в материалах Я.И.Линденау. Он писал:"... по моим предположениям, коряки образовались от смешения чукчей, шелагов, моноков (скорее всего, омоков = анюйских юкагиров – А.Б.) и камчадалов в результате междусобных войн... Если верить сообщениям, что даже часть шелагов не так давно можно было встретить на Енисее" [14]. В другом месте Линденау пишет: "...пешие чукчи живут для ловления белых медведев около Шалагинского носа, который тако называетца, потому что около тамошняго места живали народы, именуемые шалагинские..." [15]
Из этого текста явствует, что уже в первой половине или по крайней мере во второй трети XVIII века этноним "шелаги" не воспринимался как название сколько-нибудь заметного этноса, который был бы представлен на тогдашней этнической карте Северо-Востока. Живущие на мысе Шелагском чукчи, вполне возможно, исторически могли принадлежать к жителям бассейна Малого Чауна – чульыльыт, что и нашло в конце концов свое отражение в русском названии этого мыса. И даже то, что "шелаги" объявились на Енисее получает объяснение – во-первых, на столь большое расстояние к западу от Колымы могли проникнуть прежде всего представители самой западной из территориальных групп чукчей – а ими-то как раз и были чаунские чукчи, чукчи-чульыльыт, то есть те самые загадочные шелаги. Во-вторых, здеь не исключена и путаница в названиях: здесь, возможно, сыграло роль созвучие названий "шелаги" с названием эвенкийского рода Шилигир, иногда писавшимся как Шиляги [16].
Чукотский старшина, разговаривая с Ф.П.Врангелем, сказал о себе чистую правду – похоже, что он действительно был потомком "шелагов или чаванов" (так у Врангеля), то есть происходил из чаунских чукчей-чаальыт или чульыльыт: эти два названия территориальнх групп чукчей так близки по смыслу, что мы сейчас не можем сказать, имелась ли между ними какая-либо разница. Зато теперь мы определенно знаем, что на мысе Шелагском всегда жили именно чукчи, причем те чукчи, которые пришли в эти места с южного побережья Чаунской губы. Из всего имеющегося в источниках материала явствует, что в отношении этнонима "шелаги" дальнейшие поиски какого-то неизвестного племени, притом племени юкагироязычного, представляются бесперспективными. Напротив, то, что Западная Чукотка в середине XVII была заселена чукчами уже в такой степени, что отдельные территориальные группы их уже имели собственные наименования, хорошо согласуется с нашими знаниями топонимики этого региона. Можно отметить, что с середины XVII века здесь не фиксируется самоназвание приморских чукчей ан"к"альыт, и в этом можно видеть косвенное указание на историческую принадлежность чаунских чукчей к оленным чукчам-чавчыват.
М.А.Сергеев высказал свое мнение по вопросу о шелагах в своих историко-этнографических примечаниях к последнему изданию труда Ф.П.Врангеля: "Шелаги, чаваны – видимо, оторвавшаяся от основной массы своего народа восточная группа чукчей. Возможно, что какая-то группа шелагов-чаванов попала в давние времена на современный остров Врангеля. Чукотское предание о таком переселении подтверждается в какой-то степени интересным сообщением Минеева о найденных в 1937 году на этом острове останках старинных поселений" [17]. Здесь явное повторение того, о чем писал Ф.П.Врангель со слов чукотского старшины. Но в приведенном тексте есть одна ошибка: речь должна идти об одной из западных групп чукчей, а не о восточной. В целом же надо признать, что данное мнение по проблеме шелагов оказалось наиболее близким к истине, хотя проблема этнической принадлежности обитателей древних поселений на острове Врангеля требует отдельного обсуждения, и мы вернемся к ней ниже. Был совершенно прав и В.В.Леонтьев, считавший шелагов отдельной группой чукчей, жившей в описываемых местах [18]. Он ошибся лишь в том, что за названием "шелаги" скрывалось не личное имя старшины, а название соседней территориальной группы чукчей – чукчей, живущих на реке Чаун.
2. ЗАГАДОЧНАЯ ЗЕМЛЯ КИТИГЕН И ЕЕ ЛЕГЕНДАРНЫЕ ОБИТАТЕЛИ
Чукотско-эскимосские этнические контакты и ранняя история острова Врангеля
На так называемой "Карте мест, от Енисея до Камчатки лежащих", составленной Ф.Бейтоном в 1710-1711 годах, к северу от Арктического побережья показаны два острова: один к востоку от Мыса Шелагского, второй – к северу от Колючинской губы. На так называемой "Карте якутского дворянина Ивана Львова" к северо-востоку от мыса Шелагского имеется "остров, на котором живут чукчи" [19]. Эти карты могут быть одними из первых указаний на остров Врангеля как географический объект и на то, что он был в это время обитаем чукчами.
На карте 1765 или 1766 гг., составленной командиром Анадырской крепости Ф.Х.Плениснером, изображена земля к северу от Шелагского мыса помеченная надписями: "Земля Китиген, живут люди", "Живут люди храхаи". Много лет спустя священник А.Аргентов, с именем которого связана миссионерская деятельность среди нижнеколымских чукчей, и которому принадлежит несколько научных работ о Чукотке и чукчах, отмечал, что в 1841 году в Иркутске он видел карту, где была показана "Земля, обитаемая хряхами". К сожалению, мы не знаем, какую именно карту мог видеть Аргентов. По мнению В.А.Туголукова, изучавшего эти сведения при сборе материалов о походах жителей Арктического побережья на близлежащие острова, речь в этом случае должна была идти об Аляске [20].
На карте 1765 года, составленной Николаем Дауркиным, к северу от Чаунской губы помечена "земля Тикиген", на которой "живут люди... оленные, а их чукчи называют храхаи и у них разговор как у чукоч, а у оных меди красной довольно, копья и ножи, котлы медные". Название земли Тикиген здесь и далее, очевидно, то же самое, что и название Китиген на карте Ф.Х.Плениснера (форма Китиген нам кажется более близкой к языковой реальности). Однако на более поздней карте Н.Дауркина, составленной в 1774 году, отсутствует и "земля Тикиген" и "остров Ным-Ным" [21]. Если земля Китиген ~ Тикиген пока остается загадочной – мы обратимся к ней в дальнейшем, то название таинственного острова нам понятно, хотя и не лишено интриги: в чукотском языке слово нымным обозначает "поселок, селение". Какое селение мог иметь в виду Дауркин или его информаторы среди арктических льдов – сказать трудно, однако можно думать, что для такого названия у них имелись свои причины.
Летом 1787 года во время экспедиции на судах "Паллас" и "Ясашна" капитан Тимофей Шмалев, прекрасно знавший Северо-Восток России, рассказал Г.Сарычеву, что слышал во время встреч с чукчами о "матерой земле", расположенной где-то к северу от Шелагского мыса. Как уже говорилось, Николай Дауркин также знал об этой земле и изобразил ее на нескольких своих картах [22]. Позднее Г.А.Сарычев писал: "Мнение о существовании матерой земли на севере подтверждает бывший 22 июня юго-западный ветер который дул с жестокостью двои сутки. Силою его, конечно бы, должно унести лед далеко к северу, если б что тому не препятствовало. Вместо того на другой же день увидели мы все море покрытое льдом. Капитан Шмалев сказывал мне, что он слышал от чукоч о матерой земле, лежащей к северу, не в дальнем расстоянии от Шелагского носа, что она обитаема и что шелагские чукчи зимнею порою в одни сутки переезжаюттуда по льду на оленях" [23]. Ему же принадлежит исключительно ценное замечание, позволяющее оценить расстояние до предполагаемой земли: "В летние большие дни можно на оленях без клади проехать до 150 верст" [24].
В последующие годы наиболее интересные сведения о "матерой земле", лежащей к северо-востоку от мыса Шелагского, были получены Ф.П.Врангелем и его спутниками. Один из участников этой экспедиции, Ф.Ф.Матюшкин, в селе Островное встретился с чукотскими старейшинами, однако на его расспросы они не отвечали. Лишь чукча по имени Валетка нарисовал к Северо-Востоку от мыса Шелагского остров, и рассказал, что остров "горист, обитаем и должен быть весьма велик, и куда ежегодно они отправляются на кожаных байдарах для торгу". Матюшкин тогда подумал, что Валетка рассказывает ему об Аляске, и только потом выяснилось, что в рассказе Валетки речь шла о земле, которую иожно было видеть к северу от мыса Якан [25].
В марте 1823 года Ф.П.Врангель возле мыса Шелагского встретился с чукотским старшиной, и тот рассказал Врангелю об окрестных землях то, что сам знал. Вот как описывает эту встречу сам Ф.П.Врангель в письме к Ф.П.Литке: "Поэтому ты можешь себе представить мое удивление и радость, когда чукотский старшина=камакай стал утверждать, что недалеко от их земли на Севере есть гористая земля, и что он сам летом видел горы в море, по мнению его, не в весьма дальнем расстоянии. Он описал нам то место, откуда горы видны, присовокупив, что правее или левее земля "Х"" удаляется от чукотского берега, к которому подходит острым мысом у описываемого им места" [26].
В 1828 году Г.А.Сарычев, будучи уже в чине вице-адмирала, предлагает снарядить еще одну экспедицию для поисков земли, видимой к северу от мыса Якан. Начинается сбор сведений об этой земле среди местного населения. Во время зимней ярмарки 1828/1829 гг. в Островном колымский окружной исправник Тарабукин и священник нижнеколымской миссии Трифонов независимо друг от друга собирали сведения о земле, лежащей к северу от арктического побережья, от чукчей, приехавших на ярмарку. Все семеро опрошенных чукчей говорили, что им известно о земле к северу от мыса Якан [27].
Чаунский "тойон" (так на якутский лад у местной администрации было принято называть чукотских эрымов, что и зафиксировали рассматриваемые источники) богатый чукча Николай Ятыргин рассказывал, что "землю, лежащую на немалое пространство к северу на Ледовитом море, представляющую с несколькими падями горы, весной и летом в тихий ясный день с мыса Якана совершенно они видают, но по ненадобности и неудобству пути никакого сообщения с ней не имеют" Он же сказал, что со стороны этой земли в январе и феврале приходят стада оленей. Чукча по имени Инокхей, житель острова Айон, сообщил, что ранее он долгое время жил вместе с отцом вблизи мыса Якан и сам неоднократно видел эту землю [28].
Чукча Нухай, родственник Ятыргина, описал подробности посещения их юрты неизвестными людьми, якобы жителями земли лежащей к северу от мыса Якан. По мненаю некоторых комментаторов этого рассказа, указание на употребление незнакомцами "кирагульского" языка и описание их одежды говорят о том, что речь в рассказе Нухая может идти об эскимосах Аляски.
Михайло Третьяков, он же Вевтугитьке, отметил, что жители неведомой земли разговаривают между собой на таком наречии, которое видевшиеся с ними чукчи нисколько не понимали [29]. Однако в этом рассказе, как станет ясно из дальнейшего изложения, в качестве предположений объединены разные события и сообщения о разных этносах.
Все эти рассказы чукчей не были даже сколько-нибудь серьезно проанализированы. В 1832 году дело о посылке экспедиции для поисков земли к северу от мыса Якан было закрыто. И только летом 1867 года американский китобой Томас Лонг на барке "Нил" нисколько не мечтая об открытии какой-либо земли, увидел тот остров, к которому так стремился Ф.П.Врангель, и который теперь носит его имя.
Итак, загадка земли Китиген или Тикиген – содержит в себе сразу два загадки: топонимическую – что это за земля, кто ее мог так назвать, и этнографическую – какой именно народ проживал на этой земле и что означает название неведомой земли на языке этого народа. Попробуем с ними разобраться.
По В.Г.Богоразу, чукчи называли Аляску Кыымын, а жителей Аляски – кыымыльыт, что соответствует названию эскимосского поселения на мысе Принца Уэльского Киги, жители этого поселка по-эскимосски называются кихмит или кинугмиут [30]. В.В.Леонтьев дает те же самые названия в более точной записи: по его изложению, чукчи именуют Аляску словом Кыгмин, а аляскинских эскимосов – словом кыгмильыт [31]. Эта форма надежно идентифицируется с названием народа кыкыкме, приводимым В.А.Туголуковым [32]; она могла быть заимствована чукчами непосредственно из эскимосского языка, и юкагиры тут оказываются совершенно ни при чем. Надежным языковым идентификатором сравниваемых этнонимов является собственно эскимосский суффикс названий жителей какой-либо местности=мит. Указание В.А.Туголукова, что народ кыкыкме "похож на юкагиров" заслуживает комментария и, возможно, проливает некоторый свет на происхождение самого этнонима "юкагиры".
Если принять во внимание, что этноним "юкагиры" имеет странное внешнее сходство с чукотским словом йыкыргавыльыт "дыряворотые", которое у чукчей служит названием тех же эскимосов, то получается, что мы в данном контексте опять имеем два стоящих рядом названия, относящихся к одному и тому же этносу, как и в случае с чукотским старшиной-потомком "шелагов, или чаванов". В данном случае сходство чукотского слова-названия эскимосов йыкыргавыльыт, не менявшего своего значения, с современным этнонимом юкагиры легко может ввести в заблуждение.
Однако же название загадочной земли Китиген – Тикиген не слишком похоже на чукотское название Аляски Кыгмин. Зато оно обладает видимым сходством, во-первых, со словом к"ытрын "галечная сухая коса" [33], "мыс", "коса".
Если в рассмотренных рассказах чукчей речь идет о какой-то части Арктического побережья, то тогда все приведенные выше рассказы похожи на недоразумение. Однако похоже, что никакого недоразумения тут нет – вероятнее всего, чукчи рассказывали о мысе Блоссом, юго-западной оконечности острова Врангеля, той самой точке острова, которая будет ближайшей к земле чаунских чукчей. Впрочем, наиболее логичным выглядит предположение, что именно так – К"ытрын – чукчи могли называть этот мыс.
Название народа храхаи, хряхи, упоминаемого рассмотренными выше источниками второй половины XVIII-первой половины XIX веков, ныне может быть объяснено без того, чтобы предполагать возможность таинственного исчезновения какого-то народа или чьей-то территориальной группы. Это название почти без сомнений объясняется из чукотского языка как а-к"ора-кы: "не имеющий оленей". Таким образом, чукотское наименование ак"оракыльын, множественное число ак"оракыльыт "не имеющие оленей, безоленные" может относиться к равной мере к к кому угодно: и к приморским чукчам, и к эскимосам, и к юкагирам. Тут уже ясно только одно – что это не те самые коряки, которые живут на севере Камчатки. Данная форма – практически случайно – является также и ключом к пониманию происхождения современного этнонима "коряки": именно так, согласно документам 40-х годов XVII века чукчи -оленеводы называли приморских охотников - береговых жителей.
О таинственных носителях "кирагульского" языка слышал в конце 60-х годов XIX века. Г.Майдель, посетивший в это время Чукотку . Его рассказ заслуживает того, чтобы привести его целиком: "Сами чукчи рассказывают, что они получают меха от кергаулов или икергаулов... но что последние добывают пушнину тоже не сами, а привозят ее издалека; чукчи однако тоже торгуют не непосредственно с кергаулами, но между ними существуют посредники. По уверению моего друга Пангао, чукчи едут в своих кожаных лодках около дня Петра и Павла на остров Илир, на котором живет народ, носящий название иммалинов, говорящий совершенно особым языком, не похожим ни на язык кергаулов, ни на язык айгванов, обитающих среди чукчей между устьем Анадыра и мысом Пээк. Иммалины одеваются в платья из птичьих шкур. На острове торговля ведется с иммалинами, которые таким образом являются простыми посредниками , но изредка случается торговать тут и с самими кергаулами. Пангао утверждал, что однажды он решился даже посетить кергаулов и предпринял поездку в места их жительства, но что такое путешествие не совсем безопасно, потому что это дикое, разбойничье племя. Они жили в бревенчатых домах (очевидно, в землянках, построенных из плавника – А.Б.) и ездили на собаках, оленей у них было очень мало и то только те, которых они выменивали у чукчей. Предметами торговли, на которые было больше всего спроса, являлись всегда оленьи шкуры, безусловно необходимые этому народу для одежды" [34]. Итак, из этого рассказа явствует, что кергаулы, говорящие на особом языке, живут по соседству с чукчами. На острове Илир, который посещают кергаулы, живут не менее экзотические жители – иммалины, язык которых не похож ни на чукотский, ни на "кергаульский" или "кирагульский".
Начать стоит, пожалуй, с таинственного острова Илир, название которого по-чукотски означает просто "остров", и с этнонима "айгваны": айванальыт – так чукчи и поныне называют эскимосов. Но значит ли это что кергаулы и иммалины – два загадочно исчезнувших народа? Дело в том, что иммалины из приведенного рассказа – это на самом деле без всяких сомнений те эскимосы, которые жили на островах Диомида (эскимосское название острова Ратманова – Имаклик) и говорили на особом диалекте эскимосского языка: этот диалект принадлежит к той же группе, что и диалекты эскимосов северной части Аляски, Канады и Гренландии (диалект из группы инупик). Судя по указанию Г. Майделя, этноним айваны или "айгваны" у чукчей в то время употреблялся по отношению к чаплинским эскимосам, жителям северо-западного побережья Берингова моря. Напрашивается практически безальтернативное утверждение, что загадочные кергаулы или икергаулы (последняя форма ближе к исходной формы в языке-источнике, а именно в чукотском языке) – это не кто иные, как науканские эскимосы, жившие до 1957 года на азиатском берегу в самой узкой части Берингова пролива (позднее они были расселены по разным поселкам Чукотского района Чукотского автономного округа). Язык науканских эскимосов и в самом деле не похож ни на язык чаплинских эскимосов-айванов, ни на язык эскимосов островов Диомида-имакликцев. Само же по себе название "кергаулы" или "икергаулы" (исключительно важно учитывать варианты экзотических названий, если таковые имеются!), является не чем иным, как чукотским словом йыкыргавыльыт "дыряворотые" – так чукчи называли эскимосов за несвойственный чукчам обычай носить лабретки – деревянные или костяные пластинки, которые вставлялись в специально проделываемые прорези на губах.
По сообщению священника А.Аргентова, который служил на Западной чукотке в середине XIX века, тех людей, которые покинули окрестности Чаунской губы и уплыли на неведомую землю, называли кавра-ремкит. Это бесспорно чукотское наименование дало повод В.А.Туголукову увидеть здесь записанное им лично в ходе этнографических экспедиций (а вообще-то хорошо известное всем, кто знаком с чукотским языком) чукотское название эвенов к"аарамкыт "оленные люди" [35]. Здесь, к сожалению, была допущена тройная ошибка. Во-первых, очевидно, что описываемый народ кавра-ремкит не имел ничего общего с эвенами, которых не было и нет в районе Чаунской губы до сих пор. Во-вторых, название какой-то этнической группы, которая вела подвижный образ жизни – каврарамкыт "возвращающийся народ" по-чукотски понятно почти без исправлений и вполне осмысленно. В-третьих, это название соотносится с чукотским же названием кочевых торговцев, ездящих к оленеводам Западной Чукотки со своими товарами – кавральыт. Кавральыт "взад и вперед ходящие" [36] – так по-чукотски называли в начале XX века торговцев, кочевавших с востока на запад вдоль побережья и обратно. Так же точно чукчи могли называть ранее и какие-то группы морских охотников, время от времени появлявшихся в западной части Арктического побережья Чукотки и уходивших опять на восток. В.В.Леонтьев говорит о том, что "Чаунские чукчи называли восточных чукчей словом кавральыт..., за то, что те совершали длительные торговые поездки, объезжая весь Чукотский полуостров" [37]. Можно быть абсолютно уверенным в том, что к эвенам эти люди не имели никакого отношения.
Таким образом, в имеющейся литературе до сих пор строятся гадательные предположения, какой именно народ мог плавать или уходить куда-то в направлении на северо-восток от Чаунской губы или на север от мыса Якан. В то же время во второстепенных этнографических источниках – записках путешественников и воспоминаниях людей, бывавших на острове Врангеля в XX веке, имеются прямые свидетельства того, что на острове имелись следы поселений приморских чукчей, причем, насколько можно судить, эти поселения относились как раз к интересующему нас времени, а именно к XVIII-XIX векам.
Врач Л.М.Старокадомский, участник гидрографической экспедиции 1910-1915 гг., писал: "Любопытно отметить, что много позднее (в 1937 г.) на о. Врангеля были найдены остатки древнего жилища, подобного тем, какие русские застали на Чукотке в XVIII веке. Таким образом, бесспорно установлено, что на о.Врангеля обитали люди. Кто были эти люди – остается неясным. Возможно, что некоторые основания имеет бытовавшее среди чукчей предание о переселении на остров в давние времена какой-то чукотской семьи. После ухода или смерти этих первых поселенцев остров затем надолго остался необитаемым" [38]. Кроме сообщения начальника зимовки на острове Врангеля А.И.Минеева [39], известного по другим источникам [40], о таких находках сообщали и другие люди, бывавшие на острове Врангеля. В частности, о жилищах на западном берегу острова Врангеля рассказывается в книге Л.В.Громова [41], на что позднее обратил внимание магаданский археолог Т.С.Теин, описавший в своей книге открытие неолитических археологических памятников на острове Врангеля [42] – тех стоянок, которые принадлежали последним на нашей планете охотникам на мамонтов.
Однако помимо этих сообщений о посещении чукчами этого острова, который и является "землей Китиген" и предметом всех рассмотренных выше сообщений, имеются и еще как минимум два источника информации о находках жилищ приморских чукчей на западном побережье острова Врангеля, которые до сих пор не привлекали внимания этнографов. Между тем они чрезвычайно интересны и важны даже в том случае, если выяснится, что все известные нам сообщения указывают на один и тот же реальный объект.
В книге известного полярного летчика, штурмана полярной авиации В.И.Аккуратова мы читаем: "Я вспомнил, как два года назад на мысе Блоссом видел руины каких-то странных построек, врытых в землю. Похожие на землянки, изнутри они были выложены плавником. В куче обгоревших костей моржа и медведя был обнаружен зубчатый костяной наконечник копья и тяжелая боевая палица из члена моржа. Значит, уже давно остров был обитаем. Потом что-то случилось: население вымерло или по каким-то причинам покинуло остров" [43]. Человек по имени Анакуль, рассказывавший штурману Аккуратову о столкновениях чукчей с онкилонами в конце 30-х годов, – вероятно, это Аналько, которого называет в числе новых первопоселенцев острова Врангеля Г.А.Ушаков в своей книге "Остров метелей" (Л., 1963). Аналько, как и другие первопоселенцы 20-х годов, осваивавшие остров Врангеля – эскимос, родом он из бухты Провидения. И для эскимосов вполне естественно полагать, что чукчи – оленные чукчи -чавчыват и онкилоны - береговые жители-морские охотники, те чукчи, которые называют себя ан"к"альыт – это два разных народа. Остается загадкой, как об этих событиях из истории Арктического побережья могли знать жители Бухты Провидения, но это уже другая история. В.А.Обручев, сделавший онкилонов героями своего романа "Земля Санникова", не слишком отступил от этнографической реальности: любая из реальных и легендарных земель возле восточного побережья Ледовитого Океана была в пределах досягаемости приморских чукчей, которые плавали во льдах на своих кожаных байдарах большими группами на довольно значительные расстояния.
Наконец, одно из самых поздних сообщений о старых чукотских поселениях на восточном берегу острова Врангеля – это дневники геолога и писателя Олега Куваева, работавшего на острове в начале 60-х годов в составе геофизической партии: "На острове Врангеля у мыса "омы обнаружены остатки древнего жилища и предметы домашнего обихода охотника. По словам живущих на Врангеле эскимосов, это жилье очень похоже на распространенный тип онкилонских землянок (т.е. землянок приморских чукчей – А.Б.) Кто знает, какие еще этнографические загадки таит в себе чукотская тундра..." [44].
Интерпретация этнонимов Арктического побережья Чукотки, употреблявшихся в документах XVII-начала ХIХ веков, позволяет сделать вывод, весьма значимый для характеристики этнической истории Западной Чукотки и Крайнего Северо-Востока в целом – этнический состав населения западной Чукотки на протяжении последних четырех столетий был достаточно однородным, и вся прилегающая к морскому побережью территория была заселена различными группами оленных и оседлых приморских чукчей. Отдельные группы приморских чукчей поддерживали контакты с эскимосами северо-восточной части Чукотского полуострова, островов Берингова пролива и Аляски. Вероятно, периодически какие-то группы приморских чукчей проживали на западном побережье острова Врангеля. Топонимический ландшафт Западной Чукотки оказывается достаточно однородным, он соотносится с чукотским языком и не обнаруживает иноязычных вкраплений, которые могли бы считаться признаками языка-субстрата. Юкагиры на Чаун-Чукотке оказываются довольно поздними пришельцами, и их присутствие почти не оставляет следов в топонимике этого региона.
Самое же интересное заключается в том, что наиболее ранние источники, сообщающие о неизвестных географических объектах или экзотических народах, как правило, являются достоверными – и только последующие поколения комментаторов и интерпретаторов превращают реальные реки и острова в легендарные, а вполне реальные этносы и территориальные группы вдруг исчезают неведомо куда под пером историков и этнографов. Как это ни кажется невероятным, но коренные жители Арктического побережья Чукотки – чукчи не только знали о существовании острова Врангеля, но и время от времени посещали его и строили на нем свои жилища. Только в наши дни, когда эти малонаселенные края осознаются как почти недоступные, а историческое время не вполне органично приведено в соответствие с временем географических открытий, многие реальные события начинают приобретать мифологический ореол.
Тема географических легенд и их реальной основы побуждает нас затронуть еще один интригующий сюжет – историю открытия Северо-западного прохода, или морского пути через Северный ледовитый океан вокруг Америки [45]. Считается, что первым судном, которое самостоятельно с экипажем прошло этим путем, была шхуна "Йоа" Руала Амундсена. Имеются сведения о том, что в 70-е годы XVIII века моряки встретили возле восточного берега Гренландии китобойное судно "Октавиус", которое с мертвым экипажем в течение 14 лет дрейфовало вдоль побережья вместе со льдами и было вынесено из моря Бофорта сквозь проливы Канадского Арктического архипелага в Атлантический океан. В литературе имеются данные о том, что сохранившиеся свидетельства о плавании отдельных испанских и английских кораблей через Северо-западный проход в XVI веке являются вымыслом. Однако на одной из английских карт XVI века Северо-западный проход изображен в виде сети извилистых каналов, лежащих на 75 градусе северной широты – точно там и точно таким, каким он является на самом деле. Второе обстоятельство, позволяющее более внимательно подходить к сообщениям о плавании по Северо-Западному проходу в XVI веке – то, что ледовая обстановка в Арктических морях в XV-XVI веках, по данным климатологов и зоологов, была гораздо более благоприятной, поскольку климат Арктики в этот период был более теплым, нежели в наши дни. Эти факты не были известны в эпоху становления исторической географии, и они дают некоторые основания серьезнее относиться к сообщениям о географических открытиях в Арктике и на Севере Америки. Затронутая проблема заставляет упомянуть и еще одну группу научно-мифологических сюжетов – сюжетов о пропавших экспедициях, кораблях и самолетах, исчезнувших в просторах океана, но они могут составить темы иных исследований.
ПРИМЕЧАНИЯ
Об авторе Бурыкин Алексей Алексеевич – Старший научный сотрудник отдела алтайских языков Института лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург), кандидат филологических наук. Вернуться назад |