Нашёл: NetGeo, Перевод: Глобальный Хуторок
Страна: США
Издание: The American Conservative
Автор: Пол Робинсон
Дата опубликования статьи: 28 марта 2012 года
Философия Путина
Парадоксальный "либеральный консерватизм" российского лидера, направленный на укрепление мощи государственной власти.
Предположим, что мы взяли учебник по американской истории и не нашли в нем никакого упоминания о Томасе Пейне, Бенджамине Франклине или Томасе Джефферсоне. Это в значительной степени та ситуация, с которой сталкивается любой западный исследователь, пытающийся понять современную Россию. В стандартных учебниках нет почти ничего, что бы могло рассказать о консервативных идеях, в настоящее время доминирующих на политической арене. Конечно, Советский Союз активно подавлял идеологов «правых» на протяжении большей части прошлого столетия, но даже теперь, когда чтение их книг более не расценивается для русских как преступление, Запад продолжает игнорировать их.
Для этого есть причина. Историки склонны целенаправленно фокусироваться на чем-то одном. Они подразумевают определенную конечную цель — «искомый результат» — и пытаются объяснить, как мы его достигли. Информация, которая не способствует этому объяснению, просто игнорируется. В случае с Россией «искомым результатом» в течение многих десятилетий был коммунизм. Все желали понять, что это было и почему оно смогло прийти к власти. Исследования русской интеллектуальной истории, поэтому вполне логично были сконцентрированы на развитии либеральной и социалистической мысли. Русский консерватизм, в отличие от этого, считали историческим тупиком и не достойным исследования.
В результате, в настоящее время западные комментаторы, испытывая недостаток в информации о консервативном наследии России, неспособны поместить современное российское правительство в рамки правильного интеллектуального контекста.
Исследователи Путина имеют тенденцию подчеркивать его КГБ-сткое прошлое и склонность к подавлению демократических свобод. Как выразилась убитая впоследствии журналистка Анна Политковская, «Дело в том, что Путин не смог выйти за пределы своего прошлого и отказаться от повадок подполковника КГБ СССР, он по-прежнему 'отбраковывает' свободолюбивых соотечественников; он по-прежнему, как и в начале своей карьеры, занят 'удушением свободы'». Для многих на Западе это - конец истории.
На самом деле, вопреки этому представлению, Путин вписывается в давнюю рсскую традицию "либерального консерватизма". Современный российский писатель А.В. Василенко подвел итог этой философской школы, написав, что “Сильное государство необходимо не вместо либеральной реформы, а для этой реформы. Без сильного государства либеральные реформы невозможны.” Это – основа того, что британский академик Ричард Саква называет “уникальный синтез либерализма и консерватизма”, воплощенный в правлении Путина.
Борис Чичерин (1828-1904) является, возможно, отцом-основателем данной идеологии. По словам историка Ричарда Пайпса, русский либерал “поддерживал Манчестерский либерализм и гражданские права, и, в то же самое время, поддерживал самодержавие”. “Русский либерал,” - писал Чичерин, - “выезжает на нескольких высоких словах: свобода, открытость, общественное мнение …, которые он интерпретирует как беспредельные. … Следовательно, он расценивает как продукты возмутительного деспотизма самые элементарные понятия, такие как законопослушность или необходимость полиции и бюрократии”. “Экстремальное увеличение свободы, являющееся неотъемлемой частью демократии”, - говорил он, - “неизбежно приводит к разрушению государственного организма. Чтобы противостоять этому, необходимо иметь сильную власть”.
Еще одной важной фигурой был философ Владимир Соловьев (1853-1900). Соловьев полагал, что христианская любовь, воплощенная в церкви, есть высшая политическая ценность, выраженная через политические и экономические меры, которые демонстрируют уважение достоинства и прав людей. Таким образом, поддерживая близкую связь между церковью и государством, Соловьев выступал против смертной казни и протестовал против официального антисемитизма. Он был тем, что может быть описано только как “либеральный теократ”.
Еще одним центральным персонажем в летописи русского либерального консерватизма был Пётр Струве (1870-1944). Первоначально марксист, Струве, автор первого Манифеста Русской Социал-Демократической Рабочей Партии (предшественницы коммунистической партии), в конечном счете отрёкся от марксизма и в изгнании в 1920-х стал видным сторонником старшего из выживших членов российской царской семьи. Ему удалось так замечательно трансформироваться, но при этом никогда не изменяя своим основным либеральным убеждениям.
Пожалуй, самой важной работой в ряду либерально-консервативных трудов является книга 1909 года под названием «Вехи» (Ориентиры), которую чиновник из российской администрации президента в 2009 году назвал “наша книга.” Она состоит из серии острых обвинений интеллигенции России видными либералами, такими как Пётр Струве, Николай Бердяев и Сергей Булгаков, которые были потрясены анархией революции 1905 года. «Вехи» утверждают, что интеллигенция абстрагировалась от русского народа, по-рабски копируя западные идеи и игнорируя русские идеи, и не испытывала ни малейшего уважения к закону. Авторы пришли к заключению, что основой власти несомненно должна быть сильная правовая система.
Сам Путин, по всей видимости, более всего восхищается двумя современниками авторов книги «Вехи»: Пётром Столыпиным (1862-1911), премьер-министром России с 1906 по 1911 год, и философом Иваном Ильиным (1883-1954).
Столыпин вступил в должность премьер-министра в разгар революции и не боялся использовать насилие в целях её подавления. Было повешено столько приверженцев радикальных взглядов, что петля стала известна как «галстук Столыпина». Но, в то же самое время, он ставил перед собой и обществом задачи по проведению либеральных реформ в социально-экономической сфере, их которых наиболее значимой была реформа по передаче крестьянам в собственность земли, с целью создания общества, основанного на частной собственности.
Путин возглавляет комитет по созданию памятника Столыпину в Москве. Он назвал Столыпина “истинным патриотом и мудрым политическим деятелем”, который, «понимал опасность как разного рода радикализма, так и «стояния на месте, отказа от преобразований и необходимых реформ». «Он считал, что государство и общество не могут быть отгорожены друг от друга. Государство в виде власти и общество в виде общественных институтов должны быть объединены общей ответственностью за страну», – сказал Путин, добавив, что если это было необходимо в интересах государства, Столыпин всегда занимал бескомпромиссную и жесткую позицию. Как отметил один комментатор, “Путин, возможно, говорил о себе”.
Что касается Ильина, то он начал свою интеллектуальную карьеру как ученик Гегеля. Изгнанный Лениным из Советского Союза в 1922 году, он переехал в Берлин. Полтора десятилетия спустя, уволенный с работы из-за отказа преподавать в соответствии с нацистскими предписаниями, он сбежал также и из Германии , прожив оставшуюся часть жизни в Швейцарии.
Путин регулярно цитирует Ильина в своих трудах и выступлениях. В 2005 году он сыграл не последнюю роль в возвращении тела Ильина в Россию и перезахоронении его в Москве с большой помпой. Позже он лично оплатил новое надгробие на могиле Ильина.
Так же, как и Столыпин, и авторы книги «Вехи», Ильин полагал, что источник проблем России - в недостаточно развитом «правосознании». Учитывая это, демократия для нее - неподходящая форма правления. Он писал, что “глава государства должен быть органом единого воленаправления” Россия нуждается в “объединенной и сильной государственной власти, диктующей условия в пределах своих полномочий”. В то же самое время должны быть ясные пределы этим полномочиям. У правителя должна быть общественная поддержка; органы государства должны быть ответственными и подотчётными; должен быть сохранен принцип законности, и все люди должны быть равными в соответствии с законом. Свобода совести, речи и собрания должна быть гарантирована. Частная собственность должна быть священной. Ильин полагал, что государство должно быть главенствующим в тех областях, в которых оно компетентно, но должно оставаться полностью вне тех областей, которые не имеют к нему никакого отношения, таких как личная жизнь и религия. Тоталитаризм, по его словам, был "безбожным".
Реальность России при Путине вполне соответствует этой либерально-консервативной модели. Например, Путин, как и Столыпин, предпринял серьезные усилия, чтобы защитить права собственности, а также чтобы снять ограничения в экономике. В январе Путин написал, что “двигателем прогресса должна быть и будет инициатива людей. Мы, безусловно, проиграем, если будем полагаться исключительно на решения чиновников и ограниченное число крупных инвесторов и государственных корпораций. … Рост России в ближайшие несколько лет - это расширение свобод для каждого из нас”. Путин и Дмитрий Медведев вводили в правительство целый ряд министров финансов либеральных взглядов, которые работали над уменьшением регулирования и давления на малый бизнес. Прогресс не всегда был однороден, но вполне реален, что нашло своё отражение в недавнем приеме России в ВТО. Западные наблюдатели склонны упускать этот факт и концентрироваться на негативе, таком как недавние меры, предпринятые, чтобы привести ключевых игроков в энергетическом секторе обратно под государственный контроль.
Как настоящий либеральный консерватор, Путин придает особое значение тому, что он называет “диктатура закона”. Западные комментаторы осудили продолжающиеся нарушения в судебных процессах. Однако, как отмечает Уильям Патлетт из Брукингского института, “Путин обратил гораздо больше внимания на правовую реформу, чем его предшественник … достигнув значительных успехов на пути к обновлению противоречивой российской правовой системы. … Кроме того, он был удивительно открыт для применения норм из Европейской конвенции по правам человека в российских судах”.
В соответствии с путинской доктриной “суверенной демократии”, полномочия государства ограничены; оно не стремится управлять каждым аспектом жизни, и, безусловно, расценивает свободу как ключевой момент для социально-экономического прогресса. Но там, где роль государства действительно важна, оно должно иметь безоговорочную власть, чтобы быть государством суверенным, мощным, единым и свободным от влияния иностранных держав. В глазах западных критиков шаги Путина к урезанию полномочий губернаторов во время его первого срока правления были прямой атакой на демократию. Но для Путина это было важным шагом к ликвидации практики неповиновения регионов федеральным законам и восстановлению "правового единства" в стране.
Либеральный консерватизм также лежит в основе отношения Путина к гражданскому обществу. Джеймс Рихтер из Бейтс Колледжа комментирует, что “администрация Путина было намного более последовательным защитником гражданского общества, чем Кремль при Ельцине, хотя она и постаралось заточить эту концепцию под свои собственные цели.” В 2004 году российское правительство основало “общественные палаты” на всех уровнях правительства, разработанные, чтобы служить площадкой для дискуссий, благодаря которым могут сотрудничать общественные организации и государственные органы. Участники получили щедрое государственное финансирование. Однако, в то же самое время, из-за того, что общественные палаты призваны содействовать сотрудничеству между гражданским обществом и государством, а не бросать ему вызов, некоторые на Западе сомневаются в их ценности.
Российские либеральные консерваторы никогда не были демократами в их западном понимании, и не удивительно, что многие здесь не воспринимают их идеологию. Ричард Пайпс полагает, что философия Чичерина “была абстрактной и нереалистичной доктриной”. Идея, что сильное государство “может уважать гражданские права, была явно донкихотской”. Точно так же, точка зрения Ильина об ограниченной, основанной на законе, но ответственной диктатуры, кажется наивно непрактичной.
Но важно тут не то, является ли либеральный консерватизм правильным выбором для России. Скорее проблема в том, что мы на Западе не признаем эту идеологию в том виде, в котором она есть в России. У Путина есть ясное видение сильного, централизованного, основанного на законе государства, с определенными и четко ограниченными компетенциями, совместимыми с родным русским менталитетом. Наши отношения с Россией изменились бы в лучшую сторону, если б мы признали и научились сосуществовать с этой реальностью, вместо того, чтобы ваять неуместные карикатуры про полицейское государство.
Paul Robinson – профессор в Аспирантуре общественных и международных отношений при университете Оттавы и автор многочисленных работ по российской и советской истории.
Оригинал статьи