Почему мы, граждане, добровольно соглашаемся на контроль?

   Каким все-таки дальновидным человеком был этот Эрик Блэр, больше известный под своим литературным псевдонимом Джордж Оруэлл! Блэр постиг суть тоталитарных режимов до того, как это слово вошло в обиход ученых-историков. Он предсказал антагонизм сверхдержав и начало холодной войны в 1943 году, когда Сталин, Черчилль и Рузвельт еще сидели за столом переговоров в Тегеране.

   Через пару лет после Второй мировой войны он опубликовал свой знаменитый роман "1984". Будущее, каким оно виделось Оруэллу, его пугало. Он нарисовал исчерпывающую картину диктатуры страха в самом сердце Европы, которая могла стать усовершенствованной модификацией идеологий и методов Сталина и Гитлера. Однопартийную систему во главе с Большим Братом. "Новояз", цель которого полностью извратить значения слов. Ликвидацию частной жизни. Тотальный контроль. Перевоспитание и промывку мозгов населения. Всемогущую тайную полицию, призванную душить в зародыше любые проявления оппозиционных настроений, - с пытками, лагерями, физическим устранением.

   К счастью для Оруэлла и для нас, его предсказание - по крайней мере, в нашей части земного шара - оказалось во многом ошибочным. Но писатель не мог даже помыслить, что некоторые из целей - прежде всего тотальный контроль над гражданами - будут достигнуты ненасильственным путем. Что для этого не потребуется диктатура. Что все это возможно и в рамках демократической системы - гражданскими, чтобы не сказать пацифистскими, средствами.

   Между тем еще четыре века назад один молодой француз в своем трактате "Рассуждения о добровольном рабстве" размышлял над тем, как такое возможно. Этьен де ла Боэси клеймил позором современный ему абсолютизм, но этим не ограничивался. Прежде всего он взывал к совести тех, кто шел на сотрудничество с тиранами. Сами народы, считал он, позволяют себя угнетать и угнетают самих себя. Если бы люди покончили с услужением, то обрели бы свободу. Народ сам подчиняет себя, сам соглашается на свою жалкую участь, даже стремится к ней. Дескать, ни одна птица так скоро не садится на прут птицелова и ни одна рыба так скоро не ловится на крючок с червяком, как народ покупается на посулы рабства - стоит только людям почувствовать вкус удил, обмазанных медом.

   Абсолютных монархов, против которых восставал Этьен де ла Боэси, уже давно нет. И над нами господствует не Большой Брат, как у Оруэлла, а скорее система, описанная Максом Вебером в 20-е годы прошлого века:

   "Бюрократическая организация с ее специализацией труда, требующего подготовки, с разграничением компетенций, инструкциями, регламентами, иерархическими отношениями подчинения в союзе с мертвой государственной машиной создает скорлупу для той неволи в будущем, с которой однажды людям, как некогда древнеегипетским феллахам, придется смириться, если последней и единственной ценностью, определяющей способ ведения их дел, останется хорошее в техническом отношении (читай: рациональное) чиновничье управление и жизнеобеспечение. Ведь с этой задачей бюрократия справляется не в пример лучше, чем любая другая форма господства".

   Вебер называл такую скорлупу "твердой как сталь", но при всей своей прозорливости просчитался. Темница трансформировалась в сравнительно комфортабельную обитель, больше напоминающую просторную эластичную резиновую камеру. Наши надсмотрщики носят обувь на мягких подошвах. Своих важнейших стратегических целей - сплошного контроля и упразднения частной сферы - они достигают без лишнего шума. Дубинка используется только в качестве крайней меры. Эти люди предпочитают анонимность, форменной одежде - костюмы, казармам - офисы с кондиционерами, представляются менеджерами и комиссарами. В своей работе они проявляют максимум гуманности. "Заключенным" гарантирована безопасность, о них заботятся, им обеспечивают комфорт, дают возможность наслаждаться потреблением. В результате надсмотрщики могут рассчитывать на молчаливое согласие населения и на то, что их подопечные будут усердно давить на незримую кнопку с надписью "Мне нравится".

   Анахронизмом отдает сегодня и другое изыскание Вебера: его искренняя вера в потенциал и деятельную силу государства. И дело не только в том, что глобальные финансовые рынки практически направляют правительства в нужную сторону. Ни Берлин, ни Брюссель, ни Вашингтон не в состоянии собственными силами установить полный контроль над населением. Их чиновники для этого слишком беспомощны и нерасторопны. К тому же они недостаточно хорошо разбираются в современной технике. Как следствие, власти вынуждены сотрудничать с экономикой, читай: с глобальными концернами ИТ-индустрии. Попытка взять в кольцо гражданскую свободу может обернуться впечатляющими успехами лишь при условии, что обе стороны - и правительства, и компании наподобие Google, Microsoft, Apple, Amazon и Facebook - будут действовать рука об руку. Понятно, что в столь хрупком союзе политическим инстанциям уготована роль младшего партнера. Ведь только концерны обладают необходимым ноу-хау, капиталом и персоналом: экспертами по информатике, инженерами, разработчиками программного обеспечения, хакерами, математиками и криптографами.

   О технических средствах, имеющихся у них, гестапо, КГБ и "штази" в XX веке не могли и мечтать: вездесущие камеры наблюдения, автоматизированный мониторинг звонков и электронной почты, спутниковые снимки высокого разрешения, детализированная информация о передвижении, биометрические системы распознавания лиц, причем все программы управляются чудесными алгоритмами и сохраняют информацию в базах данных неограниченного объема.

   Последняя попытка дать отпор не в меру ретивым немецким ведомствам и концернам имела место так давно, что о ней уже почти позабыли. В 1983 году, за год до времени действия романа Оруэлла, сравнительно безобидная перепись населения ФРГ вызвала настоящий переполох. Многие граждане обратились тогда в Конституционный суд с иском, который был удовлетворен. Соответствующую инициативу правительства судьи в Карлсруэ признали неконституционной и даже пополнили перечень основных прав человека правом на "информационное самоопределение", направленным на защиту личности. Сегодня такое судебное решение кажется наивным. И впоследствии на него никто не обращал внимания. В кибервойне против населения сотрудники Федерального ведомства по защите личных данных уже давно признали свое полное поражение.

   Джордж Оруэлл оказался прав в части, касающейся современных языковых норм. Описанный им "новояз" стал официальным социолектом. Так называемые службы недолюбливают Конституцию. Провести различие между ними и компьютерными преступниками непросто. Новая амбулаторная карта пациента в действительности есть не что иное, как электронная медицинская карта, получить доступ к которой любому хакеру не составит труда, а социальные сети пользуются эксгибиционистскими наклонностями своих пользователей, чтобы нещадно эксплуатировать их.

   Последний бастион частной сферы, который для них как кость в горле, представляют собой наличные деньги. Неудивительно, что государство рука об руку с концернами целенаправленно стремится к их упразднению. Этой цели служат кредитные и дисконтные карты, получающие все большее распространение. Уже в ближайшее время должно появиться новое поколение платежных систем на основе микрочипов и связи по радиоканалу. Цель очевидна: нужно установить максимальный контроль над всеми финансовыми транзакциями. В ее достижении одинаково заинтересованы налоговики, социальные сети, отрасли онлайн-торговли, кредитования и рекламы, а также полицейские. Попутно стоит задача искоренить напоминания о материальной природе денег, разжаловать презренный металл до статуса записей в базе данных, с которыми можно делать все, что угодно.

   Для полноты картины стоит рассмотреть и второстепенный театр военных действий - издательское дело и связанную с ним попытку упразднить авторские права. Последние являют собой сравнительно недавнее достижение: вплоть до XIX века книги оставались привилегией избранных. Когда же романы стали массовой индустрией, оказалось, что литературная деятельность может приносить солидный доход. Авторам начали выплачивать гонорары с тиражей и переводов на другие языки. Увы, их радость была недолгой. Книгопечатание, все чаще именуемое английским словом "принт", ключевые концерны считают направлением, не имеющим будущего. И потому копирайт под ликующие возгласы цифровых авангардистов провозглашают помехой. Тем более что довольным пиратам идея платить за то, что в ИТ-отрасли именуют контентом, кажется абсурдом. Тем, кто до сих пор считался субъектом авторского права, в будущем придется трудиться бесплатно. Зато "твитить", "чатить" и "блогить" они смогут сколько душе угодно.

   Похоже, никого не смущает, что "период полураспада" имеющейся техники, соответствующий бизнес-циклу ИТ-концернов, составляет от 3 до 5 лет. Если текст на пергаменте или на бескислотной бумаге можно без проблем разобрать через пятьсот и даже через тысячу лет, то электронные носители приходится то и дело заменять новыми, иначе через 10-20 лет выяснится, что они не читаются. Разумеется, все это только на руку их изобретателям.

   Идея покончить с книгопечатанием не то чтобы новая - она была анонсирована довольно давно. Рэй Брэдбери в своем бестселлере "451 градус по Фаренгейту" еще в 1953 году довел ее до логического завершения. В романе-антиутопии владение книгой приравнено к уголовному преступлению. Картинки будущего, каким его видит великий пессимист, принимают гротескные формы. Однако попытки опровергнуть эти предсказания лишь подкрепляют их. Это в равной мере относится и к Брэдбери, и к Оруэллу, и к Максу Веберу.

   После столь мрачного прогноза неизбежным, как "аминь" в конце церковной молитвы, звучит вопрос: а где позитив? Ответить на него не составляет труда. До сих пор все, что приводит к нашему добровольному рабству, совершенно не связано с кровопролитием - и это отрадно. "Пережитки прошлого" ни в коем случае не ликвидируются - в отличие от подхода, в свое время избранного Лениным в России. Причина этому очевидна: толерантность наших надсмотрщиков основывается на простом расчете. Затраты на выискивание последних упрямцев бесконечно растут по мере приближения к идеалу. Поэтому 95-процентный контроль их устраивает. "Устранять" незначительное меньшинство, твердо стоящее на своем, которое не желает верить посулам цифрового века разве что из упрямства, попросту слишком дорого. 5% - это как-никак свыше 4 млн человек. Так что никакой паники! В будущем каждый, кто не в силах отказаться от привычного образа жизни, тоже может относительно бесконтрольно, беззаботно и в аналоговом режиме есть и пить, любить и ненавидеть, спать и читать.

Перевод: "Профиль"